Он был несказанно рад, что они с Морагарет так сблизились, что ей почти удалось убедить его в том, что с его другой женой все в порядке. А потом… когда что-то, очень важное, стало меняться. Ведь перемены были в том Эстрине, который был в Таллире. Эстрин отца… и в том Эдуарде, которого он теперь знал. Было не похоже на то, что он всегда был таким. Скорее он был похож на Морагрет, которая, к тому же, была старше его.
Он начал понимать, что ему чего-то не хватает. Может быть, любви. Он знал ее по-настоящему недолго, и был смущен, видя, что и Морагорет тоже чувствует это. Может, это было связано с возрастом, или может, действительно, потому, что у него не было такой, как она, семьи. В одном он был уверен: у него стало больше времени, чтобы думать.
«В том конце заснеженного двора черный кот стоял на задних лапах, и его глаза блестели. Его темно-серый хвост висел, как веник.
В воздухе стоял изумительный запах — как над баней, когда затишье перед грозой, — запах чего-нибудь мокрого и полусонного. Вокруг него пахло псарней, его собственной ничем не вымазанной шерстью, землей, которой он никогда не касался лапами.
Все было не так. Он уже никогда не будет прежним котом. Даже если ему удастся убежать из Хрустального дворца, он не сможет жить вне королевского дворца. Холод и ветер окатят его дождем и снегом, и он задрожит, едва не умерши, от холода.
А ему вовсе не хотелось, чтобы его сморило.
— Морагот, Морадор, а ну-ка, — сказал он, надеясь, что голос его звучит уверенно, и сам он не дрожит.
Кот услышал его, но не стал оборачиваться, а сделал вид, что не заметил, как он подошел. Он облизнулся, а когда кошки так делают, ничего удивительного, что я его узнаю.