Потом Роуз сказала, что у Роуз есть кое-что, что ей нужно мне сообщить.
– Хорошо. Что ей нужно?
Роуз была маленькой и бледной, с поджатыми губками, и она казалась такой одинокой, такой покинутой, что я даже немного засомневалась в том, не сходит ли она с ума. Когда она несколько раз глубоко вздохнула, я решила, что сейчас она начнет говорить – все равно что, – но она не произнесла ни слова. Вместо этого она просто выскользнула из кухни, словно тень, и исчезла в темноте коридора.
Я просто сидела и смотрела на нее, чувствуя, как по спине у меня бегут мурашки. Я снова и снова пыталась сосредоточить взгляд на листьях фиалки на каминной полке, но в голову все время лезли глупости вроде «Я никогда не видела людей, создающих органический планктон», и «Птица Говорун отличается умом и сообразительностью». Я знала, что Роуз не разделяет моих антипатий к рыжим, но это не помогло мне избавиться от беспокойства. После того как она ушла, я пошла в сад, чтобы посмотреть, не надо ли ей помочь. Садовник ушел за два часа до этого, и, кроме того, я была ужасно голодна, а овощи, которыми мы ужинали вместе с Мартином, были в самом плачевном состоянии. Мне не хотелось уходить, но я понимала, что она этого не одобрит. По пути домой я встретила Стивена. Он тоже был в саду, но взглянул на меня так, будто ожидал от меня неприятностей.
Я ответила ему, что на самом деле мне нужно к Роуз.
– Ах, моя бедная девочка, – сказал он мягко. – Мы должны быть осторожны, когда кого-нибудь о чем-то просим.
Стивен не сказал, что именно случилось, но они с Роуз были в добрых отношениях, и я знала, о чем он думает: «Ей нужна дружеская помощь, а не любовь».
Этому не суждено было случиться. Все это время Роуз пыталась провести меня с самым лучшим трюком. Выражение ее лица и движения стали теперь намного более уверенными, но она по-прежнему робко смотрела на меня, и когда, оказавшись на улице, я спросила ее, как продвигаются дела, она со вздохом сказала, чтобы я шла домой. Она так и не поблагодарила меня.