Необходимое пояснение.
Я начинаю публикацию моих старых статей с "Руки Кремля". И начну с серии, посвящённой травле нобелевского лауреата Ватсона, ставшего жертвой травли под флагом политкорректности
- Мои читатели знают, что одно время я писал для сайта “Рука Кремля”. Недавно мне сообщили, что мои статьи там больше не ищутся. Это хорошо. Возможно как и у многих пишущих людей, большинство (процентов 70%? Больше?) моих текстов не стоит времени, потраченного на их второе прочтение (а иногда и первое, хотя я и стараюсь выкладывать только то, что, на мой взгляд, проходит последний тест). Тем не менее, среди них есть какие-то, которые я бы не хотел, чтобы они просто так исчезли. Поэтому я здесь выложу буквально несколько “выбранных” вещей (надеясь, что я не нарушаю правила Дзена). Одновременно я создам рубрику “старые тетради” (?) на моём сайте discepati.ru. Если вы интересуетесь откуда такое название сайта, это часть латинской фразы “хочешь побеждать, научись терпению”.
- Как вы знаете, примерно год назад в странах Запада истерия обезумевшей политкорректности достигла (по крайней мере промежуточного) пика. Это была уже вакханалия. В числе одной из жертв новых хунвейбинов оказался выдающийся учёный, которому мы, безо всяких преувеличений, обязаны современным достижениям биологии и фармакологии. В т.ч. и вакцинам от нынешней пандемии (я знаю, тема вакцин весьма противоречива и неоднозначна, но тем не менее). Этот человек – нобелевский лауреат Ватсон (Уотсон). Он подвергся чудовищной травле в т.ч. со стороны своих бывших учеников. Примерно в то время я написал и разместил на одном американском ресурсе письмо в его защиту. Дело в том, что аналогичные письма в научные журналы не были приняты. Не важно… Вернёмся к теме. Отталкиваясь от того текста, я написал и опубликовал на сайте “Рука Кремля” серию статей, которые, в переработке и сокращениях и предлагаю вашему вниманию. Первые две части, компиляцию которых я сейчас выкладываю (с извинениями, что получилось многобукв), были опубликованы на “Руке Кремля” 09 декабря 2020 и 13 декабря 2020/
Часть 1. Введение в проблему. Учимся читать.
Для начала немного истории.
В 1953г Джеймс Ватсон и Френсис Крик опубликовали открытие, определившее развитие человечества на ближайшие полвека. Я не преувеличиваю.
Они открыли структуру ДНК.
Что это такое, для нас сейчас не суть важно. Важно, что это произошло.
По воспоминаниям, осознав это, Крик сказал: “Мы открыли основы жизни”.
Это, в общем-то, недалеко от истины.
За это они получили Нобелевскую премию.
(...)
Итак, Ватсон — нобелевский лауреат. Там, конечно, потом возникла история про какую-то женщину, куда ж без этого. Вроде как, она внесла определённый вклад в открытие. Если посмотреть некоторые современные (прошлого лета) публикации в СМИ, то “А не украл ли Ватсон Нобелевскую премию у Франклин?” Бог с ними. Они не ведают, что творят. Вернее, ведают, конечно. Но Бог с ними...
Итак, Ватсон — нобелевский лауреат и руководитель престижнейшей лаборатории в Колд Спринг Харбор.
Престижнейшей.
Попасть туда даже на стажировку считалось большой честью и невероятной удачей.
Ватсон, конечно, интересный человек, но по многим воспоминаниям, его запросто можно было видеть в коридорах лаборатории, беседующим с сотрудниками.
Кто-то говорил, что там в холле стоял рояль и желающие на нём играли…
Вы когда-нибудь играли на рояле?
Я играл…
Но это к делу не относится…
Где-то в 2007 году Ватсон дал интервью. Как вы понимаете, он давал много интервью и делал много заявлений. Так, автор читал некоторые его заключения, в т.ч. в Конгресс по поводу Геномного проекта. Я говорил, что он интересный человек?
Так вот, в этом интервью он, в том числе, сказал следующее (и, поскольку это важно, я приведу оригинал на английском):
In 2007, Watson told a British newspaper that he was “inherently gloomy about the prospect of Africa” because “social policies are based on the fact that their intelligence is the same as ours — whereas all the testing says not really.” (здесь)
И максимально точный перевод (мой):
«Он видит мрачные в самой своей сути перспективы по поводу путей развития Африки, потому что (наша) социальная политика основана на факте, что их интеллект такой же, как наш, в то время как все тесты говорят, что на самом деле это не так.»
