Шел третий день переговоров. Корейцы, как истинные азиаты, не говорили "нет", но и "да" из них выдавить не удавалось. Ни прессинг, ни хитрости, ни уговоры и льготные условия не помогали. Они улыбались, сосредоточенно кивали, ахали в сторону тревожного соседа и обещали манну небесную, если удастся хоть как-то повлиять на лидеров северного государства. Впереди маячила перспектива уехать ни с чем...
Замминистра сидел с мрачным и задумчивым лицом, обреченно и свирепо глядя сквозь стену. Представители совета директоров дымили во все стороны, сооружая из выпитых чашек кофе пирамиды, которые персонал бара не успевал уносить с их стола.
- Ну, что будем делать, Иван Георгиевич? Не додавим же их, видит бог, не додавим.
- Что делать... Завтра уже уезжать, а у нас ни договора, ни движения. Не знаю, что им еще предложить.
- И что? Шеф не поймет, если мы опять ничего не привезем. Такой проект, государственная заинтересованность, международное сотрудничество, уже пятая встреча - и ничего добиться не можем.
- А как тут добиться? Они при любом слове северными прикрываются, мол, нейтрализуйте их - тогда мы у вас всё скупим. А ты их нейтрализуй...
- И как быть?
- Да не знаю я.
В бар вплыл советник министра по международной торговле - румяный седовласый господин лет шестидесяти, в идеально сидящем светло-сером костюме, с улыбкой в тридцать два фарфоровых зуба. Он шел в облаке какого-то изысканного парфюма, под ручку с миловидной барышней в кокетливой шляпке. Подошел к столику замминистра и прочих, поморщился от дыма, проводил даму за соседний столик, вернулся.
- Чего чадите, господа?
- А ты, Алексеич, я смотрю, времени не теряешь, - замминистра кивнул в сторону барышни.
- А зачем его терять, Иван Георгиевич? Это вам, молодым, еще можно расслабляться, а мне уже не так много радостей в жизни осталось. Так что каждая минута дорога.
- Оно и видно... Владимир Алексеевич, беда у нас. Если мы опять без подписаний вернемся, Борисыч меня порвет. Ты же понимаешь?
- Понимаю, Иван Георгиевич.
- И что делать? Ну, ты, как мудрый человек, как дипломат с таким опытом и такими делами, подскажи хоть что-нибудь!
- Давай так. Сейчас придем, сядем за стол и сориентируемся по ситуации. Вдруг корейцы чего предложат.
- Да не предложат они. Они знают, что сегодня у нас последний день. Будут выворачиваться и тянуть.
- Вот и посмотрим...
* * *
- А вы, значит, завтра уезжаете? - господин Хан прищурил темные глаза, улыбнулся, не разжимая губ.
- Да, утром, в десять.
- Сразу в Москву?
- Да, конечно. Там же ждут. Докладывать нужно, отчитываться. Только, вот, отчитываться не в чем...
- Как же не в чем? Мы с вами провели плодотворные переговоры, многое обсудили, достигли согласия по ряду ключевых моментов. Разве нет?
Замминистра вздохнул, отодвинулся от стола, наклонил голову. Представители совета директоров потускнели, затихли и даже как-то потеряли в объемах. Советник министра откинулся на спинку кресла, задумался на секунду, и вдруг резко прижался грудью к краю стола, пристально посмотрел в лицо Хана и, нарушая условия переговоров, быстро заговорил по-английски.
- Господин Хан, давайте говорить откровенно. Вы знаете, что у нас за страна и что у нас за прошлое. Коммунизм не умер и никуда не делся, и Москва изменилась лишь на фотографиях. Не думайте, что только у ваших соседей процветает бюрократия, госпланы и смертные казни.
- Смертные казни?
