— Я слышал, что даже при страданиях человек что-то получает. И если бы не получал, то давно бы уже перестал страдать. Что ты думаешь про эту концепцию? И насколько с ней согласен?
— В целом – согласен. Только важно учесть, что когда мы говорим о «бонусах», это не обязательно значит, что у человека при этом «радости полные штаны». Человек, страдая, действительно может испытывать очень горькие, тяжелые эмоции. И если ему сказать про «бонусы», которые он получает, то он оскорбится очень сильно. Если ему вообще сил в этом случае хватит на то, чтобы оскорбиться, да. Но если посмотреть глубже, на суть наших психических процессов, то теория про «бонусы страдания» имеет под собой более общий смысл: все процессы в нашей психике увязаны друг с другом, и эти процессы взаимоподдерживают друг друга. Поэтому если какой-то из процессов сейчас запущен и идет, значит, он сейчас зачем-то нам нужен: именно он и именно такой. Другое дело, что он может быть совсем не оптимальным, это правда. Но лучшего варианта у нас сейчас под рукой нет.
— А можем на примерах, чтобы еще понятнее стало?
— Да, конечно. Давай начнем с самых очевидных, когда страдание оказывается вот прям явно выгодным.
Бывает так, что, допустим, человек накосячил. И ему нужно за эти косяки отвечать. Но если он будет в этом случае в очень бодром состоянии и хорошем расположении духа, есть вероятность (особенно в нашей, российской культуре), что на него «свалят» всё что только можно. Потому что «раз ты такой счастливый и бодрячком, то вот и давай, расплачивайся и за себя, и за того парня». Как ты понимаешь, дураков нет, и если легче всего соскочить с ответственности, став страдальцем – человек таким станет. Ну, либо изобразит, либо правда станет, чтобы поверили наверняка. И тогда реакция в стиле «дяденька, прости засранца, мне так плохо» приносит явные, очень конкретные бонусы: если ты ошибся и при этом страдаешь, если тебе при этом плохо – тогда с тебя и взятки гладки. Типа, «ну, ладно, не убивайся ты так, давай мы сейчас что-то придумаем, чтобы ты уж не страдал так сильно».
Такой паттерн страдальческого поведения, кстати, порой прививается человеку прямо в рамках семейного воспитания. Допустим, родители, когда ребенок был в хорошем настроении, бодр и весел, нагружали его дополнительными домашними делами и драли с него три шкуры за оценки. А когда ребенок был болен, в плохом настроении или еще с ним какая беда приключалась, то родители сразу же становились мягкими, принимающими и делали ребенку поблажки. Что поймет ребенок? – Правильно: лучше быть страдающим и несчастным, потому что так внимания больше и отношение к тебе лучше. Дураков, опять же, нет :) И мы в этом случае на выходе получаем «профессионального страдальца», который, отработав этот шаблон до уровня «вшитой привычки», идет по жизни дальше, пытаясь получить как можно больше ништяков именно через предъявление миру и людям вокруг своих страданий.
Другое дело, что порой окружение меняется и оказывается вдруг другим, не поддерживающим страдальцев. И тогда у человека-страдальца может случится «личностный переворот»: он, поняв, что не везде его страдание работает как аргумент, может добавить себе в копилку другие шаблоны поведения (например, стиль жизни благополучного человека, который легко решает жизненные вопросы). И тогда гибкость личности этого человека повышается. Но, надо признать, не всем так везет с «просветлением», и чаще всего человек-страдалец ищет себе в окружение тех людей, тех друзей и знакомых, которые играют в его игру «за страдание тебе воздастся», и игра продолжается уже с поддержкой единомышленников, которые либо спасают страдальца, либо сами создают поводы пострадать вместе.
— Мда, круговая порука.
— Можно и так сказать, да. Кстати, из такой «сказки» очень сложно выбраться, потому что срабатывает другой охранный механизм личности: механизм собственной правоты. То есть если я вижу, что кто-то живет без страданий и при этом кажется, что жизнь его вполне благополучна и бонусы тоже есть, я могу просто махнуть рукой и подумать «а, наверное, показалось, или он врёт, или наворовал себе всего, а сам, небось, по головам идёт: словом, не верю!». А вера в свою сказку – это очень сильная штука: если уж человек во что-то верит, аргументы и доказательства обязательно найдет.
— Да уж. Самая настоящая «Матрица» :) Подскажи, а есть какие-то менее явные примеры бонусов? То есть такие случаи, когда никаких благ человек вроде бы не получает, но при этом все равно погружается в страдания снова и снова?