Вы что-нибудь замечаете?
Нет?
А зря.
Потому что общественность кое-что заметила.
И началось.
Ватсон потерял всё, что у него было, за исключением Нобелевской медали.
Хотя в Нобелевский комитет шли возмущённые петиции.
(Забегая вперёд, впоследствии, оставшись без средств, он вынужден был продать свою нобелевскую медаль, посмотрите (здесь), это интересно, особенно в конце — где он получил её назад, мы к этому ещё вернёмся, а сейчас не будем отвлекаться.)
И, естественно, Ватсон не мог больше быть руководителем своей лаборатории.
Но Ватсон предупреждения не понял, а в 2019г взял и выдал вот это:
There's a difference on the average between blacks and whites on IQ tests. I would say the difference is, it's genetic.
“Есть разница в среднем между чёрными и белыми на IQ тестах. Я бы сказал, что разница эта генетическая (основана на генетических различиях)”.
Ну, он же всю жизнь имел дело с самыми основами жизни, понимаете? Он на всё привык смотреть примерно так:
Поймите меня правильно, мы сейчас не вдаёмся во все эти тонкости про генетическую разницу, про IQ тесты и всё остальное (*). Это достаточно противоречивая тема и не на одну статью. Мы сейчас просто следим за событиями.
Итак, он на всё смотрит через кристаллическую решётку молекулы ДНК. Но это было тогда. А сейчас времена не те.
Поэтому совершенно понятно возмущение студентов, заметивших на стене лаборатории в Колд Спринг Харборе табличку с именем Ватсона, которую по вредительскому недосмотру какого-то завхоза забыли убрать.
Это не просто забывчивость.
В лучшем случае — потеря бдительности.
Но политически грамотные студенты заметили, а, заметивши, расстроились.
И, кстати, помните, я упомянул про женщину, Розалин Франклин. Как вы понимаете, обвинение в сексизме слишком хорошо, чтобы остаться неиспользованным. То есть ему припомнили всё.
И вот тут-то теперь давайте, наконец, внимательно разберём текст, чтобы понять, что же там действительно было написано.
Посмотрим на часть этой фразы (в переводе) из нашей первой цитаты, потому что именно она стала центром событий:
… что их интеллект такой же, как наш в то время, как все тесты говорят, что на самом деле нет
Опять ничего не замечаете? Не расстраивайтесь, тут нужны особые навыки.
Давайте сформулируем по-другому, для этого нам надо будет добавить одну маленькую частицу. Вот так:
“что их интеллект не такой же, как наш”
Теперь заменяем выделенную часть
“что их интеллект не такой же, как наш”
на вот это:
Inferior, т.е. “низший” (Именно такое слово автор видел в оригинальном письме студентов, которое сейчас не достать; сейчас это поменяно на слово less than, “меньше” (**))
И смотрим, что получилось.
Их интеллект меньше, (ниже, слабее) нашего
Неплохо?
Автор тоже был впечатлён такой ловкостью рук.
Поэтому он сел и написал в одну профессиональную организацию письмо, где обращал внимание на неправильность интерпретации, искажающей смысл, а также указывал, что люди, выдвигающие обвинение в расизме на основании того, что они понимают слова “другие способности” как “низшие способности”, на самом деле сами являются расистами, именно на основании того, что они предполагают идентичность таких понятий в применении к данной расе.
Отдельно автор высказал своё мнение, что в отличие от беснующихся хунвейбинов от науки, имя Ватсона навсегда уже вошло в историю независимо от того, будет ли оно выбито на табличке на стене Колд Спринг Харбор Лаборатории, или нет.
Я вот теперь думаю: может я неправильно слово “хунвейбины” написал, потому что это письмо нигде не опубликовали.
Ведь другого объяснения быть не может?
Часть 2. Давайте поговорим о природе человеческой
— Почему здесь, почему на этом сайте? Ведь этот сайт (имеется в виду “Рука Кремля”) — про другое. Ты что, в Достоевщину решил удариться?
— На самом деле, как раз этот сайт очень уместен для таких разговоров. Если мы хотим жить в комфортной, удобной стране, то далеко и далеко недостаточно ограничиваться разговорами об экономике, политике, образовании, обороне. Есть ещё кое-что. И если этого «кое-чего» не будет, всё остальное будет иметь мало значения. Не верите? Посмотрите на страны к западу от нас.
(...)
