Отметывали мы с кумом Петровичем где-то в июле сено с тракторной телеги на сеновал и изрядно припозднились – устали, да и торопиться нам, скажем так, собственно и не хотелось. Уже вот и луна взошла, какая-то огромная, ярко-красная, даже страшная, а у нас работы еще конца и края не видно.
- Смотри, какая кровавая луна! – сказал Петрович. – В это время, наверное, вся нечистая сила уже бодрствует.
- Да, да, и нам с тобой еще около часа бодрствовать с вилами в руках.
- Ну и что? Успеем! В такое полнолуние почему-то так и хочется осенить себя крестом и какую-нибудь молитву прочитать.
Петрович спрыгнул с сеновала ко мне в телегу и на самом деле перекрестился, глядя на огромный диск луны:
- «но избави нас от лукавого!»
- У нас в деревне, где я родился, был мужик, которого Чертом звали. Так-то его имя Николай. У него, знаешь, вся грудь и особенно спина были покрыты черными густыми волосами. Сначала он этого стеснялся, а потом ничего, привык. Женился он и пошел в первый раз со своей молодушкой в баню. Зашел в баню первым, быстро разделся и стоит спиной к двери, воду наводит. Вот и молодая жена, набравшись духу, стеснительно ведь впервые с мужиком голой быть на свету, шагнула решительно в баню и тут же со страшным визгом выскочила на улицу.
- Коля! Черт! – орет она, зовя мужа на помощь.
- Так и стали его звать Коля – Черт.
- Он однажды летом ремонтировал свой трактор и пошел домой на обед. Да, разделся он по пояс и все грязное, не нести же домой, повесил на куст у трактора. А руки и лицо, черные от мазута, решил, дома с мылом отмоет. Идет он по тропинке, видит, возле тропинки, под кустиком, колхозный пастух Герушка спит, пьяненький, конечно. Решил Коля над ним подшутить. Взял он своими ручищами за шею мирно спящего пьянчужку и со звериным рыком как бы душить его стал. Тот разом открыл глаза и видит перед собой что-то черное, волосатое, страшно рычащее! Как-то извернулся он и рванул с отчаянным воплем по тропинке: метров десять на карачках проскакал и только потом уже принял вертикальное положение.
- Наверное, пить со страху бросил?
- А как же! Часа два не пил.
Мы продолжили с кумом работу, а я вспомнил один случай из своей жизни, как я однажды тоже повстречался с чертом. Это было зимой, во время Святок. Припозднился я на работе, иду домой чуть ли не в двенадцать часов ночи. Тут и выскочил откуда-то ко мне наперерез самый настоящий чертенок! Хвостатый, в короткой шубейке и в валенках. Он очень ловко подхватил меня под руку и знаком показал: «Пойдем вместе». Идем по улице, снег похрустывает, и я спрашиваю черта:
- А ты девочка или тетенька, товарищ чертенок?
«Он» только что-то промычал и пальцем мне погрозил. Тогда я приобнял правой рукой своего попутчика покрепче, а левую руку запустил ему под шубейку.
- Ого! – крикнул я восхищенно. – Девочка! Да еще какая!
Девочка – бесенок тут же рассмеялась, но руку мою выдернула и побежала от меня навстречу другим ряженым, показавшимся в конце улицы.
Закончили мы с кумом сено отметывать, когда луна уже была высоко. Странно, чем выше она поднималась, тем миролюбивее она становилась. Исчез, растворился тот тревожный красный свет, а осталось только ровное золотое сияние. Покой и благодать в природе.
…Много времени прошло с тех пор. В деревнях и селах уж и сено никто не заготавливает, не для кого.
А вот на днях пришел ко мне кум и говорит:
- Ты про всякую нечисть в тетрадочку записываешь, а слышал, говорят, в Махнях черт поселился? Правда, правда, даже дом себе построил!
- Почему черт?
- А вот и сходи, разузнай всё.
Махни – давно нежилая деревня. От нашего села до нее не так и далеко. Выждал я нежаркий день, подарок для черта положил в рюкзак и направился в путь, «аки странник с посохом».
Откуда пошло такое странное название у этой деревни? Еще в 18 веке приехали сюда первые поселенцы, дома построили, а названия у деревни не было. Вот и собрались однажды все жители, чтобы решить эту проблему, предлагали, спорили. Тут вышел в круг один мужичок со своим предложением, но, оказавшись перед «опчеством», застеснялся, МАХНУЛ рукой и нырнул в толпу. Все засмеялись и назвали новую деревню Махни.
Первым делом я подошел к Памятному кресту, стоящему у входа в деревню. Этот крест ставил когда-то я сам с «сотоварищи». Высокий, на верхней планке написано «Махни», на второй – признание в любви бывшей деревне. А пониже в рамочке под стеклом иконка. На эту иконку я помолился, помянув души усопших жителей деревни и пожелав здравия тем, кто по разным причинам когда-то покинул свою малую родину.