— Да, конечно. И тот самый механизм «я прав» здесь играет ведущую роль.
Дело в том, что одно из важнейших для всех нас ощущений – это ощущение собственной адекватности. То есть это такое ощущение, представление, когда я считаю, что все мои действия разумны и картина мира, которая у меня в голове, вполне правдива и согласуется с «реальной реальностью». Если бы у нас такого ощущения не было, то мы бы очень быстро «поехали кукухой», потому что когда человек начинает буквально во всем в себе и своих мыслях, действиях сомневаться, то он теряет самую основу себя, основу внутренней ориентировки в жизни и в принятии самостоятельных решений. Но вот как раз это стремление к ощущению собственной правоты может оказаться очень сильным фактором «неизлечимого страдания».
Давай приведу яркий пример, чтобы было нагляднее. Представим, что какой-то человек потерял свою любимую. В смысле, любимой не стало, она умерла, ушла из жизни. А он помнит, чувствует, что любимая для него была самым важным, самым ценным человеком в жизни. И жили они вместе долго и счастливо, пока не случилась вот эта потеря. Сама по себе потеря любимого человека, с которым вы в прямом смысле слова срослись душой и телом, это очень тяжелое переживание. Психика на такую потерю реагирует не слабее, чем на потерю части тела, а то и ещё острее. И вот человек страдает. Очень страдает. Но тут, представь, этому человеку некий психолог предлагает надежные методики по уменьшению и даже избавлению от этого страдания. Психолог объясняет, что само ощущение потери и боли от этой потери связано не с самим человеком, а с нашими мыслями об этом человеке, с нашими планами на него, с нашими привычками совместной жизни (что по сути своей тоже лишь картинки в ощущения в нас самих, а значит, с ними можно работать). Но страдающий человек, слушая психолога и даже, быть может, логически понимая и соглашаясь, вдруг натыкается на сильнейшее внутреннее сопротивление тому, чтобы эти знания и конкретные методики применить. В какой-то момент он может даже разозлиться на психолога, потому что тот предлагает «святотатство»: он предлагает взять и проработать «святую связь с любимой», которая для человека важнее и ценнее, чем собственное спокойное или даже радостное состояние. То есть, представляя, что он сейчас проработает потерю и перестанет страдать по безвременно ушедшей любимой, он тут же думает, что это сродни предательству: дескать, что же я, сейчас забуду любимую, будто её в моей жизни и не было, и буду жить спокойно, будто я её никогда не любил?
И, как ты понимаешь, здесь перед самим человеком и перед психологом, который ему помогает, встает более масштабная задача: справиться не только с самим страданием и травмирующей человека ситуацией, а еще и с теми частями мировоззрения человека, которые увязаны с запуском этого страдания и с удержанием его в целях «сохранения правоты картины мира». Ведь тут человек, страдая (и, причём, очень сильно страдая, вплоть до явного ухудшения здоровья и даже мыслей о суициде), тем не менее, сам того не желая, хочет воспроизводить внутри это страдание, потому что в рамках собственной картины мира считает это логичным, правильным и справедливым. А поддержание такой «внутренней справедливости» — это, как ни странно, основа самосохранения нашей психики, для которой «быть правой» важно так же, как быть счастливой. А порой, как мы видим, даже важнее.
— Хм. Да, интересная получается картинка. И что же делать?
— Я всегда рекомендую предельно внимательно относиться к тем ситуациям, когда мы не просто почувствовали себя плохо и разрулили это, а когда мы глубоко, длительно, упорно страдаем, и это уже затягивается, начиная напоминать затяжную нисходящую эмоциональную воронку или постоянно ноющую рану. Когда вроде бы и шаги для прекращения этих страданий предприняли, а оно всё равно возвращается. И здесь важно задаться вопросом: «А какую роль играет это страдание в моей внутренней и внешней жизни? И если я вдруг по мановению волшебной палочки сейчас страдать по этому поводу и в этой ситуации перестану – что произойдет?». И очень часто, представляя исчезновение страдания, человек вдруг понимает, где, в каком месте (картины мира или жизни) он ощутит «пустоту» или «нестыковку». И тогда может случится инсайт: «ба, так вот же для чего мне нужно это страдание, вот почему я не могу заменить его на более спокойное или радостное состояние!». И дальше – работать со страданием становится легче: хоть самостоятельно, хоть с психологом.