После того, как наш мальчик пришёл в себя после реанимационных мероприятий и стал потихоньку выкарабкиваться, потянулись длинные нудные дни ожидания.
Ежедневно мы с мужем ходили в реанимацию. Процесс начинался с отчёта дежурного врача. Мне нравилось, как чётко было организовано общение с родителями, и как понятно и доброжелательно врачи нам доносили информацию, терпеливо отвечали на любые (даже глупые) вопросы.
В тот период уже не было каких-то угрожающих жизни тяжёлых состояний. Доктора уже уверенно говорили, что жить он будет однозначно. Оставались только опасения за его здоровье.
С внутренними органами у ребёнка всё было неплохо. Он прекрасно усваивал пищу и отлично растолстел. В день его перевода в ОПН он весил около 2900 и вырос на 11 сантиметров. К тому времени он уже был больше похож на младенца, а не на сморщенного худого старичка. По-моему, даже весьма пухлым младенцем )) Остальные внутренние органы тоже были в порядке.
Ставили риск ретинопатии (это проблемы с сетчаткой глаз, с которой сталкивается большинство недоношенных детей). Но до настоящего заболевания дело не дошло. Он просто был в группе риска. Этот момент держал меня в напряжении.
Однако самым для меня пугающим были изменения, выявленные в головном мозге. Я не буду вдаваться в подробности, но те изменения грозили серьёзными проблемами с центральной нервной системой, ну и с умственным развитием. Это на долгие годы стало моим самым большим страхом.
***
Потом мы подходили к кювезу и общались с сыном.
Даже, не смотря на то, что мы уже привыкли видеть его тельце в катетерах и проводках, всё-таки его внешний вид вызывал жалость.
Он любил лежать на одной стороне головы, и она стала у него в прямом смысле слова треугольная (ну, или если быть нудным, конусообразная), так как одна сторона просто приплюснулась. Медперсонал старался его переворачивать, но маленький упрямец (а он, действительно, упрямец) всеми правдами и неправдами возвращался на любимый бок. Мы потом сами с этим столкнулись дома. Он не желал лежать на другой стороне головы. Еле выправили. И то, не идеально.
От кислородной маски, которая на нём была практически постоянно, когда его пытались снять с ИВЛ, у него провалился носик в районе переносицы. Опять же, с этим тоже, видимо, ничего нельзя было сделать. Как ни пытались смягчать края маски разными подкладочными материалами, это не сильно помогало. Личико очень нежное, кости мягкие, и даже такая лёгкая маска повреждает ткани, а без неё было нельзя.
Дело в том, что главной трудностью, которая заставляла нас оставаться в реанимации и доставляла нам массу тревог, было то, что наш мальчик не мог дышать сам. После того, как его первый раз подключили к ИВЛ для проведения операции, он больше сам дышать не пытался.
У докторов было такое мнение, что чем дольше такие дети находятся на ИВЛ, тем меньше усилий они прилагают для попыток самостоятельного дыхания. Дышать таким малявкам очень трудно. Это для них тяжёлая работа и, конечно, на уровне инстинктов, они просекают, что за них может дышать аппарат. И некоторых из них очень трудно стимулировать к самостоятельному дыханию.
Вот и попытки перевести на самостоятельное дыхание нашего сына постоянно проваливались. То есть врачи смотрели, что по анализам и общему состоянию он вроде готов дышать сам, снимали его с ИВЛ, и он старательно дышал. Но стоило начать его кормить, он забывал, что нужно ещё и дышать, и всё шло крахом. Опять переводили на ИВЛ. Таких попыток за эти два месяца было очень много. Бывало, что он даже пару дней дышал сам, а потом опять наступала дыхательная недостаточность.
На каком-то этапе меня даже попросили связать ему маленькую подстилочку под спинку из настоящей колючей овечьей шерсти. Чтобы стимулировать его дышать. Не знаю, на сколько это помогло, но подстилочку я связала, ею пользовались, и она до сих пор лежит у меня в "коробке памяти".
***
Ещё, наш замечательный заведующий реанимации, когда у персонала была такая возможность, организовывал сеансы "кенгуру". Это, когда, ребёнка дают на руки матери. Первый такой сеанс был проведён где-то через месяц после рождения нашего ребёнка. Представляете, я только через месяц смогла взять своего мальчика на руки. Я никогда не забуду этот момент. Сначала долго что-то перестраивали в конструкции и перемещали трубочки и проводки, устанавливали стул для меня - в общем процесс подготовки шёл довольно долго. И всё это делалось, чтобы я подержала ребёнка пятнадцать минут.
И вот мне его дали в руки. Я боялась пошевелиться, чтобы не оторвать какие-нибудь важные трубки. Он был такой лёгкий, такой маленький. Было страшно что-нибудь ему сломать. Даже в тот момент малыш так и не открыл глаза. Он просто заснул. То есть, до того, как я его взяла на руки, он дрыгал ножками и ручками, а на руках успокоился и затих.
Ощущения непередаваемые.
Жаль, что таких сеансов у меня было только два. По техническим причинам больше провести не удалось. В нашей реанимации не было специального оборудования для таких сеансов, да и места было не особо много. И врачи часто были заняты другими делами. Однако, они старались делать всё не только для спасения младенцев, но и для общего психологического комфорта и детей, и родителей.
Вообще, я очень благодарна всем работникам детской реанимации нашего перинатального центра. Это, действительно, профессионалы своего дела и просто очень хорошие люди.
---------------------------------------------------------------------------------------------------
Знакомство.
Начало.