В летнем домике устроила мини-салон. Поставила старое зеркало, стул, притащила древний школьный стол с веранды. Разложила свои вещи и последнее, протянула удлинитель для фена, машинки и лампы для сушки ногтей.
В огороде у мамы был порядок. Уж не знаю, когда всё она успевает, но на грядках росли морковь, свекла, лук. На противнях сушилась малина под солнцем, грядки клубники-виктории были аккуратно посыпаны опилками, а кусты смородины приподняты. Картошку стала меньше сажать, чем раньше. И я быстро, уже к часу дня, успела прополоть. Сорную траву собрала в кучу и выкинула через забор курам. Те, быстро набросились и растаскали сорняк по своим углам.
Забор в конце огорода немного завалился набок. Я подошла, наклонилась к столбу. Старый столб, густо усеянный грибками и мхом, полностью сгнил. Отслужил своё, надо менять, иначе зимой завалится от тяжёлых сугробов. А может ветер быстрее сложит на лопатки.
Были бы мужские руки? Мама многое умела, но такая ноша не для неё. Я раскинула в уме, кого могла пригласить, помочь построить новый забор. Васька женился, теперь у него молодая жена, жуть ревнивая, объяснила подруга. Вова переехал в райцентр. Лёха живёт в городе. Пашка не просыхает, а Игорь работает с утра до ночи на тракторе. Впрочем, и всё, все одноклассники. Есть конечно и постарше ребята, я бы даже заплатила за работу. Только кого звать?
Первой клиенткой стала тетя Люба, воспитательница старшей группы в детском саду.
— Давно тебя, Мила, не видела. Как дела?
— Хорошо, тёть Люб! Вас как постричь?
— Вот здесь коротко, а здесь подлиннее оставить, — показывала тётя Люба.
— Под каре?
— Ой, Милок, полкаре или нет, не знаю, но чтоб заколкой сзади ухватить можно было.
Терпеть не могла, когда меня Милок называли. Вот нигде, только здесь свои, деревенские так коверкали моё имя. От досады я с одной стороны волосы короче оставила тёте Любе, хотела подровнять, только она спохватилась, что картошку оставила на плите вариться. А Танька, дочка младшая, сбежала поди с девчатами играть.
Где скажите мне здесь развернуться? Никакого стиля вам, ни моды. Тут покороче, тут подлиннее. Вот и вся стрижка.
После тёти Любы пришла баба Зоя. Хорошая добрая женщина, но только болтливая.
Её можно было услышать за калиткой как она орёт. Рыжебрюх не стал её приветствовать. Сидел в конуре, забившись в дальний угол, прятался. Знает, проходил, баба Зоя затискала бы до смерти его в своих объятиях.
— Милок, привет! Где твой вечный щенок? Я ему кости принесла, — кричала у порога баба Зоя.
— И эта туда же, — повторила про себя, — Жарко, баб Зой. Прячется. Вы мне передайте, я ему потом отдам.
Баба Зоя обняла меня как родную внучку.
— Исхудала, побледнела, ты что не кушаешь в своем городе?
— Баб Зой, ну что вы, там солнца просто не видать из-за туч. А худая — много двигаюсь. Вы на стрижку?
— И на стрижку, и на покраску. Вот, краску купила.
Я взяла краску с цветом красного вина. Поморщилась от этого оттенка, помню ещё в старших классах хотела покрасить волосы, но в наш магазин тётя Вера, вечная продавщица, упорно привозила только краски рыжих оттенков или разных бордо. Она сама обожала на своей голове устраивать химию из девяностых и красить волосы исключительно в ржавый оттенок. Наверное, поэтому мне казались её волосы были из железа, но в силу времени и старости они заржавели.
— Баб Зой, ну зачем Вам этот ужасный цвет. У вас свои прекрасные волосы! Смотрите как они нежно искрятся на свету, словно вы ангел.
Баба Зоя искренне рассмеялась.
— Давно меня с ангелом не сравнивали, скорее старой каргой обзывали. А волосы, там-то цвета своего не осталось, седина всю голову захватила.
— Сейчас так модно, баб Зой, да и вам она очень к лицу, солиднее так смотритесь. Давайте, я просто вас постригу красиво. А краску эту вы внучке отдайте, а лучше, пусть сама тётя Вера краситься в этот цвет.
Баба Зоя сдалась. Я уговорила её. Но вместо обычных двадцати минут, я постригала час. Она постоянно вертелась как маленький ребенок.
— А таки ты, Милок, подумай, может вернёшься? — спрашивала она, оборачиваясь на меня.
— Баб Зой к кому? В нашу деревню?
— Маме то тяжело, был бы твой отец жив, или брат, земля им пухом, — продолжала она, — необязательно в деревню, вон наши то живут в райцентре, работают там.
— Я обязательно подумаю, баб Зой.
— Вот и хорошо, нечего таким невестам пропадать в городе. Так и деревни наши исчезнут. Кто? Кто будет их-то там кормить, когда все в город подутся. Думают нам тут легко старикам, зерно убирать некому. На фермах работают эти, узбеки ли, таджики ли. Не пойми кто, все как на подбор. Не хватало ещё наших девок за них повыдавать. Эх, вот раньше была жизнь. Под тысячу человек в деревне, а сейчас три сотни наберётся ли, — глубоко вздыхала баба Зоя.
Я аккуратно стригла её виски. А она продолжила:
— Моя сестра приехала. Думает я ей дом отдам тятин. А вот ей, — показывает из-под накидки кукиш, — мы со своим стариком Василичем всё отремонтировали, крыльцо новое построили, сарай подняли, а она на дом пришла посмотреть. Два года назад на ябилей мой приезжала. Ничего не говорила, а я-то видела её взгляд в сторону моего дома. Да и у моих детей ахала, как у нас хорошо тут. Нечего было уезжать, тятя наш сам мне велел, после его смерти дом его забрать. Мы свой дом оставили детям, Маньке нашей, к тому времени она замуж вышла. А в нашем доме остался Петька. Вот до сих пор он и живёт. Ну, а мы с Василичем переехали в тятин дом.
— Баб Зой, не вертитесь, я так ухо зацепить могу.
— Да лучше ухо, чем её слушать, противно. Что она думала, мы тут спину гнем, а она там в тепле с горячей водой живёт. А тут удумала вернуться. Никто не ждёт её, — возмущено говорила баба Зоя.
— Никто не заберёт, баб Зой, ваш дом. Моя мама не даст. Не волнуйтесь.
— Какая же хорошая твоя мать, Милок! Тридцать лет оберегала наших детей, внуков. Теперь вот сердце у неё за нашу деревню переживает. Мы всей деревней уговорили её стать нашей Главой сельского Совета. Надо сказать, справляется. И дороги то она сделала, и лампы на фонарях поменяла. По строительству новых домов решает вопросы, а газ? Газ у нас провели, десять лет ждали, а она за год все сделала. Говорят, там на районном совете пристыдила их, буржуев. Так и надо!
— Ваша сестра, раз она хочет остаться, может другой дом ей предложить? Сколько пустых квартир у нас, колхозных и муниципальных?
— Вот сразу видно, чья ты дочь! Я подойду к Татьяне Николаевне, матери твоей, спрошу.
— Всё баб Зой, принимай мою работу. А волосы не красьте, вам и так очень здорово!
— Ох, я кажется лет пять скинула, Василич то мой не узнает. Спасибо тебе, Милок! Вот же утешила старую. Сколько тебе буду должна?
— Баб Зой, нисколько, у вас не возьму.
— Я тогда тебе молочко вынесу, да сыр козий.
— Спасибо, баб Зой!