Было бы не столько преувеличением, а скорее заблуждением попытаться рассмотреть, а затем отругать этот американо-британский "шокер" в качестве закрученного детектива (развязка становится очевидной уже на двадцатой минуте, если не раньше) или психологической драмы. Несмотря на это, выходит так, что кульминация всё-таки умудряется доставить яркие смешанные эмоции, может быть и не сопоставимые с теми, которые выражены на страдающем и недоумевающем лице малоопытного детектива в лице достопочтенного Билла Найи, но всё же беря за живое... метадраматизмом. Впрочем, не в полной мере оформляя свои намерения, поэтому живое - это и равнодушие.
«Голем» - фильм, поставленный режиссером Хуаном Карлосом Медина о поиске маньяка в лондонском районе Лаймхаус во второй половине XIX века - важным, определяющим примечанием является то, что в основе его роман Питера Акройда, написанный вовсе не более столетия назад, а в 90-х годах прошлого века. По его сюжету инспектор Килдэр придерживаясь высокого морального уровня, не только пытается найти убийцу, но и заодно намерен оправдать отчасти замешанную в деле девушку Лиззи (Оливия Кук), обвиняемую в смертельном отравлении своего мужа. Половина фильма посвящена флэшбекам - драматичной, довольно суровой истории жизни Лиззи, пробивающейся на театральную лондонскую сцену, и группе других персонажей, окружающих её путь, а так же коротким слэшерным зарисовкам убийств Голема, описанных им самим в дневнике. Вторая половина - суду над бедной девушкой и идущему параллельно расследованию Килдэра, среди подозреваемых которого и близкие Лиззи, и, например... Карл Маркс.
На этом моменте адекватный зритель, не слишком испорченный дурацкими блокбастерными Шерлоками Холмсами Гая Ричи должен бы сообразить, что перед ним открывается уж хотя бы не то чтобы в полной мере серьезное историческое кино, а скорее эдакое бульварное чтиво. Поучительный макабрический спектакль, аттракцион с несмешной гротескной клоунадой, бурлящей в антураже разом смрадного и пышного большого лабиринтообразного города викторианской эпохи. Яркий сеттинг - вообще потенциально самая сильная сторона этого фильма, на некоторых здешних сценах хочется остаться подольше, пропитываясь улочками и закоулками того Лондона... К сожалению, кино, упоительно ведущее непонятно на кого рассчитанную игру, стремительно и взбалмошно мчится вперед - ни о каком раскрытии характеров или атмосфере речи быть не может, как и о любой глубине контекста этой кровавой истории. При этом, кажется, «Голем» больше всего хочет ткнуть увлеченного зрителя лицом в грязь или по крайней мере желает щелкнуть его по носу, но при этом проваливается именно на стадии увлечения - нет, за ходом всё-таки достойно снятой, сыгранной истории следишь, но как-то пассивно, без погружения, на солидном отстранении, без интриги и сопереживания. Таким образом самыми холостыми становятся сцены театральных представлений, изображающих и то, что происходит в основном слое сюжета - местные зрители бурно на них реагируют, аплодисментами или недовольством - а ты никак в этот момент не реагируешь, потому что все твисты, все обнажения фильма поданы беззубо, на поверхности, и в конце концов, это кино просто эстетически бесформенно - здесь нет авторского почерка, режиссеру не хватает собственной художественной силы, которая поддержала бы работу художников-постановщиков, всего продакшна с окружением.
Поэтому с публикой XIX века расходишься разными путями, да и ассоциировать современное общество со старым было бы по меньшей степени претенциозно, а возможно легкомысленно мизантропически (вопросы уже скорее к автору романа). Испытывает ли сам зритель к кровавым, похабным историям такую же страсть, возбуждающую местную толпу? Да. Порочен ли он в той же степени, что и тогда? Вряд ли. Ох, может быть недостаточно толерантен? Но даже по всей видимости специально введенные несколько элементов на актуальные современные социальные темы - про то, что касается особенностей личностей двух главных героев - не становятся каким-то цепляющим решающим фактором, выглядя больше частью неуместного эксгибиционисткого грима. Тогда выходит, что правда Голема оказывается иллюзорной не только частично, но и абсолютно, и его желание реализовать себя можно понять исключительно с позиции освобождающего разврата искусства. Но что если это искусство даже и не развращает? В финале мы слышим аплодисменты: фильм аплодирует сам себе. Стоило ли так дорого щелкать себя по носу, чтобы не очень убедительным вздором напрасно почти два часа призывать присоединиться к этому процессу и стороннего наблюдателя?
