Итак, на российский престол попал Александр Александрович Романов III. Именно «попал», потому что-то в настоящие монархи готовили его старшего брата Николая, который и получил профильное образование. Но увы, весной 1864 брат скончался от туберкулеза и главное кресло империи назначили младшему Саше - человеку совершенно иного склада и натуры, нежели папенька Александр II и тем более прадедушка Павел Петрович I. В чем очень скоро смогли убедиться вообще все.
Несмотря на печальную смену «майки лидера», отряд бюрократов продолжил движение в процедурах - лорис-меликовские преобразования поставили на обсуждение Совета министров 8 марта. A priori тема была «кипяток» и здесь на автора проекта крепко наехали консерваторы — граф С. Г. Строганов и граф К. П. Победоносцев, которые кошмарили царя тем, что реализация этого плана приведет государство прямо в геенну конституции и либерального разврата. Либеральные министры отбивались как могли, но ключевой вопрос о земских выборных в Госсовет отложили на «когда-нибудь потом». Тёрки по теме были настолько жесткими, что после этого Лорис-Меликов, Милютин, Абаза не разговаривали и не вели никакие министерские официальные дела с Победоносцевым и его сторонниками, фактически парализовав текущую работу правительства. На месяц.
Вместо поиска конструктивного компромисса с противниками для налаживания хоть какой-то текущей работы, Лорис-Меликов поступил вполне либерально и 12 апреля подал царю кляузу: «При такой разнородности центрального правительства нельзя надеяться установить порядок на местах, и распри между министерствами будут служить лучшей пищей антиправительственной оппозиции». Там же он напомнил государю, что ситуация не может быть отложена, нарастающий кризис не рассосется сам по себе и теперь требуется уже наконец решить: или принять иную программу взамен лорис-меликовской, или выгнать из правительства победоносцевских консерваторов для образования «одномыслещего» правительства.
Царь решил собрать министров снова. После очередного заседания в Правительстве, 21 апреля военный либер-министр Милютин записал: «…совещание оказалось успешнее, чем мы ожидали». Ему вторил министр финансов Абаза уверенный, что Победоносцев «истерт в порошок». Либералы уверовали, что консерваторам пришел конец , поскольку было принято решение о согласованных действиях всех министров - при тогдашнем раскладе сил это означало вынос Победоносцева изглавной темы реформирования государства и его политический дефолт.
«Ха-ха» три раза. Это ж либералы, а значит, мыслят на европейский манер категориями правил, законов, всяких репутаций и обязательств, подзабыв на радостях, что «тут» им не «там», а здесь самодержавный Царь.
Вечером того же дня Александр III жалуется Победоносцеву: «Сегодняшнее наше совещание сделало на меня грустное впечатление».
- Что же опечалило Ваше Величество?
- Невыносимо и странно слушать умных с виду людей, которые могут серьезно говорить о представительном начале в России. Лорис, Милютин и Абаза положительно хотят, так или иначе, довести нас до цугундера конституции.
- Такое нам в России конечно пока не на пользу, а совсем даже наоборот – вредно.
- Пока Я не убежден, что для счастья России это необходимо, этого не будет, я не допущу.
- Тогда снова душные совещания с лорис-меликовскими и мутные разговоры?
- Нет уж, дудки! Надо разом закончить эту ерунду и сделать уже Настоящее Русское Государство. А то папенька что-то много им вольницы нареформировал, потому и катится Россия в ж… Бомбисты еще эти…
- Ваше Величество, скоро два месяца как Вы Самый Главный, а еще никто и не знает что дальше делать-то. А уж Вы-то, Отец Отечества, точно знаете, без сомнения. Хорошо бы вот именно теперь громко заявить, что никакой европейщины Вы не потерпите и только Вы, Государь, и есть настоящая опора и защита России, у которой свой особый путь – мимо Европы, тонущей в разнузданной демократии и богопротивной парламентской вольнице.
- Заявить? Манифест что ли какой издать..? Хорошо. Но для многих он покажется горькой пилюлей.
- А мы его подсластим маленько, - ухмыльнулся министр.
- Тогда готовь черновик, я почитаю.
