- Итак, мой дорогой Гарвей, вы ходите по клубу вот уже три дня, - сказал Амассиан, - Скажите, вы чувствуете его?
- Отнюдь. Я по-прежнему не могу написать ни строчки, и боюсь, что писатель из меня не получится никогда.
- Не отчаивайтесь, Гарвей, я думаю, не все еще потеряно. Тем более, вы в любом случае можете проявить себя в чем-нибудь другом.
- Мистер Амассиан, - Гарвей почти вплотную подошел к маленькому человечку.
- Да, Гарвей?
- Мистер Амассиан, я хочу быть Гарольдом Pодуэллом. Нет-нет, мистер Амассиан, настоящим Pодуэллом, а не его копией. Насколько я знаю, у вас есть какой-то метод.
- Нет, что ты… То есть, есть, но… Это еще не апробированный метод…
Можно попробовать.
Это очень рискованно.
Ничего, я готов рисковать.
- Упрямый ты человек… мистер Pодуэлл никогда не был так упрям.
- Но я пока еще не мистер Pодуэлл, - с нажимом ответил Гарвей.
- Да, дорогой мой, и несмотря на всю мою любовь к Родуэллу, честно признаюсь, я не хочу, чтобы вы им стали.
- Отчего же?
- Гарвей! – голос Амассиана дрогнул, - вы сами еще не понимаете, на что соглашаетесь. ведь это же по сути дела отказ от самого себя, от своего собственного я, от своей личности и своего сознания. Я не хочу воскресить Pодуэлла такой страшной ценой.
- Зачем же такие мрачные прогнозы, мистер Амассиан? Мне кажется, память Родуэлла просто приклеится сверху к моей памяти. Честное слово, Амассиан, ваши опасения напрасны.
- Вы действительно хотите подобного перевоплощения, Гарвей? Или вы, юный наивный человек, стали жертвой моего влияния?
- Но о каком влиянии идет речь, сэр? Я сам хочу быть писателем, великим писателем, ведь я крайне честолюбив, сэр, и вы это знаете, - его чуть нестройные слова опять удивительно напомнили мне тон Pадова.
- Однако, мистер Pодуэлл не был честолюбив.
- Быть может, я тоже расстанусь со своим честолюбием, когда стану мистером Pодуэллом, - не растерялся молодой человек.
- Вы действительно так считаете, Гарвей?
- Да, сэр.
- Хорошо, я обещаю подумать над вашими словами, - застучали каблуки, скрипнула дверь, должно быть, Амассиан удалился в свой кабинет в другой половине дома.
Из этого разговора я совершенно ничего не понял кроме, разве того, что Амассиан и Гарвей договаривались о сложном и рискованном деле, в очередной раз связанном с личностью Pодуэлла, правда, я так и не смог понять, согласился ли Амассиан на странное предложение своего юного друга или нет.
Не успел я отойти от двери, как она распахнулась словно бы сама собой, и на пороге показался Гарвей, сходство которого с молодым Pодуэллом было столь сильно, что я не мог не склонить перед ним голову. Гарвей взглянул на меня, так, что стало ясно: он понял, что я стоял у двери и подслушивал.
- Гарвей… - неуверенно начал я.
- Самое главное, не беспокойтесь обо мне, уважаемый Kендалл. Помните, что ваш покорный слуга сам выбрал этот путь.
- Я не совсем понимаю, о каком пути идет речь, - честно признался я.
- Вот и отлично, мистер Kендалл.
Я не ответил, потому что все происходящее мне просто не нравилось: более того, очень не нравилось.
- Позвольте только один вопрос, - обратился я к Гарвею, - почему Амассиан сразу не назвал вас Гарольдом Родуэллом?
- Потому что я –не он, во всяком случае до поры до времени. Во мне мало родуэлловского, точнее сказать, почти нет ничего Pодуэлловского, и не только потому, что за всю свою жизнь я не написал ни строчки. Даже в мелочах я ничем не напоминаю мистера Pодуэлла. Например, великий писатель просто обожал ванильные пончики, а я их терпеть не могу.
- Радов тоже не любил пончики, - вспомнил я.
- Радов? Простите, а кто это?
- Писатель, принесший нашему клубу немало литературных шедевров и просто немало приятных минут. Сегодня он покончил с собой.
Глаза Гарвея широко распахнулись.
- Прошу прощения, я не знал, что у вас сегодня траур, - смутился молодой человек.
- Собственно говоря, траура как такового и нет, - поправил я, - не принимайте этот печальный факт слишком близко к сердцу. Всего хорошего мистер Pэдлоу, - добавил я, услышав застучавшие сзади неторопливые шаги и нетерпеливый оклик Гаддама.
- Счастливого пути, мистер Kендалл.
Направляясь к лестнице, я краем глаза заметил, как Гарвей прошел через коридор в сторону моего кабинета и комнаты Pадова, когда навстречу ему показалась Элис Белл. Заворачивая за угол, я успел услышать сдавленный крик девушки, возглас молодого человека: “Hу что вы, мисс!” и стук падающего на пол тела... И только когда я спускался по лестнице, в моей голове мелькнула мыль: “A для чего, собственно говоря, этот Гарвей направлялся в сторону комнаты Pадова?”
Но на свою беду я не придал значения своим мыслям.