Зимой 1856-1857 гг. группа джентльменов из северных штатов США, среди которых был нью-йоркский журналист Фредерик Ло Олмстед, предприняла развлекательную поезду по Техасу. В один из дней они миновали границу между лесами и прериями и на своей шкуре ощутили, что такое Нортер - свирепый, пронизывающий ветер, дующий из северных прерий. Спасаясь от холода, они остановились на обычном техасском ранчо, которое янки по незнанию называли фермой.
В последствие Олмстед описал нехитрый жизненный уклад техасского скотовода в одной из глав своей книги "A journey through Texas", которая так и называется...
На ферме скотовода
Это была бревенчатая хижина, состоящая из одной комнаты, четырнадцать на четырнадцать футов (4,2х4,2 м.), и еще одной комнатушки в дощатой "пристройке" с наветренной стороны дома. Окна были не предусмотрены, зато было три двери и сколько угодно щелей между бревен. Дверь в "пристройке" также состояла из одних щелей и была завалена разным хламом, а поскольку дверь в большую комнату висела на рассохшихся, деревянных петлях и толком не закрывалась, то можно сказать, что северный ветер свободно гулял по всей хибаре.
В дальнем конце комнаты в огромном камине пылал жаркий огонь, и мы все тесно сгрудились вокруг него, иногда пропуская через свои ряды "женщину", пока та готовила ужин - кукурузные лепешки "pone", жаренное мясо "fry" и кофе. Наш хозяин, которому на вид было лет тридцать, еще застал достославные "трудные времена" в Техасе, когда его отец перевез всю свою семью в страну, которая еще принадлежала Мексике, а индейцы охотились на поселенцев, как сейчас пастухи охотятся на волков.
Однако, они всегда были начеку и постоянно прирастали богатством, хотя перед вторжением мексиканцев на несколько недель вынуждено отошли от дел. У его отца не было никакого другого имущества, когда он сюда приехал, кроме повозки, лошадей и нескольких домашних вещей, которые он привез с собой.
"Сейчас, - сказал его сын, - он выращивает пятьдесят тюков хлопка" - это равносильно тому, если бы он сообщил нам, что его отец владеет двадцатью или тридцатью неграми, а его доход составляет от двух до трех тысяч долларов в год. Сам молодой человек владел, вероятно, многими сотнями акров близлежащих прерий и лесов, и большим стадом скота. Он не хотел отягощать себя заботой о плантации. Это было слишком хлопотно. "Я настоящий техасец, - хвастался он, - и не собираюсь становится рабом одного места, присматривая за черномазыми."
Любой человек, воспитанный в Техасе, говорил он, может жить припеваючи, не работая больше одного месяца в году. Но в этот месяц он должен был вкалывать от зари до зари, загоняя скот в кораль, валить наземь и клеймить телят.
Обычно это проделывают весной одной большой веселой компанией, когда соседние скотоводы помогают друг другу. В остальное время года он мог ничем не заниматься. Когда на него находила блажь, он садился на лошадь и ездил по окрестностям, присматривая за скотиной. Но это была не работа, говорил он, а всего лишь игра.
Он выращивал немного кукурузы, иногда получая больше, чем нужно, а иногда почти ничего, ему было все равно. Достаточно муки или нет - он всегда мог купить ее, только покупная мука была не такой сладкой, как та, свежесмолотая на своей собственной ручной мельнице. Когда он хотел что-нибудь купить, он всегда мог продать немного скота и выручить деньги. Не требовалось много времени, чтобы снабдить их всем, чего они желали.
Пренебрежение к комфорту сквозило во всем устройстве дома. Комната, чья площадь как я уже говорил равнялась 14 футам в квадрате, была обита колотыми досками в промежутках между бревнами. Потолка не было, стропила оставались открытыми и во многих местах между черепицами крыши виднелось небо.
В грубом дощатом ящике, три на три фута, с одной полкой, хранилась выставленная на показ посуда. В другом таком же ящике хранились мука, кофе, сахар и соль, в бревенчатом загоне для лошадей хранилась кукуруза, из которой ежедневно мололи муку, а в бревенчатой коптильне или кладовой хранилась свинина.
Четверть комнаты занимала кровать с балдахином. Остальное убранство составляли - колыбель, четыре стула, обитые невыделанными оленьими шкурами, стол, кастрюля для выпечки хлеба, жестяной кофейник, сковородка, винтовка, висевшая на двух деревянных колышках над камином, с веревкой для пыжей, пороховым рожком, патронташем и охотничьим ножом. Мы все сидели в шапках и верхней одежде, а женщина готовила в чепце и шали. Когда я сидел рядом с углом камина, я мог свободно просунуть обе руки, положив одну на другую, между камнями очага и бревнами стены.
Нам устроили постель из лоскутных и обычных одеял, постелив их в пристройке, как раз между двумя дверьми. Спали мы, закутавшись в одеяла, не разуваясь, не снимая шапок и пальто. В семь часов утра, когда мы откинули одеяла, ртуть в наших походных термометрах, которые хранились в седельных сумках, использованных в качестве подушек, была на уровне 25 градусов по Фаренгейту ( -3 по Цельсию).
В ожидании завтрака мы сидели, закутавшись с головой в одела. После того как нас вновь накормили кукурузным хлебом, жаренным мясом и кофе, мы заплатили за ночлег по доллару с человека за себя самих и своих лошадей, и снова отправились в путь.
От себя
В очередной раз убеждаюсь, что, лично для меня, самая хорошая история про условный Дикий Запад, это история про обычного человека с описанием его быта, жизненных устоев и взглядов на окружающий мир. Из вот таких вот мелких штрихов складывается понимание настоящих американцев их менталитета.
Помните как зимой 2020/2021 на Техас обрушилась зимняя стихия, и тот урон, что она нанесла жилым домам? Вот ведь, оказывается, что халатное отношение к собственному жилищу перешло к техасцам от прадедов, а не просто экономическая необходимость.