Кто из дому, кто в дом, кто над кукушкиным гнездом.
Название
По традиции, начинаем с названия. Почему над гнездом кукушки? Почему пролетая? Почему есть какое-то другое название «Над кукушкиным гнездом»? Как правильно говорить? На самом деле все куда прозаичнее, чем может показаться с первого взгляда. В оригинале название романа звучит как «One Flew Over the Cuckoo's Nest». На американском сленге «cuckoo» значит то же, что «чокнутый», а слово «nest» имеет два лексических значения: это и гнездо, и убежище. Так что название можно перевести, грубо говоря, как «Полет над дуркой» или «Кто-то выпал из гнезда». Является ли нынешнее русское название ошибкой переводчика? Может быть, и да, ведь в оригинале не имеется в виду никакая кукушка. И все же я так не считаю: ведь при дословном переводе даже появляется некая метафора, которая делает роман поэтичнее и не искажает его главного, общечеловеческого смысла.
История создания
Наверное, никто бы не взялся оспаривать подлинность технических и теоретических аспектов психиатрической больницы, которую проиллюстрировал Кен Элтон Кизи, хотя бы потому что он в таких местах был. Более того, он в них работал: сначала в качестве добровольца в экспериментах с ЛСД (его использовали в качестве медикаментозного лечения психических заболеваний), затем в качестве ночного сторожа и санитара. Есть мнение, что Кен Кизи сам прошел через электросудорожную терапию, чтобы наиболее ярко, полноценно и аутентично проиллюстрировать ощущения героев, а также последствия от этой методики. Бывало, в компании друзей он пропагандировал абсолютную свободу личности и отбывал срок за хранение наркотических веществ. Словом, вот что значит «погрузиться в тему».
Конечно, у Кена Элтона Кизи есть еще литература: среди нее «Песня моряка», «А порой нестерпимо хочется», «Последний круг»… Но выстрелил именно «Пролетая над гнездом кукушки». Если «библией 1950-х» называют книгу Дж. Сэлинджера «Над пропастью во ржи» (которую я бесконечно ненавижу), то «библией 1960-х» стала именно «Пролетая над гнездом кукушки». Почему — сейчас разберемся.
Основные образы
Как и во многих романах, здесь есть очевидные протагонист и антагонист — Рэндл Патрик МакМерфи и мисс Гнусен (в оригинале — сестра Рэтчед, что с англ. переводится как «собачка»), а также второстепенные герои, которые по мере движения сюжета тоже весьма мобильны и время от времени занимают чью-то сторону. В целом это похоже на какие-то политические дебаты (особенно когда медсестра устраивает общеобязательную терапевтическую беседу на больные темы пациентов), где бабник, кутежник и грубиян МакМерфи пытается сломить позиции всемогущей и бесчувственной старшей медсестры мисс Гнусен. Мятежная личность и гладкая, хорошо выверенная система. Это образы наиболее весомые, которые бросаются в глаза почти сразу: всему виной их духовная сила, харизма и очевидная власть над другими. Причем их коллизия возникает практически сразу: МакМерфи невольно срывает первое же «собеседование», на которое попал, будучи не в силах больше наблюдать унижение и глубокую подавленность человека — и все это на всеобщее обозрение. Для пациентов он скоро становится авторитетом, выдумывая все новые выходки, которые вывели бы мисс Гнусен (систему) из себя. И этот основной конфликт — движущая сила сюжета. Пока продолжается противостояние человека и системы, жива реальность. Ведь, несмотря на то, что МакМерфи по итогу был повержен, борьба продолжилась — уже на фронте Вождя.
