Сталкивались с детьми-хвастунишками, которые словно от «синдрома Мюнхгаузена» страдают?
Мне недавно довелось слышать разговор нескольких пацанят, обычных с виду пацанят, которые бахвалились друг перед другом — что они имеют. У кого «Айфон» последней модели (дома лежит, но его личный), кому родители игровую приставку супер-навороченую купили, марки вот только не помнит, но она и с о шлемом виртуальной реальности, и со всеми наворотами, а то, что дома ее не видать — так дали кому-то поиграть; у кого-то папа вот-вот поедет покупать «Геленваген» (именно его и ни буквой меньше).
Вот не знаю, верили ли они друг другу, но хвастались так самозабвенно, с такой уверенностью. Что было желание поверить — ну, мало ли? В каждой семье свои тараканы и может эти ребятишки — как раз из таких семей, где взрослые готовы влезть в долги и кредиты, несмотря на то, что у одного — футболка явно на ладан дышит, у второго — кроссовки такого вида, что выпустить в них гулять ребенка — страшно, вдруг на ходу развалятся?
И нет, я не смеюсь над этими детьми. И не осуждаю их ни капельки.
Мне их, если честно, искренне жаль… И даже зло берет на их взрослых.
Потому что дети, которые ударяются в такие рассказы — несчастные дети. Ладно им не хватает каких-то материальных плюшек, которые подаются как само собой разумеющиеся в рекламе, но им не хватает самого главного — внимания и любви родителей, это во-первых, и уверенности в себе — во-вторых.
И никто-то им не объяснит, что каждый человек ценен своими собственными достижениями (которые могут быть даже у детей), а не теми вещами, которыми он владеет.
Дети с младых ногтей считают, что внимания заслуживают только «к успеху пришедшие», а успех измеряется в количестве модных и дорогих вещей во владении…
Это проблема, кстати, не нынешнего времени.
Это проблема и прошлого тоже.
В школе у нас, помнится, девочка училась… Никому дома не нужная, как я сейчас понимаю. Родители пили, бабушка с дедом ее к себе забрали, но скорее, по обязанности и чтобы окружающие не осудили, а не по любви.
И она постоянно рассказывала о сокровищах, которыми владела. Ну, по тем временам, о сокровищах. Не останавливало ее даже то, что все понимали — врет. Не знаю, как с возрастом, это у нее осталось или прошло…
Вот так и с этими детьми — тоже не от того, что они испорченные, у них лож с хвастовством. А от того, что скорее всего, несчастны… Правда, обо этом говорить не принято, да и кто это признает?
