Не совсем обычное название требует пояснений, даже если оно хорошо подходит для статьи о человеке, который помогал создавать не совсем обычную музыку исполнителям, совершенно разным по возрасту и стилю.
Джек Ницше развивал утонченный барокко-поп и совершенствовал скабрезный панк, находя и выстраивая между ними скрытые ассоциации и параллели с прозорливостью Достоевского.
Готические мотивы слышны в Move Over, Darling – это последняя попытка Дорис Дей освоить молодежный саунд начала шестидесятых. А в глумлении панк-рокеров The Germs из Лос-Анджелеса можно уловить изящный юмор бродвейской оперетты. При желании, разумеется.
Ницше давно, много и успешно сотрудничал с кинематографом, находясь «за кадром» в статусе «серого кардинала». Его черно-белые фото с обратной стороны обложек не привлекали внимания тогдашних модниц – впалые щеки, усталый вид. Темные очки, какие в фильмах носят зрячие актеры, изображая слепых. Немного похож на Олега Ефремова в парике. Не первой молодости. Интерес вызывала разве что фамилия – не родственник ли?
Влияние Джека Ницше действительно сродни воздействию мыслителя-однофамильца, которого никто из «одержимых» его философией, как правило, не читал. А раздобыв дефицитную книгу, скорей всего, испытал бы сильнейшее разочарование.
Позитивная лирика Дорис Дей и демонизация гомосексуалов в картине Cruising, были в одинаковой степени не близки советскому зрителю и слушателю, привычному к формуле «чем смотреть такую муть, лучше выпить и заснуть».
Однако, не нами сказано – сон разума рождает чудовищ, не спрашивая разрешения у тех, кто спит.
Джек Ницше конструировал свои каприччо на конвейере «фабрики грез», продолжая оставаться анонимной фигурой невнятного сновидения.
Никто не собирался демонстрировать народу ни «Представление» Дональда Каммела, ни «Гнездо кукушки», ни, тем более, одиозный Cruising с Аль Пачино в маечке. А ведь музыка в этих спорных картинах играет колоссальную роль.
Но мы, кажется, обещали рассказать, каким образом этот Ницше развратил Роллингов? Нам самим было бы интересно разобраться в этом, на первый взгляд, абсурдном, утверждении.
Если у Фридриха Ницше был Рихард Вагнер, то у Джека – дюжина попсовых «вагнеров», группировавшихся в начале шестидесятых вокруг безумца по фамилии Спектор, которая, среди прочего, означает и «призрак».
Современному человеку будет сложно понять, чем Стоунзы разочаровали первое поколение своих советских фэнов. Но попытаться стоит. Без этого нюанса, о котором уже почти некому поведать из первых рук, картина будет неполной. А картины со временем растут в цене, ведь их стоимость зависит от возраста полотна.
В каком-то смысле, Людвигом Баварским для Джека Ницше стал Мик Джаггер, самоуверенно и дерзко осваивающий имидж динамичного «люцифера».
Сегодня это известно каждому, кто смотрит телевизор. Но в свое время этот вопрос был предметом оккультных спекуляций, на почве которых, кое-кто, не имея возможности ими поделиться, реально сходил с ума.
Дело в том, что действительно существовала иллюзорная теория, согласно которой Роллинги изменились «до неузнаваемости» после ухода Брайена Джонса, чью смерть готовы были признать чуть ли не ритуальным убийством.
Якобы пропали мелодизм и поэтичность, уступив место зловещему скрежету slide guitar и «чернухе», в которую даже вникать противно. По выражению журнала «Ровесник», ансамбль окутал «мрачный флер».
На самом деле, взрослеющая прослойка людей, знакомых с музыкой Роллинг Стоунз со школьной скамьи, таким способом оправдывала своё растущее отставание от времени и моды и панику, связанную с ним.
Они едва ли смогли бы назвать злого гения по имени, но роль Джека Ницше в метаморфозах звучания Стоунзов того периода весьма значительна, хотя и не очевидна...
Он открыл им возможности устройства bottle neck, которым виртуозно владели и пользовались Рай Кудер и Лоуэлл Джордж. Именно злоупотребление этим гитарным приемом так раздражало тех, кто ожидал от Стоунз ностальгических самоповторов в духе Paint It Black и Lady Jane.
Впрочем, сотрудничество Стоунзов и Ницше началось задолго до «мрачного» периода, и он успел приложить руку именно к вожделенной лирике середины шестидесятых. Хотя уже в альбоме Aftermath, где его присутствие обозначено официально, местами просматриваются будущие судороги и корчи Stooges и New York Dolls.
Основным инструментом магического воздействия Джеку Ницше служили клавишные. Хотя в юные годы он, как и многие его коллеги, увлекался джазом, мечтая стать саксофонистом.
Незначительная, но ощутимая для первой половины жизни, разница в возрасте, делала его кем-то вроде режиссера, работающего с молодежным актерским коллективом. Уникальный звук его фортепиано в отдельных записях Between The Buttons остается загадкой по сей день.
Впрочем, самые пряные стороны ницшеанского декаданса следует искать на саундтреке фильма Performance, который создавался целиком под руководством Джека Ницше – достойнейшего представителя немецкой диаспоры США, куда среди прочих, входят и Дорис Дей, и Дэрил Холл и Джон Денвер, и многие другие.
Презентовать Джека Ницше с помпой и размахом у нас все равно не получится, потому что, с какой стороны ни копни, повсюду предстает, если не пораженец, то пессимист.
О таком человеке не говорят «такой-то, которого любили все» или «прошу любить и жаловать», потому что все любили совсем других, и едва ли полюбили его, узнав поближе.
Творческих неудач и поражений в карьере Ницше-аранжировщика практически не было. Зато, как поется в одном эстрадном шлягере, «были встречи, расставания – это так, были разочарования – это так».
В числе ярких примеров вдохновенной «поденщины» следует упомянуть альбом группы Don and The Good Times, провальный диск Paris Sisters и, конечно, две пластинки Боба Линда – одного из младших классиков американской авторской песни шестидесятых.
Отдельные фрагменты струнных, на фоне которых Боб Линд очень выразительно и подробно исполняет свои монологи, почти идентичны оркестровым инъекциям, которыми насыщен хаотический «Сатаник» Роллинг Стоунз. Хотя процесс идентификации требует определенных усилий и подходящего настроения.
Да и к пению скрипок и виолончелей было не принято прислушиваться, когда символом современности считалась стильная электрогитара с рогами. Однако, немодные инструменты нашептывали и внушали подчас нечто большее, нежели порядок телодвижений в определенном темпоритме, как на людях, так и в интимной обстановке.
You Can’t Always Get What You Want завершает только первую сторону альбома Let It Bleed, хотя она могла бы стоять последней в этой галерее монстров и отклонений.
По этой причине, переписывая диск на магнитофонную ленту, кое-кто менял стороны местами. Эта песня что-то вроде Long and Winding Road от Роллинг Стоунз.
По инициативе Джека Ницше в ней присутствует хор мальчиков – один из жупелов советского конформизма. Если мне не изменяет память, сорок восемь невинных душ. Хоровое пение, тем более, церковного типа, напоминало лишь галлюцинацию Андрея Миронова в «Бриллиантовой руке». Сегодня кощунственный пафос этого приема воспринимается несколько иначе.
Джек Ницше, тем не менее, продолжал расставлять свои флажки и символы, ничего, по сути, не пропагандируя, никого не беря на испуг. Для общества недоразвитых гедонистов он оставался одним из теневых воспитателей старшей возрастной группы, куда условно входили Kim Fowley, Skip Battin и, в известной мере, Леонард Коэн.
Манипулируя, каждый по-своему, теми, кто не подозревает, до каких пределов простирается во времени и пространстве влияние этих людей, можно было добиваться результатов, которые не нуждаются в коммерческом эквиваленте.
Продвижение Джека Ницше чем-то сродни судьбе Kirchin Brothers – пионеров пародийно-первобытного британского рок-н-ролла, дошедших через авангард к саундтреку «Отвратительного Доктора Файбса», практически в ногу с основным героем нашей статьи.
Примерно тогда же он помог Баффи Сент-Мэри осуществить запись одну из её лучших песен Soldier Blue для одноименного фильма, который, поверьте мне, стоит посмотреть.
Подобно Лори Андерсон для Лу Рида, Баффи Сент-Мэри станет спутницей последних лет жизни Джека Ницше. А он доживет до переоценки музыкальных ценностей, давая обычные ответы на вопросы, стереотипные для периодов всплеска интереса к недооцененному и «второстепенному».
