А ещё про Лайму, на которой книжка заканчивается.
Наш автор всё с редакторшей продолжает ругаться. На этот раз ей сушеного лакомства для собак мало в книжку наложили.
Звонит она редакторше и орёт:
— У меня из книги сушеное лакомство для собак пропали! Бычьи! Кто их заменил на хвосты? Надо вернуть именно это лакомство, потому что это реально оно, а не хвосты. Из хвостов я сама борщ сварю, или холодец какой. А тут не хвосты были!
Обожаю смотреть, как они ругаются. Как Иван Бездомный с доктором Стравинским. Вы же читали Булгакова? Я люблю его полистать... У него в Мастере и Маргарите поэт такой был, слегка кукухой поехатый. Так тот поэт всем доказывал, что он видел то, чего нет. А доктор этот по фамилии Стравинский поэта успокаивал и говорил: "Славно, славно. Я вас отлично понимаю. Не волнуйтесь и продолжайте." Стальные нервы у этого доктора, я вам скажу.
Редакторша эта с моей малахольной так же разговаривает.
— Не паниковать, — говорит, — Сейчас найдём твои сушеные субпродукты. Где они были?
— А в рассказе, где Куба к Мухе приходит, и ещё во многих местах. Верни мне мои бычьи субпродукты!
Мне потом Сонька, редакторова кошка, рассказывала, что они всей семьёй искали эти субпродукты по всей квартире. Вернее, Сонька по квартире искала, а мама с редакторшей - в своих бумажках. Прямо следственный комитет! Я так редакторовой кошке и сказала:
— Ты, — говорю, — чистый следователь по делу об издании книжки моей Этой. Лакомство-то нашли, или нет?
— Не нашли, — говорит, — Зато нашли первоисточник, где нет никаких лакомств. Твоя Эта нам такой первоисточник выслала, а сама ругается. Она у тебя нормальная вообще?
Вот, даже Сонька, редакторова кошка, заметила отклонения от нормы. Она эти отклонения ещё давно заметила, когда моя Эта к ним в гости ездила.
— Наследственность дурная, — говорю, — Они все в семье такие, что Кубка, что Лялька, что Этот. Все с кукухой не дружат.
Редакторша отчитывается, мол, не было этих бычьих субпродуктов, одни хвосты по всему тексту. Но, говорит, если хочешь, мы сейчас насуём этого сушеного лакомства в каждый рассказ. Только, говорит, не волнуйтесь, больной.
Ну, вернули субпродукты на место. Моя успокоилась и даже корма мне насыпала, хотя я всё утро про корм намявкивала. Насыпала и снова за книжку садится.
— Ты же уже всё вычитала, — спрашиваю я, — Зачем опять читаешь?
— А мне, — говорит, — теперь надо фотографии туда подобрать, на 16 страниц, читатели просили.
Ну, стали мы с ней фотографии искать. Она всё Кубку своего пропихивает, а я - себя. То и дело Ляльку хочет тоже протолкнуть, но я ей напоминаю, что Лялька в этой книжке ещё не родилась.
— Точно, — говорит, — У нас же книжка заканчивается на Лайме...
Лайма - это та зараза, от которой у нас вторая собака появилась. От этой Лаймы у меня началась черная полоса в жизни - был один конкурент, стало два. Кроме того, пока эта Лайма у нас была, я чуть не поседела. Она кошек только по телевизору видела, а тут её нам поносить дали на десять дней. Вот она меня и троллила все эти десять дней. После чего мои Эти и решили, что им срочно нужна вторая собака.
Так что про Ляльку в Первой книжке не будет ничего. Там только про Кубку и меня, как мы живём, как воюем, как Кубку воспитывали, как мы с ним болели, и немного про наших двуногих. Про двуногих много нечего писать, у них жизнь не интересная. Другое дело мы с собакой...
Вот на этих рассказах закончится Первая книга:
