Мне десять лет. Я несусь вниз с горы на отцовском красном велосипеде. Я каждый раз уезжаю почти в соседнюю деревню, монотонно кручу педали – под ритмичные движения лучше всего мечтается.
Я мечтаю о том, что мой отец на самом деле – не мой.
Все просто: мои родители в разводе. Все сложно: мой отец спит с маминой (теперь уже бывшей) подругой, и из-за этого они постоянно ссорятся. Когда я прихожу к отцу домой, в частный сектор (в народе он носит красноречивое название «Хамский» поселок), отец выдаёт мне велосипед и уезжает к своей… к своей. На самом деле я пытаюсь об этом не думать, потому что для десятилетнего ребенка это слишком. И сбегаю от этого мира в свои мечты.
Недавно я посмотрела фильм «На Дерибасовской хорошая погода, или на Брайтон-Бич опять идут дожди», и теперь мое десятилетнее сердечко безраздельно принадлежит герою Харатьяна. А ещё я узнала, что в мире существуют разведчики, которые работают в других странах под прикрытием. Я хотела бы быть дочерью такого человека.
Мой родной отец – бывший алкоголик, ценой его трезвости стала агрессия по любому поводу. Он может сорваться, потому что ты не так смотришь, дышишь, чистишь картошку. На любое мое достижение он говорит только «ну и ладно». Он вечно пропадает в гараже: чинит машины, думая, что умеет это делать, хотя на самом деле после его ремонта машины начинают хуже ездить и чаще ломаться. От него всегда пахнет машинным маслом и бензином. Его одежда тоже в следах от масла, под ногтями черная кайма, а когда он лезет ко мне целоваться, его щетина всегда колет кожу. Но приходится терпеть: если я говорю, что мне не нравится, он начинает кричать. Я каждый раз ломаю себя, чтобы он не кричал. И не выдерживаю этого.
Поэтому я кручу педали и думаю о том, что он не мой отец. Что на самом деле у меня есть героический папа-разведчик, который сейчас на задании, а нас с мамой он оставил тут для прикрытия. И заплатил человеку, на чьем велосипеде я сейчас еду, за то, чтобы он назвался моим отцом. Но не заплатил за любовь ко мне, и теперь я этому человеку безразлична. А мама не говорит об этом, потому что нельзя выдавать папу-разведчика.
Я думаю о том, что однажды настоящий папа вернется и заберёт нас туда, где у него есть свой дом, где у меня будет своя комната на чердаке и, может быть, младший братик или сестрёнка. И мои родители будут вместе, будут любить друг друга. Мы будем каждое утро всей семьёй завтракать на уютной кухне, и никто не будет кричать.
Иногда я думаю о том, что мой настоящий папа может вернуться раньше, если со мной что-нибудь случится. Ну, например, меня похитят тайные агенты США. И спасти меня сможет только он. Тогда он вернётся раньше срока и заберёт нас быстрее.
Конечно же, никаких агентов США не существует. Но мне хочется, чтобы существовали. Чтобы он вынес меня на руках из их тайного логова и защитил от всего мира.
На самом деле мне стыдно за такие мысли. Я спрашивала у мамы: на самом деле мой реальный отец – действительно мой, шансов нет. Мне стыдно за то, что человек делится со мной велосипедом (в моей картине мира иметь собственный красный велосипед – самая крутая вещь в мире, после службы в разведке, конечно), а я хочу заменить его на кого-то другого.
Поэтому на обратном пути к его дому я старательно не думаю про другого папу, чтобы мой взгляд меня не выдал: я каталась на велосипеде, больше ничего.
***
Мне тридцать два, и бывшая коллега, которая тоже обсуждает с психологом тему родителей, рассказывает, что можно работать с образом идеальных родителей в моей голове. Представить себе образ идеального папы и от его имени дать себе то, чего тебе не хватало в детстве. Поддержку, внимание, надежность.
И я понимаю, что, наверное, в десять лет делала все правильно.