Мне совсем ничего не известно про обстоятельства этого брака, финал которого был предвосхищен певицей в её лирическом шедевре Until It's Time For You To Go, который по-настоящему раскрылся в исполнении Элвиса.
Начало семидесятых стало периодом стагнации и торможения для многих музыкантов, эффектно заявивших о себе в конце предыдущего десятилетия.
Застой вступает в свои права, и новые песни звучат как тусклые дубли того, что было сделано ранее. Однако и в этом есть своеобразный магнетизм семейного кладбища, где одной фамилией помечены сразу несколько надгробий.
Именно такое впечатление оставляет альбом Нила Янга Harvest, некогда мой любимый.
В каком-то смысле сближение Джека Ницше с Нилом Янгом было неминуемо. Их объединяло тёмное родство героиновой темы. Одно из сленговых имен наркотика – the horse зашифровано в названии группы Crazy Horse, чей харизматичный лидер Денни Уиттен умер от передозировки.
Он успел превратить себя в развалину, так и на став полноценным членом «клуба 27». Раннюю гибель музыканта почти полностью заслонило долголетие Нила Янга, которого в дальнейшем сопровождала Crazy Horse.
Дебютный альбом ансамбля завораживает своим монотонным разнообразием. От канонической баллады I Don't Want To Talk About It, перепетой Родом Стюартом, до Beggar's Day Нильса Лофгрена, известной советскому слушателю по стервозной кавер-версии Nazareth.
Этой версии мог позавидовать Элис Купер. И без того угрюмую композицию шотландцы превратили в наэлектризованный патологией марш бомжей-самоедов. Которыми в дальнейшем суждено было стать какой-то части здешних поклонников этой группы.
A основной хит с пластинки Harvest – тоскливое «Золотое сердце», реанимируют Boney M, и диско-зомби будут перетаптываться под этот «медляк» в паузах между забойными номерами.
I Don't Want To Talk About It – одна из песен о зависимости под маской привязанности. Классическим примером песни о наркотиках без их упоминания о них, считается Perfect Day Лу Рида. Но гораздо раньше на эту тему аллегорически высказался Джек Ницше, сочинив вместе с Сонни Боно бессмертный шлягер Needles and Pins.
«Что мешает мне остановиться и сказать себе, что я неправ, о, как же я неправ?» – рассуждает слабовольный герой этой истории, делая вид, что его не слышат окружающие.
К скрытым посланиям Джека Ницше успевали прислушаться и пристраститься люди, весьма далекие от саморазрушения, по крайней мере, если судить по их внешнему виду.
Его нервозное фортепиано в Sister Morphine звучит если не громче, то страшнее, чем вокал Мика Джаггера, когда по его жилам елозит слайдом Рай Кудер. Музыкальные инструменты выполняют в этой мрачной пьесе функцию безумных самописцев последних минут жизни конченого человека. Настоящий «концерт бесов», как выражались современники Пушкина. Не для слабонервных.
Более сдержанным и осмысленным реквиемом по тем, кто не смог остановиться, выглядит Needle and Damage Done, усугубляющая «мрачный флер» пластинки Harvest. И собранный Янгом жизнерадостный «урожай» постепенно превращается в скорбную «жатву».
Однажды, в порыве неприязни к Нилу Янгу, от которой не застрахованы его поклонники со стажем, я написал ядовитый очерк «Иволга в дупле». И действительно, в его голосе постоянно присутствует некий клинический фатализм, не переходя, надо отдать должное, в кликушество и злорадство.
Хроническим наркоманом был и Джек Ницше, только его Gone Dead Train не торопился к финишу.
В семидесятых он успел поработать с такими уникальными личностями, как Graham Parker и Willy DeVille. Оба артиста убедительно развивали, оберегая от извращений и профанации то, что в дальнейшем станут называть «олд скул» все, кому не лень.
Его более эксцентричный коллега и ровесник Ким Фаули колдовал над Runaways, Dead Boys и Kiss.
С переменным успехом напоминая о себе молодежи, скептически смотревшей на довоенное поколение. В этих попытках омоложения многим часто изменяло чувство меры и реальности.
Джек Ницше оставался равноудален от соблазнов электронного минимализма и глэм-рока, время от времени отступая в сумеречную зону американской готики в стиле кантри.