Тут следует заметить, что идея слить заготовки реформ (и вообще закрутить все гайки) возникла у царя не только по тихой грусти от либеральных министров. Всего через десять дней после убийства папы (и за шесть недель до манифеста), народовольские авторитеты выставили Александру III ультиматум.
Если выжать из него воду, то предъява революционной братвы основывалась на известном тезисе «не мы такие – жизнь такая», и сводилась к таким вот хотелкам:
- или революция (повальный террор царей и министров), или добровольное обращение верховной власти к народу;
- лучше второе, чтобы народ понапрасну не косить;
- общая амнистия всем политическим;
- созыв депутатов на свободных выборах от всего русского народа для переделки государства сообразно с народными желаниями;
- депутаты от всех сословий пропорционально числу жителей, без ограничений;
- для агитации и выборов полная свобода слова, печати и собраний.
В конце послания народовольцы торжественно обещают, что не будут отстреливать или прессовать правительство, одобренное таким народным собранием: «Итак, ваше величество, решайте. Перед вами два пути. От вас зависит выбор».
О необходимости живого общения власти с представителями народа в то время говорили и писали многие либералы, и даже некоторые царские министры. Но никто «чиста конкретно» не требовал (!) у царя (!) политических свобод и законодательного парламента, подкрепляя это вполне волне реальной угрозой физического уничтожения. Однако, Александр Александрович Романов III труса не праздновал и прогибаться под безродных смутьянов не стал. Справедливости ради стоит отметить, что за тринадцать лет правления на Александра III было совершено лишь одно покушение, безрезультатно.
Через неделю после совещания, граф Победоносцев на пару с графом Строгановым накропали и принесли проект того самого мемного манифеста. 27-го апреля царь завизировал этот опус: «Одобряю вполне и во всем редакцию проекта». По духу и сути «ананасный» манифест был ясным недвусмысленным ответом и народовольцам, и либер-министрам, и вообще всем: вопрос о необходимости либеральных реформ слит с государственной повестки окончательно.
29 апреля 1881 г. напечатанный манифест нокаутировал лорис-меликовскую группировку. Министры сдулись от такой «царской подлости» и, по уже привычной либеральной традиции, начали массово валить из правительства в закат: 30 апреля подал в отставку главарь Лорис-Меликов, в мае Д. А. Милютин и А. А. Абаза. Свободные кресла с удовольствием заняли консерваторы. И тут понеслась…
Реформы Александра II в 1860-х гг., в том числе ликвидация крепостного рабства, объявлены результатом «чужебесия» в виде бездумного и губительного для «настоящей России» заимствования европейских обычаев, ажно со времен еще Петра Великого.
По мнению издателя «Московских ведомостей» Каткова, «не все [реформы были] должным образом и с достаточной зрелостью продуманы, а во многом сфабрикованы по чужим лекалам, и потому… не имеют почвы и лишены смысла в России». При этом новый царь тащился по допетровским временам и считал «истинно-русскими людьми» тех, кто ему в этой теме подлизывал поддакивал. Программу-максимум для Александра III идейно обозначил духовный лидер группировки славяно-консерваторов И. С. Аксаков: «В Москву, в Москву призывает теперь своего царя вся Россия… Пора домой! Пора покончить с петербургским периодом русской истории…»
Учитывая общие мотивы отказа от либерального пути, и в окружении царя, и в правительстве не было согласия даже просто в практическом определении понятия -- «возвращение домой». Вот некоторые «идеи», в той или иной степени реализованные Александром III за тринадцать лет царского менеджмента:
- московский цензор Константин Леонтьев считал необходимым «создать кое-что небывалое в подробностях: изгнать решительно евреев, сделать собственность менее свободной, а более сословной и государственной, и т. п., сосредоточить церковную власть, причем, конечно, она станет деспотичнее»;
- бывший народоволец-перебежчик Лев Тихомиров предлагал построение «охранительного социализма»;
- аксаковская программа предусматривала создание «органа единения» царя с народом в обход бюрократии, в которой виделось главное зло, лишнее звено между верховной властью и народом. Et cetera…
Идеологическое буйство фантазий консерваторов отвлекало царя от миротворческой миссии, потому для внутренней политики главным он назначил автора фруктового манифеста, обер-прокурора Синода Константина Петровича Победоносцева, имевшего безусловное доверие царя. Вот уж наглядно - «инициатива наказуема исполнением».
