С тем, что мама (а также папа и прочие взрослые) — самый обыкновенный человек, который может испытывать весь спектр эмоций, готовы согласиться довольно многие. Мамам даже сталти разрешены после запрета в несколько лет так называемые негативные эмоции. В том числе злость.
Вообще, про злость очень интересно.
К примеру, в советское и ранее постсоветское время злиться на ребёнка было нормально и естественно. Ребёнка можно было назвать наказанием, паршивцем, треплющим родительские нервы, нормальными были сравнения «у всех дети, как дети, не то, что ты». И это с самого раннего возраста.
Когда маленький человек достигал подросткового возраста, а то и раньше, нормальным было грозиться убить за любую провинность.
В какой-то момент всё изменилось. Оказалось, что любой негатив в адрес ребёнка может обернуться травмой на всю жизнь. Эту информацию взрослые примеряли прежде всего на себя, вспоминая собственные травмы. Отсюда возник запрет не только на действия, но и на эмоции. То есть нельзя не только бить или даже кричать, но и злиться молча. Вообще, никакие эмоции матери, кроме радости и бесконечного счастья оказались недопустимы. Нельзя.
Мне это видится естественным эффектом маятника. Сначала он был отклонён очень сильно в сторону, где дети бесправны, а родители могут даже убить, а потом, когда маятник в этой части разблокировали, он полным ходом отшатнулся в сторону другой крайности, где уже родители не имеют никаких прав, и непонятно, как ставить детям границы во имя их же безопасности. В ответ на детоцентризм пошла критика. Оказалось, что мама — тоже человек, что не только взрослые должны подстраиваться под детей, а и наоборот. Подавалось это часто в жёсткой форме, потому маятник снова уходил в противоположную сторону, но размах становится всё меньше.
И вот уже мамам можно уставать, можно не любить материнство, можно испытывать негатив, в том числе и злиться на детей.
Мне хочется сегодня написать про злость. Про злость матери, направленную на ребёнка. Потому что сейчас злость, вроде бы, уже разрешена. Но не вся.
«Мой сын родился раньше срока. Роды были болезненными. Было много акушерского насилия. Никогда ещё моё тело так не страдало, как в родах. Прошло пять лет, а у меня всё ещё остались проблемы со здоровьем, приобретённые в родах. Я очень злюсь за это на сына. До сих пор».
«Первый ребёнок появился на свет в результате незапланированной беременности. Я была в отношениях с настоящим садистом. Если бы не рождение сына, я бы ушла раньше, не терпела бы несколько лет. Я очень злюсь на сына за годы жизни в настоящем аду».
«Моя дочь была желанным ребёнком. Но мне было всего двадцать, и я слишком мало знала о материнстве. По правде говоря, совсем ничего не знала. Казалось, в декрете и после я быстро вернусь в форму, подготовлюсь к просмотру и смогу сделать карьеру в профессии мечты. Но всё пошло не так. Сейчас у меня неплохая работа, но мечту пришлось похоронить. Я злюсь на дочь из-за этого».
«Четвёртый ребёнок появился на свет внезапно. Я собиралась уйти от мужа, переехать в другую страну, начать новую жизнь. Старшие дети выросли. Наконец, можно было начать жить так, как хочется. Я даже не сразу поняла, что беременна. Видимо, настолько не хотела верить в это, что не замечала очевидных признаков. Надежды на новую жизнь рухнули. Пришлось остаться с мужем. Он, вообще, хороший, просто мы слишком уже далеки друг от друга. О переезде пришлось забыть. Найти хорошую работу в моём возрасте с постоянно болеющим дошкольником на руках практически невозможно. Да, мы не бедствием. И в целом мне многие могли бы позавидовать. Но как же я злюсь на этого ребёнка. Если бы не он, у меня была бы совсем другая жизнь».
«Третья дочь оказалась не такой, как её сёстры. И не такой, как все. В общем, всё не так страшно, конечно. Просто она такая... До её появления на свет я казалась себе идеальной матерью. Может, не идеальной, но очень хорошей. Потому и решилась на ещё одного ребёнка. И с ней всё пошло не так. С самого начала беременности. Никогда прежде я так не разочаровывалась в себе. Никогда мне не было так тяжело с ребёнком. Она требует колоссальных вложений. И всё это, чтобы быть хоть немного похожей на обычных детей. Как же я на неё злюсь».
Как вам такие откровения? Что вы чувствуете, читая их?
Кто-то сочтёт все эти истории нормальными, а злость матерей естественной. Но найдутся и те, кто осудит, кто посчитает такое недопустимым.
«Как можно залиться на ребёнка, если он не виноват? Ребёнок же не просил его рожать. Это решение женщины. Значит, злиться нужно только на себя», — что-то такое зазвучит в некоторых головах.
Но в том-то и загвоздка, что мы не можем контролировать чувства и эмоции. Они просто возникают.
Это как с органами чувств. Ты не можешь силой мысли сделать так, чтобы кислый лимон ощущался на языке солёным. Точно так же ты не можешь не испытывать, например, злость.
И злость на другого вовсе не обязательно подразумевает наличие у этого другого вины перед тобой. Мы можем злиться на дождь, спутавший все планы, на неудобные туфли, которые сами же выбирали, на человека, который купил дом твоей мечты.
Ребёнок, появляясь на свет, вторгается в границы нашего, привычного прежде, мира. Это вполне может вызывать в том числе и злость.
Эту злость можно проживать, проговаривая, посмеиваясь над мемами про детей и родителей, сублимируя, разделяя с другими... Если эту злость себе запретить, к примеру, потому, что хорошая мать не злится на ребёнка без повода, или из-за того, что трудно выносить амбивалентнве чувства к ребёнку, она, эта злость, никуда не исчезнет. Она останется. И она будет искать выход. Самым удобным выходом будет поиск ситуаций, когда ребёнок формально виноват в чём-то. К примеру, разбил вазу, побежал под машину, получил двойку. Не будь у тебя внутри огромного количества злости, ты бы и наплевала на ту вазу. Или позлилась бы чуток так, что ребёнок и не узнал бы. Но внутри очень много злости, которая ищет выход. Она прольётся, найдя момент, когда злиться разрешено.
Впрочем, некоторые умеют запереть злость очень надёжно. Тогда она будет съедать изнутри. Прорываться наружу она будет, маскируясь под страх, например. Или под тревогу за ребёнка.
К примеру, подросток опаздывает. Обещал явиться в семь, и вот уже полночь, а его нет. Тут бы в том числе позлиться. Потому что нарушил же границы, игнорирует договорённости. Но злиться нельзя. И тогда злость, всё равно, проявляется. Но, например, под видом тревоги. Тревога — это, вообще, очень специфическое чувство, под которым можно раскопать множество чувств, с которыми встречаться не хочется.
Злиться на ребёнка можно. Даже там, где он очевидно не виноват. И злость, она же не про насилие. Мы не выбираем, что чувствовать, но всегда можем выбрать, как действовать.
