Кто-то очень добрый и теплый, кажется это бабочка, накрыла меня невесомым крылом, и, выйдя из оцепенения, я решилась.
— Бабочка, бабочка… — тихо-тихо, как будто боясь спугнуть шепот, пронеслось у меня в голове. — Это… бабочка?
И опять я не смогла удержаться от смеха, и ветер, проходя сквозь тело, наполняя его дрожью, заставил смеяться громче, и казалось, что все, кто были рядом, во круг тоже смеются надо мной. Перед глазами снова выросла белая яма, и на дне ее блестело солнце, которое сияло так ярко, что, казалось, будто его кто-то прикрутил к земле. Я открыла глаза, но солнце никуда не исчезло, а было по-прежнему только в моей голове.
— Ну чего ты? — спросил какой-то мальчишка, который сидел рядом со мной на земле. — Ну чего тебе опять не терпится? Это же бабочка!
Я вспомнила, что такая же точно бабочка уже была у меня, она сидела на моем плече и время от времени приветливо махала мне крылом.
— Эй, подожди, подожми мне еще одно крыло, — попросила она, — у меня все еще не зажила рана на крыле.
Я поднесла крыло и увидела, что она действительно вся изранена, и малюсенькие кусочки этой раны были на том месте, где раньше сияло солнце, и была любовь.
Поднявшись, я пошла в школу, где должны были проходить последние два урока, но было только начало второго, а в голове было так же пусто, и в животе было так спокойно и приятно, как бывает всегда, когда уроки позади.
Зайдя в школу и поздоровавшись со всеми, я направилась к себе в кабинет. Как только я открыла дверь класса, я услышала, как один мальчик крикнул другому, про бабочку в моем классе.
Я, конечно, знала, что на том уроке будет очень скучно, что будет очень много заданий, и что я должна буду отвечать на эти глупые вопросы, но все равно было так приятно чувствовать себя бабочкой, когда на тебя не обращают внимания!
Дождавшись конца уроков, я вошла в класс, и все уже были в сборе.