На двери клуба не было ни звонка, ни колокольчика, на мой стук никто не отозвался. Проще всего было уйти – но я не нашел ничего лучше, чем войти самому без приглашения. Осознание того, что где-то в глубинах этого дома затаились писатели, придавало мне силы.
В просторной прихожей было почти пусто, если не считать нескольких вешалок по углам, большого зеркала-трюмо у противоположной стены, над которым висели большие старинные часы, как я догадался – с кукушкой. Вообще, вся обстановка гостиной навевала мысли о старине, и даже седая женщина в углу, в плетеном кресле была одета в старомодное платье и чепец. Я уже подумал было, не музей ли это, а когда пожилая женщина подняла голову от вязания и посмотрела на меня сквозь очки, мне стало не по себе. Но отступать было поздно.
– Мистер Гаддам здесь? – осведомился я, сам не знаю, зачем.
– Мистер Гаддам? Должно быть он в большой зале налево по коридору, хотя кто же его знает? Посмотрите, голубчик, может там, а я и не знаю, где он.
В большом зале Гаддама, не оказалось: в окружении старинной мебели я увидел там фотографию Родуэлла в золотой рамке, и несколько изящных кресел, в которых сидели двое: человечек в черном костюмчике и чуть полноватый парень в клетчатом пиджаке. Человечек сидел возле стола, заваленного фотографиями. Там же на столе возвышалось блюдо с пончиками, один из которых энергично и сосредоточенно жевал человечек за столом.
– Радов, вы попробуйте: очень вкусно, рекомендую…
– Мистер Амассиан, какие мне пончики, я сам как пончик! – весело отмахнулся юноша и снова наклонился над толстой тетрадью, явно что-то припоминая или стараясь придумать.
– Напрасно, очень напрасно –покачал головой Амассиан – а Родуэлл, кстати говоря, очень любил пончики.
– Откуда вы знаете? – недоверчиво покосился Радов.
– С миру по нитке, Радов, я всю жизнь собираю эти факты по мелочам. Например, наш неповторимый Гарольд любил пить кофе перед сном…
– К чему все эти сведения?! – Радов вскинул голову, - для чего вы интересуетесь каждой мелочью в жизни Родуэлла?
– Причина этому – не только мое почтение к великому писателю – Амассиан прищурился, глядя на очередную фотографию – трудно будет тебе объяснить, мой мальчик.
Радов недовольно посмотрел на худощавого Родуэлла в золотой рамке, захлопнул тетрадь и вышел из зала. Я подошел к столу и глянул на фотографии: все до одной изображали Родуэлла. Наконец, заметив меня, Амассиан выпрямился и посмотрел мне в глаза.
– Одно и то же? – спросил я.
– В том-то и дело, что нет, сэр. Взгляните – он ткнул пальцем в две карточки, лежащие рядом на столе – ничего общего!
– Вы правы – согласился я – но эти снимки были сделаны в разные годы: здесь он молодой, а это фото сделано в сорок лет.
– Увы, даже на снимках одного и того же года, месяца, а порой и дня он совершенно разный. Каким же он в конце концов был на самом деле? Наверное, в жизни он тоже был все время разным… Но я не знал его при жизни.
– Еще бы… – я пожал плечами – он умер много лет назад, и… Осторожнее!
Амассиан отдернул руку, но было уже поздно: пламя свечи перекинулось на фотографию и затрещало, пожирая драгоценную карточку. Амассиан невозмутимо прижал пламя пальцами, и с нескрываемой досадой посмотрел на испорченный снимок. Сухие желтоватые пальцы человечка покрылись красными пятнами.
– Вам не больно? – осторожно спросил я.
– Теперь больно, – признался Амассиан, потирая пальцы – но я не придаю этому значения, ни в коем случае: снимки дороже… А вы что же – он пристально посмотрел на меня– новый член нашего клуба?
– Нет. Но я писатель.
– Один из тех, кто пишет по мотивам творчества Родуэлла, не так ли?
Я с легким стыдом кивнул.
– Кто вам сказал о нашем клубе? Радов?
– Нет. Гаддам.
– Гаддам? – Амассиан вскочил с места, продолжая трясти обожженной рукой, – но этого просто не может быть, вы что-то напутали, сэр!
– Если сказать честно, я познакомился с Гаддамом в редакции «Ньюбук-пресс», а сегодня видел, как он заходил в «Вечное перо». Меня заинтересовал ваш клуб.
– Вот это уже больше похоже на истину – Амассиан снова сел в кресло – и что же, вы хотите вступить в нашу компанию?
– Насколько я понял по вашей реакции, это закрытый клуб.
– Отнюдь, сэр. Чем больше, тем лучше. Но мы принимаем далеко не всех. Он сам решает, нужен ему человек, или нет.
– Кто «Он»? – не понял я.
К моему удивлению, Амассиан сделал вид, что не услышал.
– Я вижу перед собой поклонника Гарольда Родуэлла? – спросил он.
– Да, – искренне признался я.
- Итак, сэр – он в третий раз пронзил меня взглядом – вы собираетесь вступать в наш клуб?