«Какой земли, какой страны я чадо? Какого племени мятежный сын?».
(Анатолий Мариенгоф)
Словно по иронии судьбы из окон старого дома в Богословском переулке, где с 1919 года жили рядом два удивительных поэта – Есенин и Мариенгоф, вдалеке виден памятник Сергею Есенину на Тверском бульваре.
Анатолий Мариенгоф. Как бы мы не пытались представить его – стихотворцем, теоретиком искусства и мемуаристом, истинно талантливым во всех областях творчества, судьба его навеки переплетена с короткой вспышкой жизни Сергея Есенина. Кем он был для Есенина – ангелом-хранителем или, как его называют доселе, «злым есенинским бесом»?
…Они познакомились в издательстве ВЦИК и тут же стали неразлучны: кроме общего местожительства, вместе путешествовали на Кавказ, в Петроград, Харьков, Ростов-на-Дону, публиковали в печати личную переписку, вызывая неприятие литературных критиков. Есенин посвящает Мариенгофу свои лучшие творения: драму «Пугачёв», поэму «Сорокоуст», стихотворения «Я последний поэт деревни» и «Прощание с Мариенгофом».
Анатолий Борисович вспоминал:
«Мы жили вместе и писали за одним столом. У нас были одни деньги: его — мои, мои — его. Проще говоря, и те и другие — наши. Стихи мы выпускали под одной обложкой и посвящали их друг другу».
Познакомившись с Рюриком Ивневым и Вадимом Шершеневичем, друзья основали поэтическое объединение имажинистов, опубликовали его «Декларацию»:
«Скончался младенец, горластый парень десяти лет от роду (родился 1909 — умер 1919). Издох футуризм. Академизм футуристических догматов, как вата, затыкает уши всему молодому. От футуризма тускнеет жизнь…».
Для привлечения внимания к новому течению поэты участвовали в шумных уличных акциях, ночами давали московским улицам свои фамилии, расписывали стены Страстного монастыря стихами, украшали памятник Пушкину табличкой «Я с имажинистами». Ну, а с кем же еще быть «солнцу русской поэзии»?
Наравне с Александром Блоком и Николаем Клюевым Анатолий Мариенгоф оказал колоссальное влияние на поэтическое становление Есенина, несмотря на постоянные разногласия и полную противоположность характеров. Писатель Матвей Ройзман заметил: «Анатолий не переносил, когда даже в шутовском тоне ему намекали, что Есенин талантливее его».
Плюс ко всему, и это тоже немаловажно, лощеный денди Мариенгоф стал для Есенина своеобразным проводником в другой мир, где не было места крестьянскому поэту и «златокудрому пастушку Лелю» – по воспоминаниям Сергея Городецкого, Есенин очень хотел быть европейцем. Отсюда и цилиндры и тросточки, «прославленные молвой и воспетые поэтами».
Молва резко повернула в другое русло после смерти Есенина, нападки на Мариенгофа следовали одна за другой. В «Красной газете» опубликовали статью Бориса Лавренёва «Казнённый дегенератами», в которой автор утверждал, что имажинисты окончательно споили поэта.
Мемуарный «Роман без вранья» Мариенгоф опубликовал уже в 1927 году, и очень скоро критики и соратники по перу закрепили за произведением совсем другое название - «Враньё без романа». Максим Горький очень жестко обозначил общее мнение: «Автор – явный нигилист; фигура Есенина изображена им злостно, драма – не понята…». А вот читатели сочинение приняли: им была интересна «эпоха Есенина и Мариенгофа», и роман тут же вышел вторым и третьим изданиями.
Миновал уже почти век, но о романе Мариенгофа до сих пор спорят, безуспешно пытаясь обнаружить правду и ложь в этом «троянском коне репутации Есенина». А вот получится ли найти?
📖 Из книг Анатолия Мариенгофа:
***
Если бы меня спросили, что в жизни необходимей – хлеб, нефть, каменный уголь или литература, я бы, не колеблясь, ответил – литература.
***
Каждый из нас придумывает свою жизнь, свою любовь и даже самого себя.
***
— Сергей Александрович, дорогой, расскажите, пожалуйста, как вы пишете?
— Как пишу? — переспрашивал Есенин. — Да вот, присяду на полчасика к столу перед обедом и напишу стишка три-четыре.
И хохотал тому в спину:
— Зачем дураку знать, что стихи писать, как землю пахать: семи потов мало.
***
Если верить почтенному английскому дипломату, Иван Грозный пытался научить моих предков улыбаться. Для этого он приказывал во время прогулок или проездов «рубить головы тем, которые попадались ему навстречу если их лица ему не нравились». Но даже такие решительные меры не привели ни, к чему. У нас остались мрачные характеры.
***
«О мертвых — или хорошо, или ничего». Какая сентиментальная чепуха! Да еще древнеримская. По-моему, о мертвых надо говорить так же, как о живых, — правду. О негодяе, что он бывший негодяй, о стоящем человеке, что он был стоящий.
***
— А скажи, дяденька, кого ты знаешь из поэтов?
— Пушкина.
— Это, дяденька, мертвый. А вот кого из живых знаешь?
— Из живых нема, барин. Мы живых не знаем. Мы только чугунных.
***
Вот и Есенин…. замечательно знал для каждого секрет…: чем расположить к себе, повернуть сердце, вынуть душу. Отсюда его огромное обаяние. Обычно — любят за любовь. Есенин никого не любил, и все любили Есенина.
***
На литературном вечере в Вятке мне из публики бросили записку: «Товарищ Мариенгоф, скажите — поэтами родятся или делаются?» Я скаламбурил: — Сначала делаются, а потом родятся. Так вот: Есенин поэтом родился и поэтом умер.
***
Когда откроются ворота
Наших книг,
Певуче петли ритмов проскрипят.
И будет два пути для поколений:
Как табуны пройдут покорно строфы
По золотым следам Мариенгофа,
И там, где, оседлав, как жеребенка, месяц,
Со свистом проскакал Есенин.
Спасибо, что дочитали до конца! Подписывайтесь на наш канал и читайте хорошие книги!