На гладкий, лаковый анфас миниатюрной девицы в черном с двумя задорными косичками легла золотистая трапеция солнца из мелькающего заброшенными городскими пейзажами окна. Она прищурилась и опустила слегка голову, после чего прислонилась упругой щекой к стеклу и прикрыла глаза. Беленькие нити спускались, как змейки, от блестящих капельками пота ее ушей вниз, к небольшому рюкзаку.
Пожилой мужчина в белой, в мелкую сине-черную полоску сидел напротив, положив руку на порожек окна и глядел через костлявое плечо. Густые седые брови нависали над его массивным, как у старого орла, носом. Серые губы были плотно сжаты, голубенькая мятая маска спущена была под ним, прикрывая немного обвисшую, морщинистую глотку и покоящийся высоко в складках сухой кожи кадык.
Наполовину рыжиной заката расчерчен был ровный, чистый лоб средних лет женщины. Ветерком от веера, которым она, спеша и покрываясь влажным блеском выделений, обмахивала, дрожали, точно на легком бризе, рыжевато-русые ее волосы длины по плечи. Она положила усталую руку с изящными чистыми пальцами на рукоятку высокой, в черно-белый мелкий горошек, сумки на массивных пожелтевших от времени колесиках. Нос у женщины был с небольшой, идущей к профилю, горбинкой, а рядом с ней на сидении расположилась, с одной стороны, леопардовая кошачья переноска, а с другой – девочка лет четырех в розовой маечке. Женщина сняла прекрасную руку с рукоятки тележки, взяла девочку, свою дочь, усадила себе на колени – и стала обмахивать веером теперь ее. Напротив уселись две тетушки, и они посторонились, улыбаясь от неловкости, когда решительного вида мужчина с римским носом и мелькающей тут и там в мышиных волосах сединой с ухмылкой попросился на краешек к ним.
Багровый закатный тон лег обрубленной полосой на лицо седого мужчины в футболке цвета океанических глубин. Щеки и лоб его лоснились потом и жиром. Губы его блестели, обсасывая кусочки картошки, он запрокидывал голову и неспешно что-то говорил, блестя полутемными узкими очками, и поправляя маску под лицом своим.
- Девушка, вы не могли бы сесть как-нибудь поприличнее?
Голос пожилой женщины, с мягким укором, обратился к стройной блондинке с очень красивыми бедрами, которые она раскинула, обнаженные шортиками, из соображений удобства.
- Я, конечно, не осуждаю, но все же…
Девушка пошевелилась, сводя ноги и усаживаясь повыше. Мелодичный смешок соскользнул с ее губ
- … есть все же нормы приличия…
Пожала плечами, откинула волосы назад.
- …поэтому…
Читали газеты, смотрели в окна, слушали песни и симфонии, стояли в тамбурах, протирали стекла очков, спали. Ходила жилетка со значком и говорила что-то про билеты. А за окном плыли провода, репейники, столбы электропередач, дикие газоны, заборы с решетками и без, березы, заброшенные деревни, хвоя, ртутные озера, и поля, сколько хватало взгляда, за краем которых дотлевало, грозя сжечь дотла темнеющие силуэтами на краю света деревни и дома, густая, как назревший гнойник, дрожащая в густеющем вечернем воздухе – раскаленная пустота.