Ибо без морали, без внутреннего стержня, без «скреп», если хотите, общество — это не общество, а страна — не страна. Опять же посмотрите к западу от наших границ, чтобы понять, правду ли я говорю.
Этот текст был написан по следам моей статьи о травле Ватсона и лежал в столе. Не знаю, когда бы я его достал, но умер Валентин Гафт. Мы в редакции смотрели на беснование тех, кто считает себя «совестью нации» и я решил, что пришло время. Как связана травля Ватсона с плясками «тех» на открытой могиле Гафта и с некоторыми другими вещами, которых я буду касаться далее? Я надеюсь, к концу текста (а он получился больше, чем на одну часть), станет понятно.
Как всегда, я не собираюсь вам ничего рассказывать, что вы и сами бы не знали. Я не буду вас призывать любить ближнего своего.
Это сделали за 2000 лет до того, как я начал впечатывать сюда первые буквы.
Я не буду выбивать в камне и являть в громе и огне семь заповедей.
Это сделали ещё раньше.
Просто поговорим.
Все мы грешны. Осенний ветер
В лицо вдруг бросит листьев горсть.
И искривится в тусклом свете
Вся в ржавчине земная ось
И ты вдруг в тунике. И жжётся
В руках продажно серебро.
И до рассвета отречётся
Рыбак, забыв своё весло.
И в книге жизни обещанья
Прочтутся — что когда-то дал
И запоздалые признанья,
И то, что так и не сказал.
(Владимир Свердлов. “Все мы грешны” )
В прошлой статье я описывал, как травили (назовём это своими именами) Джеймса Ватсона. Он мог быть кому-то неприятен как человек, кому-то могли не нравиться его высказывания, возможно, чересчур прямолинейные для неокрепших ушей нового времени. Но он, безусловно, имел право на то, чтобы высказать свою точку зрения на вещи, находящиеся в его области компетенции.
Он, может быть, был человеком внезапно ушедшей эпохи и не успел «вписаться в рынок». И в этом его беда, но не его вина. Умри он на десять лет раньше, и его имя осталось бы не ошельмовано даже при тех его высказываниях, которые он уже успел сделать до этого. Он говорил то, что думал, и он не извинялся за то, что он говорил.
Это, конечно, непростительно в современном мире.
Я учился у профессора, который был студентом одного из крупнейших имён в своей области. Я с гордостью могу считать себя в какой-то степени студентом второго поколения этого человека, хотя он (она) про меня, конечно, никогда не слышала. По рассказам моего профессора, во время своих лекций она беспрерывно курила, зажигая одну сигарету от другой и рассказывала казарменные анекдоты.
Тогда это было нормально.
Когда я учился, рассказывать об этом было нормально.
Представьте, что случилось бы сейчас, если бы на лекции произошло второе, а тем более первое…
Каждая эпоха имеет свои рамки обычного, свои допустимые границы дозволенного.
Это не могут в принципе понять современные хунвейбины от истории, которые борются не с историей, а со своим представлением о ней.
А это открывает возможность того, что будущее вполне может предъявить этим борцам свои обвинения. По статьям, им ещё не известным…
Итак, Ватсона травили. Травили все. Вы можете спросить: “но у него же были его студенты, прошедшие стажировки в его лаборатории и, наверняка, за счёт этого сделавшие себе имя и карьеру. Те, которые уже успели благодаря ему состояться в своей области, кто уже сами были авторитеты. Что же они?”
И вот к этому я и веду. И особо подчеркну, что сам факт работы в его лаборатории был достаточен для открывающейся блестящей карьеры. Сам факт.
У него было много студентов. Но я хочу рассмотреть только один пример. Тем более, что против него, конечно же, выдвинули обвинение в многолетнем сексизме. И, как вы уже, наверное, можете понять, в качестве примера я возьму женщину, которая сделала диссертацию, а вслед за этим и успешную карьеру при и благодаря помощи Ватсона.
Давайте откатимся… ну, наверное, лет на 40 назад, чуть побольше. То есть это будут 70-80-е годы.
Просто чисто объективно. Ну мало было женщин в биологических лабораториях, да и вообще в науке. Ну правда мало. Поймите меня правильно, я не собираюсь давать никаких оценок. Объективно женщин в науке было меньше, чем мужчин. Потихоньку, по мере эволюции отношений общества, по мере появления новых поколений студентов это менялось, и в 80-е годы их было больше, чем в 70-е, а в 70- е больше, чем в 60-е, но всё же.
