Очередь шла вдоль кладбищенской стены. Человек двести, триста. Очередь не становилась короче – первые подходили к могиле, а за последними вставали новые люди. 25 июля 1981 года на Ваганьковском и вокруг него, во дворах собралось несколько тысяч человек.
Я оказался в Москве проездом. Было важно попасть сюда в этот день - и я попал. Поехал с утра на кладбище и пробыл там почти весь день. Это была первая година со дня смерти Высоцкого, и никогда больше на этом месте не повторялось ничего подобного. Ни одного кликуши – потом их стало набегать всё больше и больше. Не было пьяных, или это были тихие, вменяемые, красивые пьяные, пьяные-вдохновлённые. Столько хороших, светлых, осмысленных лиц – куда они пропали потом? Когда они начали пропадать?
На могиле ещё не было памятника. Только свечи, венки, цветы и фотографии.
И ещё картина, до сих пор не знаю, кто её написал – Высоцкий стоит с гитарой, вполоборота, а перед ним, словно ноты, раскрыла крылья огромная белая бабочка. Это не воспринималось пошлостью, кичем, что неизбежно случилось бы уже несколько лет спустя. Тогда (совсем ненадолго) всё было искренним – люди, слова, поступки. Один написал картину, другой стихи – и то, и другое было нужно собравшимся у Высоцкого.
Высоцкий – последний человек в двадцатом веке, чья смерть вызвала такой общий стон. О ней говорили по всей стране, хотя официально появилось только одно сообщение – в газете «Вечерняя Москва». На неё откликнулись стихами – сотни людей. Эти стихи переписывали в блокноты и тетради, заучивали наизусть. Вот одно стихотворение – листок, на котором оно было написано, передавали из рук в руки в очереди, которая тянулась вдоль трамвайных путей к ваганьковским воротам и дальше, к укрытой цветами могиле.
Весть разлетелась фактом,
Волною далёкой и скользкой:
Вчера в Москве от инфаркта
Умер Владимир Высоцкий.
Крутит ручки настройки
Россия, не веря в утрату.
Вздохи и слёзы горьки
По сыну родному и брату.
Кажется, жил он вечно
В сплетнях, легендах и сказках.
Как мы к живым беспечны,
Как мы скупы на ласку,
Как в нас участья мало –
Живому б сказать: «Товарищ».
Вот Шукшина не стало,
Грязью заплёван Галич.
И снова летят дискантом
Нашей беды отголоски:
Вчера в Москве от инфаркта
Умер Владимир Высоцкий.
Мы смерть обошли молчаньем,
Парою строк в газете.
Он из тех, из отчаянных –
Как мало их в этом свете –
Он из числа занесённых
В списки особо опасных,
Почестями обойдённых
Толпою судей безгласных.
Мёртвый в гробу, а страшно.
Замерла борзых свора.
Честно и непродажно
Играл он на лезвии спора.
Бунтом пламя таланта.
Страну ему всю в подмостки.
Вчера в Москве от инфаркта
Умер Владимир Высоцкий.
Была лишь одна гитара,
Струн семь да пять аккордов,
Но сердце вместило барда
Думы и боль народа.
Возможно, мне возразят, что это вовсе не поэзия и называть зарифмованные строчки стихами – неправильно и даже глупо. Но если литература реальна, если поэзия реальна (а в литературе гораздо больше настоящего, чем, скажем, в судопроизводстве или денежной системе), то она включает в себя всё, что рождает эстетический отклик и остаётся в памяти. За время, прошедшее со дня 25 июля 1981 года я прочёл много стихов разных авторов, признанных достойными и даже великими поэтами, запомнил отдельные строчки и стихотворения от начала и до конца, а ещё больше забыл и никогда не вспомню, даже если от этого будет зависеть моё благополучие. И при этом мне не составит никакого труда прочесть стихи о смерти Высоцкого, написанные тридцать лет назад неизвестным автором.
Милиция дежурила на кладбище, у кладбища. Милиция требовала, чтобы люди, положившие цветы на могилу, быстрее уходили с Ваганьковского. А уходить никто не хотел. Поэтому милиционеры разгоняли стихийно возникающие группы. Одна такая стояла прямо напротив ворот. Милиционеры окружили людей и начали выдавливать их из этого окружения, по одному. «Да у нас тут, как на Малой земле!» – закричал какой-то хохмач. (Воспоминания Генерального секретаря ЦК КПСС в те годы превозносили как образец настоящей литературы; школьники даже писали выпускные сочинения «Образ коммуниста в книге Л.И. Брежнева «Малая земля»). Мужику быстро скрутили руки и потащили его в милицейский «воронок», а он продолжал своё: «Ребята, не трогайте нас, мы малоземельцы!»
Начали собираться по двое, по трое. Центром мини-группы обычно становился человек с магнитофоном, из динамиков которого звучал голос Высоцкого. Говорили мало, просто слушали и негромко подпевали. Переходили от одного магнитофона, от одних песен к другим. Самые непредумышленные поминки. Самые сдержанные.