У женщины мать есть. И ей под девяносто. Старушка энергичная, бойкая. И здоровье для ее возраста хорошее. Конечно, на улице редко бывает. Дома в основном.
А женщине шестьдесят. И она тоже бойкая и энергичная – в маму.
Она постоянно в движении. Дочке помогает, с внучкой гуляет, а еще подрабатывает где-то. Недолго, часа два или три.
У них с мамой споры. Они ни в чем не соглашаются. Мнения не совпадают. Старенькая мама полагает, что ее дочери хватит работать. Потому что всех денег не заработаешь. Сколько можно? А дочь относится к таким советам и даже требованиям как к вмешательству в свою жизнь. Она говорит, что не маленькая, а почти старенькая. Поэтому сама знает, что ей делать.
У мамы иная позиция. Она, дочь, должна приходить чаще. Не два раза в неделю, а четыре. Ведь старость нуждается в утешении. Покупать провизию – маловато. Дочь должна приходить утром и уходить вечером. Должна и обязана. А работу – оставить. Отсюда и споры.
Старенькую маму трудно урезонить. Даже невозможно. Чтобы держать ее в узде, нужно быть строгой. Очень строгой. Например, разойдется старушка, наговорит обидных вещей. И замолчит. Отвечать ей тем же тоном нельзя. Ни в коем случае. Ей следует сказать: «Моя дочь, а твоя внучка, вздумала переехать в Краснодар. Нашла деньги, чтобы там квартиру купить. Здесь продает, добавляет, там покупает. И я за ней. В Краснодар. А к тебе соцслужба приходить будет».
Старушка пугается и замолкает.
Проходит время. И все заново. Только она разворчится по поводу работы или еще чего-нибудь, как дочь скажет: «Должна я работать. Вот перееду в Краснодар, на что новую мебель покупать буду»?
Мать и успокоится.
Дочь полагает, что мама у нее уж больно капризная. Всегда чем-нибудь да недовольна. Ей иногда кажется, например, что от нее что-то скрывают. Наверное, у внучки муж пьет. И от нее, от бабушки, скрывают. Или дочь сегодня пришла в дурном настроении. Скрывает что-то. И начинает приставать с расспросами. И заявит категорично: «Садись и всю правду рассказывай». Что рассказывать? И ссора тут как тут.
Как капризы унять? Нейтрализовать? Только Краснодаром. Тогда мама делается уступчивой. Прямо, как шелковая.
Конечно, с ней сложно. Она может обидеться по любому пустяку. Или слово не то, или интонация. Она тогда замолчит, губки подожмет и ни с кем не разговаривает. Ей кажется, что ее смертельно оскорбили. Попросишь прощения, в сущности, ни за что, и услышишь: «Могла бы и иначе сказать. Я тебя на ноги поднимала. Недоедала. Недосыпала. Не отдыхала. И вот – дождалась на старости лет». И снова замолчит.
Каждый день ходить тоже нельзя. Тогда пожилой человек расслабляется. Он теряет способность управлять своим настроением. Будет надеяться: придут и тучи разведут руками. Или приберут. Или утешат. А когда один – то мобилизуешься. Собираешь нравственные и физические силы. Значит, живешь.
Так и было. Три или четыре дня хорошие и милые отношения. И три или четыре дня война, обиды, упреки и слезы: «Я ночей недосыпала, куска недоедала, и вот – на старости лет – родной дочери не нужна». Примерно так.
Как-то дочь в очередной раз решила маму дорогую образумить Краснодаром. Сказала, что накопила потихоньку денег на новый холодильник, диван и телевизор.
К ее удивлению, мама не испугалась. И не замолчала, а продолжила про то, что она недосыпала и не отдыхала. «К чему бы это»? – дочь подумала.
Приходит через три дня. Мама молчит. Иногда выдавливает скупое слово. Интонация смертельно оскорбленного человека.
Помолчала. И сказала: «Женщина одна из другого города предложила к ней переехать. Эту квартиру продать. И жить у нее – предложила».
- Что за женщина и в каком городе, мама?
- А тебе-то что? Тебе ведь мать не нужна.
И начала снова про то, что она недоедала и недосыпала.
Тактику дочери переняла. Одна про Краснодар, другая про «ту женщину». И обе понимают, что нет ни Краснодара, ни той женщины в том городе.
Эх, жизнь наша!