- Да, господин Хан. Вы не ослышались. Всё присутствует и у нас, в полной мере. Я это к чему... Вы понимаете, что наши с вами переговоры - это очень высокий уровень. Выше - только если привезем к вам вице-премьера или самого, - Владимир Алексеевич поднял вверх указательный палец. Хан кивнул. - А высокий уровень - высокая ответственность. Нас отправили сюда не просто так, а за результатом. И предполагалось, что результат будет не только обсуждаться, но и протоколироваться...
- Господин Широков, у нас всё протоколируется. Все наши обсуждения и беседы...
- Я знаю, господин Хан. Я о другом. Протоколироваться - это означает, что мы должны привезти какой-то бумажный договор. Какую-то весомую, подписанную обеими сторонами бумагу, которая не будет только лишь протоколом переговоров, а будет иметь значение и значимость. Понимаете?
- Понимаю, - Хан повернулся в сторону своего советника и приподнял левую бровь. Потом вновь взглянул на Широкова. - Но и вы должны понимать, что мы не уполномочены подписывать какие-либо серьезные документы...
Владимир Алексеевич сощурился, внимательно посмотрел Хану в глаза. Потом вновь откинулся на спинку, устало снял очки, потер глаза.
- Тогда нам конец, господин Хан. По возвращению в Москву нас, в лучшем случае, поснимают с наших должностей. А в худшем...
- Конец?
Широков улыбнулся.
- Да, конец.
- Но... Но вы же - цивилизованная страна. Этого не может быть. Международное сообщество...
- Господин Хан. А вы не задумывались, почему к вам не возвращаются те переговорщики, с которыми не было подписано более-менее важное соглашение? Почему к вам больше не приезжает Лисунов, допустивший такой провал в переговорном процессе с северянами? Почему с нами новый замминистр?
Хан побледнел.
- Но вы же... У вас же... Наша служба протокола ничего такого не знает. И мы не предполагали... Что вы предлагаете?
- Нам нужен подписанный документ.
- Документ?
- Да. Давайте подпишем совместный документ, допустим, меморандум о намерениях. Вас это ничем не обяжет, а нам будет что показать своим шефам. Да, достижение сомнительное, поскольку результат неявный, но бумага в России всегда имеет значение.
- Меморандум... - Хан повернулся к советнику, многозначительно посмотрел на него. - Господин Широков, господа. Нам надо посовещаться.
- Господин Хан, у нас совсем не осталось времени на совещания...
- Извините, господин Широков. Это займет буквально пять минут.
Корейская делегация дружно встала из-за стола и прошла в соседний небольшой кабинет. Российская делегация замерла, застыла, замминистра бросал в сторону Владимира Алексеевича испуганные взгляды. Широков улыбался.
Дверь открылась, корейцы гуськом прошли к столу, Хан занял место главы, заговорил на корейском. Параллельно затараторил переводчик.
- Господа. Мы посовещались и решили подписать меморандум о намерениях, основанный на протоколе нашего длительного совещания. Поскольку наша служба упустила тот момент, что российская сторона в обязательном порядке требует от своей переговорной команды подписанный всеми заинтересованными лицами документ, мы обязуемся создать меморандум в течение ближайших двух часов. Потом проведем процедуру подписания, а пока предлагаю устроить перерыв. Позвольте мне от имени нашего министерства пригласить вас на обед.
Представители обеих делегаций одобрительно закивали, начали вставать с мест...
* * *
- Я же тебе всегда говорил, Иван Георгиевич: незнание положения дел в стране твоего оппонента приведет к тому, что ты проиграешь. Всегда нужно интересоваться, чем и как живет противная сторона. Чем реально живет. А то такого наговорить можно...
- Согласен, Алексеич. Но ты был в ударе! Придумать такое! Корейцы, должно быть, теперь героями себя считают, спасли нас от смерти, ха-ха-ха.
- Да, наверное, - Широков улыбался в тридцать два фарфоровых зуба. - Хотя теперь, наверное, уволят всех сотрудников службы протокола...
P.S.: по мотивам событий 2006 года.