Граф Победоносцев известен как человек параноидально осторожный, потому ни одна из доктрин не была реализована последовательно и полностью. Всё свелось к идее «патриотического здравомыслия», составленной из разных программ настолько, насколько их воплощение ситуативно не требовало резких движений и не грозило будущими непонятками. «Патриотическое здравомыслие» зиждилось на таких всем известных категориях, как «русская почва» или «народный дух», не требующих и теперь рационального осмысления. На практике это воплощалось в двух направлениях госстроительства: восстановление «истинно русских начал администрации» и «борьба за чистоту русского духа».
Однако, это все закрутилось не сразу. Еще до выдачи всероссийского ананаса, на фоне тёрок между лорис-меликовскими и победоносцевскими сохранялся небольшой вакуум политических решений, в котором новый министр внутренних дел Н. П. Игнатьев попытался вкрячить квазилиберальные идеи выборности в существующую систему местных органов. Вышло откровенно криво.
В марте 1881 г. создан Временный совет при градоначальстве Петербурга, который формировался жителями с правом участия в городских выборах. Однако, алгоритм был устроен так, что первым в него избрали недобитого Засулич градоначальника Ф. Ф. Трепова, который ухитрялся делать четыре ошибки в слове из трех букв — писал «исчо» вместо «ещё» (превед олбанцы!).
Кроме этого Игнатьев затевал Земский собор из четырех тысяч депутатов, который должен был во время коронации Александра III показать единение царя с народом и заткнуть либералов. Но не срослось, земство собирать на коронацию не стали и после этого выбросили нахрен все лорис-меликовские игрушки.
В отличие от либералов и социалистов, консерваторы убеждены, что пороки человека неисправимы, и возможно только сдерживать их с помощью государственной власти. Монарх - есть Отец Отечества, его подданные — дети, а Россия представляет собой очень большую семью, в которой естество иерархии подчинения выражается в сословном устройстве («дети боярские» - помните?). Просто потому что царь точно знает кому что хорошо и полезно, а что нет, то воплощение «истинно русских начал администрации» не должно ограничиваться выдуманными «прогнившей» Европой правовыми гарантиями подданных, немножко присутствовавшими в реформах Александра II.
Главная консервативная идея «истинно русских начал администрации» воплотилась 14 августа 1881 г. в виде положения «О мерах к охранению государственного порядка и общественного спокойствия и приведении определенных местностей империи в состояние усиленной охраны». Этот подзаконный акт устанавливал, что Генерал-губернатор с утверждения министра внутренних дел мог в любое время любую местность объявить на положении усиленной или чрезвычайной охраны сроком на год. При этом, количество повторов или продлений не ограничивалось. С введением такого режима все государственные официальные главари были вправе:
- издавать обязательные постановления и административно наказывать нарушителей, вплоть до трехмесячного ареста и штрафа в 500 рублей;
- запрещать общественные и частные собрания, закрывать торговые и промышленные заведения;
- «воспрещать отдельным лицам пребывание в местностях, объявленных в положении усиленной охраны» (административная высылка);
- передавать отдельные уголовные дела военному суду для приговора по законам военного времени или требовать рассмотрения их при закрытых дверях;
- немедленно увольнять неблагонадежных служащих госучреждений;
- задерживать внушающих подозрение лиц на срок до двух недель и производить обыски во всякое время и во всех без исключения помещениях.
Известно, что нет ничего более постоянного, чем временное. Поэтому положение «об охране» действовало до самого падения Николая II на Дно, а Москва и Питер перманентно находились в режиме усиленной или чрезвычайной охраны.
Вторая часть политики, борьба «за чистоту русского духа», почти сразу началась традиционно – с еврейских погромов.
Деятельный Игнатьев, параллельно с либеральными плясками, еще до манифеста в марте 1881 г. пишет Александру III докладную записку о еврейском вопросе. Среди прочего там присутствует такой пассаж: «В Петербурге существует могущественная польско-жидовская группа, в руках которой непосредственно находятся банки, биржа, адвокатура, большая часть печати и другие общественные дела. Многими законными и незаконными путями и средствами они имеют громадное влияние на чиновничество и вообще на весь ход дел… Проповедуя слепое подражание Европе, люди этой группы, ловко сохраняя свое нейтральное положение, очень охотно пользуются крайними проявлениями крамолы и казнокрадства, чтобы рекомендовать свой рецепт лечения: самые широкие права полякам и евреям, представительные учреждения на западный образец. Всякий честный голос русской земли усердно заглушается польско-жидовскими криками, твердящими о том, что нужно слушать только «интеллигентный» класс и что русские требования следует отвергнуть как отсталые и непросвещенные». Такой подход царю понравился, о чем записал в своем дневнике один из приближенных: «Государь сказал о графе Игнатьеве, что хорошо, что он у дел, потому что «настоящий коренной русский»». No comments.
Государственная дискриминация евреев требовала хоть какого-то идейного оправдания в обществе. Для этого у Александра III был почетный славянофил Иван Аксаков, который состряпал из антисемитизма почти приличную, по меркам того времени, политическую доктрину.
А было так. С весны 1881 началась среди евреев «суфот ба-негев» (הַסּוּפוֹת בַּנֶּגֶב «буря на юге»), которая до конца года прокатилась по полутора сотням городов и сёл Российской империи. Местные власти погромам особо не препятствовали, подогревая слухи, что евреи грохнули царя и за то существует правительственное указание жидов бить.
Осенью того же года Аксаков в своей газете «Русь» запостил «План преобразования быта евреев в России», составленный по мотивам издания «Книги кагала» Якова Брафмана.
Брафман еврей, перешедший потом в протестантство. Брафман извлек из архива книгу постановлений виленского кагала XVIII в., органа самоуправления еврейской общины в Речи Посполитой, занимавшегося сбором налогов с еврейского населения и наказывавшего нарушителей Торы.
Аксаков в статье утверждал, что несмотря на запрет 1844 г. кагалы продолжают тайно существовать, сплачивая еврейские общины в единую монолитную корпорацию, чем обеспечивают свой успех в коммерции и наживаются на гоях. Отсюда Аксаков выводит, что кагалы эти - суть «государство в государстве» и управляются из зарубежного центра, чтобы насадить в России «миродержавство антихристианской идеи во образе миродержавства еврейского». Решение этой проблемы Аксаков видел в пересмотре законов, «узаконяющих и ограждающих бытие этой чудовищной аномалии, какую представляют отношения еврейства к христианскому населению … той тайной, космополитически-племенной иудейской организации, которая опирается, с одной стороны на свой политический национальный центр, на «Всемирный Еврейский конгресс» в Париже, с другой — на русское правительство, на Свод законов самой Российской империи..».
Чтобы прекратить, наконец, погромы, 3 мая 1882 г. были опубликованы «Временные правила о евреях», которыми обрезали гражданские права в губерниях «черты еврейской оседлости». Прежде всего, адептам Яхве запрещалось селиться вне специально названных городов и местечек, включая прекращение сделок с недвижимостью ко времени принятия положения. Основной же ассортимент ограничений чаще принимался не законами, а в форме сенатских разъяснений действующего законодательства и выглядел примерно так:
- запрещено проживание в Москве и Московской губернии евреев-ремесленников и отставных николаевских солдат (раньше это было исключением из общееврейского запрета на проживание);
- число членов биржевого комитета из нехристиан не должно превышать одной трети общего числа членов, а председатель комитета должен быть из христиан;
- запрещено занимать должности директоров городских общественных банков;
- число учащихся-евреев не должно было превышать десяти процентов в черте оседлости, в остальных местностях империи — пяти, а в столицах — трех;
- закрыт доступ евреев в число присяжных поверенных (т.е. в адвокаты).
После принятия «правил о евреях» министр Игнатьев был уволен, по мнению царя, ввиду «недостаточной твердости» в деле строительства Настоящей России. 30 мая 1882 г. его место занял наш старый приятель – граф Д. А. Толстой.
Бывший министр просвещения в должности Самого Главного Полицейского — и теперь уж реформы пошли по-настоящему взрослые для воспитания «патриотического здравомыслия» в форме «русской почвы» или «народного духа». Но где же во всей этой карусели царь наш, Александр III? Вот в следующей, заключительной части мы его и поищем.
Автор - Сергей Левашов