Обратил внимание, что вокруг креста трава аккуратно выкошена и убрана, а около креста площадка выложена красными печными кирпичами. И еще – тут же на кирпичах лежали, похоже, найденные около брошенных домов предметы сельского быта: коса-литовка без косовища, фонарь «Летучая мышь», колесо от конской телеги, горшки глиняные – много чего. Я даже восхитился, ведь это всё вещи, которые в прошлом жители деревни держали в руках, берегли их, лелеяли. Хорошо они дополнили памятник деревне!
Ну, а где же тут новый поселенец?
Его домик стоял недалеко в молодых сосенках. Небольшой, из бревен одинаковой толщины. У крылечка, вот оно! деревянная скульптура – самый настоящий черт, сидящий на резной скамье и внимательно и грустно наблюдающий за мной. В руках у нечисти было деревянное ружье со стволом, почему-то завязанным в узел. На что еще обратил внимание – вокруг дома по газону почти сплошной ковер из белых маргариток, на них даже ступать как-то неловко.
- Нравится?
Я повернулся. Передо мной стоял, похоже, хозяин лесного домика. Примерно моих лет, волосы седые, а борода черная, но тоже с проседью.
- А где морковки, тыквы?- спросил я таким будничным голосом.
- У тебя куплю. Продашь?
- Так подарю.
- Тогда заходи в гости.
Оказалось, внутри домик не такой уж и маленький.
Сидели, пили чай, беседовали с Вячеславом Григорьевичем. Хозяин – москвич, художник, корни у него вятские.
- А что делает этот бес у крыльца?
- Я свою родную деревню не помню, да и ничего почти не знаю о ней, ее давно уже лес поглотил, не отыщешь. А вот запомнилась одна история, которую мне как-то отец рассказал. К ним в деревню приехал и поселился однажды очень странный мужик, рыжий, хромой и косоглазый, ну, вылитый дьявол! Какой-то нелюдимый, угрюмый, он ни с кем не общался; по причине своей хромоты работал ночным сторожем на ферме. И вот в деревне стало известно, что этот упырь чуть ли не посватался к одной молоденькой деревенской красавице.
- У меня уже есть жених, Вася, - возразила девушка.
А эта образина только злобно ухмыльнулась.
И вот жених Вася стоит ранним утром в камышах со своим ружьишком, уток поджидает. И вдруг недалеко выстрел, и пуля, пройдя рядом с головой охотника, выстригла целую тропинку в зарослях камыша. Не дробь – пуля! Там и другие охотники были на этом берегу, а стреляли с другого берега. Окликнул Вася всех, рассказал, показал.
- А я видел, как этот рыжий туда пробирался! – сказал один Васин товарищ.
Всей гурьбой охотники пошли сразу к чертову жилищу.
- Выходи! Показывай ружье!
- Давно, - говорит, - не стрелял.
Кого хотел обмануть? Почти все мужики тогда только что войну прошли. Понюхали ствол ружья – свежий запах горелого пороха. Взял это ружье в руки Федя, интересная личность, силы невероятной. Бывало, рассердит его кто из мужиков, так Федя снимет с него шапку, другой рукой приподнимет угол ближайшего амбара и сунет шапку под этот угол. Потом можно было просить прощения у Феди, вином поить – шапка не возвращалась. Так вот этот Федя, фронтовик, артиллерист, тоже понюхал ружье и легко скрутил ствол его чуть ли не в узел. На-ка, стреляй теперь! И еще мужики вынесли свое решение черту рыжему – два часа на сборы!
- Вот и караулит мой дом эта нечисть. А чтобы зла не натворил, ружье ему я тоже узлом завязал.
Тут из рюкзака я достал свой подарок на новоселье.
(Я приехал в наше село «на житие» в далеком 1978 году. С ружьем исходил и исколесил все окрестности. Поразили меня нежилые в округе деревеньки. Дома стояли, целые, полуразваленные, с крышами, без крыш, с окнами, без окон. И среди этих развалин иногда мне встречались брошенные иконы, неплохо сохранившиеся я без всякого зазрения совести брал с собой. А потом я их дарил тем, у кого, был уверен, иконы будут в доме на почетном месте.)
Такую, спасенную мной икону достал я из рюкзака и подарил Вячеславу Григорьевичу. Как он обрадовался иконе старинного письма! А я еще достал очень важную деталь – лампадку из синего стекла, тоже старинную. Все это пристроили мы в нужное место, и в доме сразу стало еще веселее, праздничнее.
Вот он, настоящий оберег для дома!
А упыри все – это просто экзотика, дань прошлому. Без легенд, народных поверий, как и без русских народных песен, мир наш был бы беднее, не хватало бы красок в нашей повседневности.
(Щеглов Владимир)