В конце восьмидесятых, составив трек-лист «Девяти с половиной недель», Джек Ницше косвенно приобщил перестроечных буржуа к прелестям домашнего стриптиза.
Человеку с его потенциалом было всё равно с кем и где, но не безразлично, как это зазвучит с ним, и не сможет звучать без него.
Здесь неминуемо должна возникнуть избитая фраза «чтобы войти в историю, ему хватило бы одной только…».
Одной только пьесы Lonely Surfer – одной из тысячи пьес на тему пляжной романтики с оттенком глубоководного мистицизма.
Но за нею последовал еще более необычный альбом Chopin '66, окутанный туманной дымкой, в которой позвякивают кружева хрустальной паутины, словно колокольчики на спиннингах рыбаков у озера мрака, чьи блесны парят над зеленым сукном подводного казино, где игроки заняты созерцанием своих перепонок, словно это карты таро.
К Шопену обращались Ирвин Берлин, Владимир Мулявин и The Doors. Призрачный опус Джека Ницше напоминает Chrystal Ship, развернутый до размеров Летучего Голландца.
Когда-то саунд и атмосфера этой музыки почти убедили меня в существовании морей, где «даже судно растет подобно живому телу моряка».
Однако вернемся на поверхность, поскольку время чтения не должно превышать средней продолжительности диска тех лет, о которых идет речь.
«Шопен в тумане» – надежный маяк-путеводитель по музыке шестьдесят шестого года, когда были созданы такие важные вещи как Revolver, Pet Sounds или Autumn '66 – альбом Spencer Davis Group, психоделический детский триллер «Айболит-66», первые синглы Cream и Jimi Hendrix Experience.
Ну, если не маяк, то скорее бакен на поверхности пресноводного водоема, коль мы упомянули про «озеро мрака».
Итак, агенты американского кантри-рока в лице Джека Ницше и Грэма Парсонса наслали порчу на благородных британских денди Роллинг Стоунз.
Нечто подобное произошло и с The Kinks, которых, что вполне естественно, после Muswell Hillbillies перестали узнавать те, для кого Kinks были самой типичной группой шестидесятых. От суррогатного «кантри» до поддельных советских рокеров было как «от саксофона до ножа». На волне ностальгической фальсификации даже Smokie сумели «подсадить» нашу молодежь на Needles and Pins, полностью выхолостив мрачный подтекст этого шедевра.
Are You Ready For The Country – самая примитивная в альбоме Harvest. Она завершает первую сторону, и, прослушав её до конца, уже нет желания осваивать вторую, где, по идее, притаилось самое интересное.
«Готов ли ты перейти на кантри?» – такой вопрос, будучи адресован любителю серьезного рока семидесятых, сам по себе звучал как провокация музыканта, возомнившего себя б-г весть кем.
По нелепости эта вещь напоминает Hot Dog в последнем альбоме у Лед Зеппелин, которыеранее изобразили в тонах Нила Янга восхитительный натюрморт Down By The Seaside.
There's a World – вот, что скрывается на другой стороне «Жатвы» Нила Янга. Чрезвычайно кинематографичный номер для психологической драмы, чья развязка окажется не всем по зубам.
Любимый альбом того, кто заперт внутри, не обязательно должен соответствовать критериям тех, кто пишет о нем снаружи. Как любимая выпивка и закуска, как сигареты в киоске на углу, как песня, вместо которой ты ожидал что-нибудь не такое небрежно-дурацкое.
Бывает и так – в погоне за экзотикой исполнитель жертвует возможностью эффектной кульминации, для успеха которой хватило бы самых обычных, традиционных средств. В случае с «Жатвой» этого, к счастью, не произошло.
Не знаю, как насчет портрета, но разговор о Джеке Ницше состоялся, а говорить о нем можно бесконечно. Только это будет не «дурная бесконечность» Достоевского, а кольцевое однообразие затянутой концовки Hey Jude и «Танцующих скелетов» Боуи, которым так и хочется сказать: «а нельзя ли побыстрее?».
Чтоб услышать в ответ, сквозь экстатичные вопли на заднем плане, «you can't always get what you want”. Воистину you can’t. Никто не может. Тем более «постоянно».
И это будет твой собственный голос.
👉 Бесполезные Ископаемые Графа Хортицы
Telegram I Дзен I «Бесполезные ископаемые» VК