Дэйл Хардинг впереди общества потребителей
Второстепенных персонажей в книге очень много, но все же в близкий МакМерфи круг входит не так много людей. Иными словами, среди всей массы так называемых пациентов выделяются и какие-то конкретные личности, например Билли Биббит, Джим Сифелт, Чарли Чесвик или Дэйл Хардинг. Все они заметно отличаются от основной массы общества, потому и попадают в такое место, однако наибольшую часть моего внимания завоевал именно последний герой: Хардинг, будучи самым образованным из всех представленных читателю пациентов, имеет четко сформулированное и предельно ясное понимание мира, в котором жил автор (а может, и мы тоже). Его цитаты можно использовать как крылатые выражения. Так Хардинг пытается объяснить новоприбывшему МакМерфи устройство общества: «Мистер МакМерфи… друг мой… я не курица, я кролик. Врач — кролик. Вот Чесвик — кролик, Билли Биббит — кролик. Все мы тут кролики разных возрастов и категорий и скачем — прыг-скок — по стране Уолта Диснея. Только поймите меня правильно, мы здесь не потому, что мы кролики — кроликами мы были бы повсюду, — мы здесь потому, что не можем приспособиться к нашему кроличьему положению. Нам нужен хороший волчище вроде сестры — чтобы знали свое место», — довольно последовательно, примитивно и в своей степени метафорично. Идеально для того, кто уже со всем смирился или считает смирение целью. Хардинг — настоящий кролик: он ведет себя так, как ему удобно. Если раньше он подчинялся медсестре, потому что так было выгоднее всего, то сейчас он на стороне МакМерфи: потому что он пока выигрывает. Но лишь становится ясно, что систему сломать нельзя, он вновь встраивается в нее без всяких проблем. И «главный псих» Хардинг, и Биббит, и Чесвик — все олицетворяют сформировавшееся к тем годам общество потребления.
Вождь
Вождь был прекрасной, вдохновенной идеей Кизи. Если бы он рассказал эту историю от лица МакМерфи, ему пришлось бы покончить с этим задиристым детиной, введя в повествование кучу никому не нужных сведений из своей доморощенной теории психотерапии.
Том Вулф
Наверное, самая недооцененная фигура в романе — это Вождь. Будучи всецело погруженным в конфликт МакМерфи и мисс Гнусен, пациентов и больницы, напрочь забываешь, что повествование идет от первого лица, причем у рассказчика тоже была не менее важная история: ведь она тоже о противостоянии. Незамысловатая и достаточно простая, она показывает, что борьба идет не только в одной психиатрической больнице — а по всей Америке. Быть может, даже по всему миру. В какой-то момент Вождь смирился, что не может изменить все в одиночку: тогда он притворился глухонемым. И все шло размерено, пока не появился МакМерфи, который пытался научить всех сопротивляться. Вождь долго наблюдает за ним: такая ему отведена роль. Они не взаимодействуют очень много, но мы видим мысли Вождя, воспринимая их как слова самого Кена Кизи. Вдохновленный этим странным человеком (не менее странным, чем все остальные) и имея железную волю, он продолжает его дело. Выпадает из гнезда.
Так почему «пролетая»?
Как и говорили, наиболее точным переводом можно было бы назвать «Кто-то выпал из гнезда», а вовсе не «Пролетая…» Этим «кто-то» мог бы назваться МакМерфи — но он, к сожалению, остался в этом гнезде. По-настоящему выбраться из этого места удается только Вождю (Билли Биббит и Чарли Чесвик не в счет, так как их путь не является настоящим выходом). Очень неожиданно из скромного наблюдателя сын индейца переквалифицируется в главное действующее лицо. Это происходит, когда действовать становится некому. И вот что интересно: по мере чтения читатель теряет веру даже в самого «нормального» человека — доктора. По Кизи, чтобы быть по-настоящему свободным, нужно быть и немного «сумасшедшим». Ведь нам до сих пор неизвестно, что за болезни у Вождя, МакМерфи, Хардинга и у всех остальных.
Фильм Милоша Формана 1975 года
Надо сказать, что фильм для просмотра весьма тяжелый, но достойный. Мы не стали вставлять в статью кадры, которые могли вызвать шок — а таких кадров в фильме достаточно много. Фильм оставляет после себя очень горькое послевкусие, от которого непросто отделаться. В некоторых незначительных моментах он, конечно, отличается от книги: например, Чарли Чесвик остается в живых, Хардинг не худой и женоподобный, а МакМерфи не явственно рыжий. И тем не менее этот продукт кинематографа оставляет достаточно тяжелые впечатления о психиатрических больницах, людях и всем мире.
Никогда не думал, что душевная болезнь придает субъекту некое могущество – могущество! Подумать только: неужели чем безумнее человек, тем он может быть могущественнее? Пример – Гитлер. И красота с ума нас сводит. Есть над чем задуматься.