Да и руководители лабораторий не особенно хотели брать женщин, почитайте высказывания хоть того же Ватсона.
Почему?
Потому что они и в правду были сексисты?
Ну, во-первых, общественные установки. Общество медленно принимало женщин-учёных. Да, была Мария Кюри… Софья Ковалевская… Ну ещё несколько имён. Пусть будет несколько десятков имён. Но это примерно всё.
Во-вторых, чисто объективные причины того времени.
В-третьих, сама работа в науке достаточно специфична. А в то время она была ещё более специфична. А в молекулярно-биологической лаборатории, да ещё в то время она была весьма специфична.
Давайте отвлечёмся немного от морали и посмотрим на жизнь глазами аспиранта как раз такой лаборатории. Нам это нужно будет для того, чтобы попробовать понять почему, с одной стороны женщин не особенно хотели брать, особенно в хорошие лаборатории, а, с другой — почему они сами не очень хотели туда идти.
То есть нам нужен объективный срез той эпохи и тех условий.
Итак.
Если вы видите человека, который не сядет на стул, не посмотрев на него перед этим, не положит бумаги или книгу на стол, не посмотрев на него перед этим, вы можете предположить, что перед вами человек, прошедший (старую) школу химической или молекулярно-биологической лаборатории.
Агрессивные жидкости, среды, биологические агенты, радиация, химические порошки, растворы, ультрафиолет… Вы сжигали себе глаза ультрафиолетом? Не на пляже…
Вас било двумя киловольтами? Ну, так…
Вы сидели летом в клеточном боксе?
Вы приходите домой и видите на новых брюках, с трудом купленных на аспирантскую стипендию, и надетых в первый раз – сеть мелких дырочек.
Капли агрессивного растворителя прошли сквозь лабораторный халат, как будто бы его и не было.
Человек, который без раздумья окунёт руки в сильный окислитель, потому что гейгеровский счётчик их «считает». А после окислителя вся радиация быстро и отлично смывается…
Человек, который дышит гадостью, окружён гадостью и проводит большую часть своей жизни (и гораздо больше 8 часов) в окружении полной и тотальной гадости, многое из которого ты сдаёшь только как химические, биологические, или радиационные отходы.
Некоторые — под роспись в специальной форме.
Выходные, отпуска?
— Что вы сказали, простите?
Такая была жизнь аспиранта в науке тех времён.
У женщин в лабораториях были постоянно красные лица.
В определённые периоды у них были очень красные лица.
В эти дни они старались работать с литературой.
Да и… иногда и просто грубая мужская сила была нужна.
Вот позвонили с проходной и сказали, что привезли жидкий азот.
И пара-тройка крепких аспирантов идут и тащат эти дьюары в лабораторию.
Помните, у Стругацких на такого типа работы привлекали гекатонхейров?
Не во всех лабораториях они были.
А, допустим, надо наладить аппарат для тройной дистилляции воды?
Вода для молекулярных реакций должна быть не просто чистая.
Она должна быть очень чистая.
И ты лезешь под потолок и собираешь и соединяешь все эти трубки, и нагреватели, и провода…
Там, снизу, конечно, на тебя смотрят восхищённые чуть косоглазые глаза ведьмочки-лаборанточки и ты забываешь про лестницы и знаешь только, что ты под потолком…
Но я чего-то отвлёкся.
Жизнь аспиранта… За день — километры — в радиационный блок и обратно… Микробиологию ты давно уже делаешь на обычном химическом столе и твоим навыкам позавидовал бы сам Пастер… Ты не понимаешь, почему надо платить сотни долларов за фирменные реакционные наборы, ты их можешь собрать сам, быстрее и лучше… Ты сам тянешь капилляры и твои пальцы точно отмеряют жидкости в долях микролитров… Ты держишь в голове точный контроль над полудюжиной одновременно идущих процессов и реакций… Ты считаешь дроби и пропорции быстрее, чем кто-то достанет калькулятор…
Жизнь аспиранта… Поздно ночью в кабинете старшего товарища производится продразвёрстка и съедается хлеб с вареньем с дачи…
— Михал Иваныч, простите…
— Да для этого и держу…
Жизнь аспиранта… Твоя задача — успеть добежать до последнего троллейбуса.
