Безликий и разнообразный как агент сразу нескольких разведок, настоящий «господин Никто» с твердокаменным прошлым, Шэл Шапиро объединяет все странности неповторимой эпохи шестидесятых – все, и даже больше.
Совсем недавно, в этом году, семидесятисемилетний артист выпустил сингл «Это не зависит от Бога», имея право на такие заявления будучи творцом своего специфического мира, который мог создать только он.
По законам фантастики, всё в этом мире выглядит как обычно, кроме деталей, чье выявление выводит человека за пределы реальности, частично лишая рассудка.
Звучит интригующе, не правда ли? Но требует лихорадочных, впрочем, точных пояснений.
Бородач на обложке пластинки «Опилочный цирк» совсем не похож на первого денди итальянской бит-эстрады, каким он был всего за три года до выхода сольного диска. Это типичный cantautore – автор-исполнитель, даже внешне похожий на своих европейских коллег, в частности на Жоржа Мустаки.
«Опилочными» называли людей, родившихся в цирке и рожденных для цирка. Этот термин можно встретить в рассказах Майи Ганиной. Карьера мистера и синьора Шапиро напоминает похождения масона Калиостро и чернокнижника Джона Ди, правда, сугубо на музыкальном фронте.
Увидев Юрского в роли пушкинского Импровизатора из «Маленьких трагедий», я ужаснулся его сходству с лицом на обложке никому не нужного диска.
Вместо четкого ответа образ Шапиро рисуют вопросы: кто это? Кто он? Кто вы, наконец?
Как ни странно, на каждый из них можно ответить легко и подробно.
Подданный Британского Содружества на заработках в Италии, где подвизались его другие соотечественники. В частности Mal and The Primitives и Doc Thomas Group – зачаточный Mott The Hoople.
Итальянец Литтл Тони, как известно, работал в Лондоне, а коренные англичане искали счастья на континенте – старые «Скорпионы» в Голландии, John Smith в ФРГ, а голосистый Тони Болтон даже в Румынии. Про портовый Гамбург можно не рассказывать. А неимоверно экспрессивные «Ренегаты» вообще гремели от Финляндии до курортов итальянского юга.
У Шуфутинского была «Лейся, песня», детищем Шапиро стали неопределимые Rokes – вроде бы чисто «Italian job», однако с одновременным выходом на американский рынок и югославскую эстраду.
Piangi Per Me, в основе которой I Count The Tears Помуса-Шумана, вознесли на первое место в Штатах великолепные The Grass Roots. Кстати, Морт Шуман тоже вскоре перебрался в Париж.
Bisogna Saper Perdere – с её помощью вышибал слезу, собирая полные залы, Джордже Марьянович, уморительно скандируя «трэба умети башто» – надо уметь прощать.
The Rokes – многоствольный проект-хамелеон с целым лабиринтом подземных туннелей, чьи люки ведут в советскую глубинку. Где всегда отдавали предпочтение странным группам типа «Фараонов», «Лордов» или немецких Rainbows – создателей бессмертной Balla-Balla.
Внешне Rokes были классические I capelloni – волосатики, копирующие прически и позы британских Them и Pretty Things. Но манера этой группы не поддавалась квалификации, разрушая сложившееся впечатление каждой новой песней.
Они пели на итальянском языке с утрированным акцентом, порой переходя на беспардонную «рыбу» в английских текстах. Возможно, это делалось умышленно, ради усугубления заранее продуманной «анархии», но тогдашний слушатель принимал эти ляпсусы за чистую монету.
Собственно, коренных итальянцев в составе группы и не было, зато был человек по фамилии Познер – Бобби Познер. Значит, кривлялись.
Название ансамбля у нас произносили неверно – «рокес», потому что слова «роукс» в «инглише» либо не было вовсе, либо оно означало нечто эзотерическое. В подобном коверканье тоже был особый ритуальный шик – искажая имя кумира, фанат как бы метил locus sanctus, очерчивая свою намоленную территорию
Музыка этой группы идеально воплощала западные дикости в понимании нашего подростка. Если «Поющих гитар» называли «ленинградскими битлами», то «Рокес» заслужили титул итальянских «Лордов», а те, кстати, тоже записывали итальянские версии своих хитов, то и дело срываясь на «рыбу» в версиях на английском.
Пошлость и фальшь, губительные в чистом виде, в алхимии Шэла Шапиро были важнее ЛСД при создании уникальных шаржей, миражей и гротеска.
Да и сам алхимик выглядел эффектно – этакий оккультист международного класса, способный манипулировать публикой и в девятнадцатом, и, как оказалось, в двадцать первом веке, который мог бы и не наступить. Мне он напоминает Джорджа Истмена (Луиджи Монтефиоре) – незабвенного «антропофагуса».
Если бы мы писали об эпохе Шэла Шапиро более развернуто и подробно, в нашем тексте обязательно нашлось бы место для главки «Человек, присвоивший “цветочки”».
Был такой человек, и звали его Марчелло Маррокки. Автор множества удачных шлягеров с одесско-кишиневским душком. Успешных в том числе и для The Rokes, не брезгавших откровенным шансоном наряду с более изысканным материалом.
16 июля синьору Маррокки исполнится ровно восемьдесят, так что повод вспомнить о нем, безусловно, есть.
Да, но чьи «цветочки» присвоил этот человек? – Нашего композитора Мокроусова. Под названием Il Pontile песенку сталинской эпохи записала певица Louiselle, заменив «цветочки» на «мосточки» (il pontile – причал). В начале нулевых с этим «открытием» носились пожилые любители поп-музыки, падкие до сенсаций такого пошиба.
Марчелло Маррокки в самом деле местами очень советский товарищ, достаточно вспомнить его «Я иду на работу» в исполнении молодого партийца Джанни Моранди – как полагается, со слезой.
Но в репертуаре The Rokes этот плодовитый композитор представлен красивейшей вещью «28 июня», которая выглядит достойным ответом на «29 сентября» Луччо Баттисти, чью Io Vivro (Senza Te) люди Шапиро также исполнили великолепно.
В общем, подобно немецким «лордам», этой группе удавались и китч и барокко-поп англо-саксонского, даже заокеанского качества. Достаточно прослушать их версию You've Lost That Lovin' Feeling или «В огне камина», продолжающую линию битловской Fixing a Hole.
Всё это очень даже кому-то интересно, только причем тут «Опилочный цирк»? – окрысится внимательный читатель, и будет прав.
Если пластмасса битовых «рокес» создана из вещества того же, что наши сны, то «Опилочный цирк» представляет тусклую подсобку, изнанку роскошного аттракциона, где незваного гостя подстерегают разочарование и смутный страх.
Но так ли это на самом деле? – Да, заглянувший в эту сферу, как правило, одинок, он действует на свой страх и риск, как всякий осквернитель праха. В песнях, пропетых на английском, сложно распознать итальянские «сучесси» Ванони, Мины и Патти Право, особенно если какие-то из них не вошли в сольный альбом их автора. Cиньор Шапиро как «женский» композитор мог бы составить конкуренцию самому Добрынину.
Начинать надо с малого.
Помните, как в итальянских триллерах главный герой, заметив подозрительную трещину, вооружается кайлом и проламывает стену, за которой нас ожидает разгадка ужасной тайны?
Так и здесь.
Люки подземного лабиринта ведут не к центру, а в глубинку. Дождемся появления обитателей глубин.
👉 Бесполезные Ископаемые Графа Хортицы