Водитель уже знает и немного задерживается на остановке, ожидая, если ты опоздаешь. И, пока он гонит, не останавливаясь, по ночному проспекту, ты висишь на поручнях в пустом салоне, переводя дух и собирая силы на следующий рывок — успеть в метро. Если успел, если двери ещё не закрылись, то поезд ещё будет… А там можно и пешком…
Ты висишь на поручнях в пустом троллейбусе потому, что водитель, который не знает — кто ты и как тебя зовут, хочет, чтобы ты не опоздал на последний поезд, и он гонит без остановок, как сейчас гоняют на суперкарах мажоры. И ты не знаешь — кто он, и как его зовут, но он — твой брат, и, выскакивая, ты машешь ему рукой и видишь ответный взмах… уже на бегу…
Ты ходишь в драной куртке и дурацкой шапке. И однажды они тебя спасают от выплывшей из тени группы товарищей… Посмотрели, оценили, качнулись обратно в тень… Всё молча. Ладно, сегодня пронесло.
Ты знаешь, что такое “уши на спине”, и как, лучше всякого ниндзя, бесшумно проскальзывать мимо тёмных подъездов… Ибо ты — аспирант, и ты должен уметь всё.
Ты устанавливаешь и осваиваешь новое программное обеспечение. Ты разбираешься в невиданных доселе понятиях “сетевые компьютеры”, ты отрабатываешь новые методики…
Ты ночуешь в лаборатории и спишь там же на ватниках, выданных завхозом для холодной комнаты.
— Так ты — ватник?
— Да.
Жизнь аспиранта…
К чему я это всё говорю?
К тому, что невозможно понять чьи-то действия, высказывания и поступки, не зная, и не представляя себе очень хорошо, реальную объективную обстановку, в которой эти действия, высказывания и поступки происходили.
И это то, что не понимают современные хунвейбины от истории.
Я, конечно, описываю реалии советской лаборатории давно ушедших дней. Но смею вас уверить, за исключением тасканий дьюаров, монтирования перегонки воды под потолком и некоторых вещей, специфичных для страны и эпохи, сами условия работы в лаборатории не сильно отличались.
И никто не будет принимать объяснения что ты — женщина.
— У вас не будет минутки зайти в мой офис?.. Видите ли, я уже несколько дней вижу, что вы уходите из лаборатории в 6 часов вечера. У вас что-то случилось?
— …
— Дело в том, что у нас люди обычно работают несколько больше. Особенно аспиранты. Вы ведь понимаете, в каком месте вы работаете? И потом, когда же вы думаете над экспериментом? Нет, я не против, если в какой-то день надо уйти пораньше, но… видите ли… мы выбрали вас из десятка очень достойных кандидатов, и на ваше место в любой момент найдётся очень и очень много желающих…
Жизнь аспиранта… в хорошей престижной лаборатории…
Это — рабство.
Добровольное, да, любимое, да. То, чем ты гордишься, что будешь помнить потом, без чего не мыслишь свою жизнь сейчас.
Но — рабство…
И в этих условиях некая женщина получает степень Доктора Философии при помощи и поддержке Ватсона.
В течение многих лет она будет поддерживать контакты со своим старым наставником.
Она станет профессором одного очень престижного института.
Она сделает свою карьеру, большую часть которой она поддерживала связи и отношения с Ватсоном (***).
Эта женщина потом будет обвинять Ватсона в сексизме.
И продаёшь кого любил ты,
И забываешь — с кем ты был
И вырвать хочешь листы книги,
Что помнят то, что ты забыл.
Все мы грешны. Сидит в нас чёрный
В слюне с клыками дикий бес
И смотрит глазом увлажнённым,
И жжёт огонь, что пал с небес,
Вошёл когда-то в нашу душу,
Но разменяли на рубли.
Все мы грешны. Безумно рушим,
Что сохранить ещё могли.
(Владимир Свердлов. “Все мы грешны” )
На этом давайте пока прервёмся.
__________________
* Я осведомлён, что некоторые российские учёные с именами в рунете заняли, на основании этих высказываний Ватсона о тестах и генетических различиях, анти-Ватсоновскую позицию. Я просто надеюсь, что они не ознакомились с его оригинальным и подлинным высказыванием, а судили о нём уже по шквалу в СМИ (или под влиянием этого шквала). Но опять же, статья не об этом и я не хочу открывать здесь дискуссию на эту тему.
** Напоминаю, статья 2020 года
*** Надо понимать, что делать карьеру, имея хорошие отношения с нобелевским лауреатом и поругавшись с ним – это две большие разницы. Даже если бы он никак не помогал бы ей в первом случае, и никак бы не мешал во втором, ведь все всё знают. Научный мир очень маленький.