Тяжеловесная музыка стучит в ушах. Стены дрожат от ее ударов. Мальчик стоит возле дверей, опираясь спиной на холодную стену. Подпирает стену, как насмешливо заметила вожатая. Он уныло глядит на танцующих, но избегает смотреть на извивающегося в каких-то припадках диджея и совсем боится смотреть на вожатую, которой девятнадцать лет, так что она совсем взрослая, почти как учительница в школе. Она хочет, чтобы он тоже танцевал, как другие ребята. Ребятам очень весело. Они тоже все взрослые, потому что совсем не стесняются, а мальчики обнимают девочек. Он же, стоя у двери, чувствует себя очень маленьким и одиноким. Ему хочется домой, или хотя бы на улицу, потому что там тихо. Только лениво пляшут комары и пахнет свежим, ясным вечером. Небо бледнеет и медные стволы сосен покрываются серой коростой. Густые лапы недвижно висят, ни одна иголочка не шелохнется. Под ногами хвоя и шишки, которые днем, когда все бежали на обед, он поднимал и пытался жонглировать. Они даже устроили целую перестрелку: это было здесь, на этом самом месте. Вот и цепочка сонных уже муравьев, черными штучками тянущихся к потайному муравейнику. На дачу он видел настоящий, большой и темный, сложный. Интересно, гуляют ли они ночью?
Солнце уже село. Только малиновое пятно, мерцающее холодным заревом сквозь сетку пышных лап, напоминало о нем. Далекая музыка едва слышна из бледного, холодного здания. Вожатая просила, чтобы все говорили ей «ты», а он не мог и краснел, выдавливая «вы». Когда он тихо, чтобы никто не узнал, говорил ей, что не хочет на дискотеку, то она смеялась и приказывала идти обязательно и не стесняться. Он послушно шел и старался выглядеть веселым, но дрожал угол губы. Теперь он сбежал.
На улице слышалась вечерняя прохлада. Слышен был далекий смех, комариный писк и крик какой-то птицы.
А озеро гладкое, бледное, как пыльное зеркало, и такое тихое, что щемит в груди. Над самой водой стрекотала стеклянными крылышками изумрудная стрекоза. В горле сухой и шершавый ком.
Он огляделся, достал телефон, покачал на руке и спрятал обратно в карман. На ночь у них забирали телефоны, чтобы они не играли под одеялом. Он покорно отдавал, но потом не мог уснуть. Ему казалось, что мама бесконечно далеко. До самого утра он не мог услышать ее голоса. Он не собирался звонить, не желая ее тревожить. Но все-таки было спокойнее, когда он знал, что в любой момент может. Бродя меж сосен, пиная растопырившиеся шишки и шурша хвоей он думал, что они там, а он здесь, и что скоро станет совсем холодно.
На одном стволе он заметил очень толстый, и почти отвалившийся уже кусок коры. Он отломил его. На даче, когда они ходили за грибами, он вырезал из коры с огромных сосен, где эти бурые пласты так соблазнительны, перочинным ножиком, который мама купила ему. В тот день они ходили на пляж в Озерках, он играл с ножиком, мама взяла посмотреть и уронила случайно в песок. Он обиделся, что она испортила ножик. Мама торопливо спустилась к воде, стала ножик мыть и принесла обратно чистый, блестящий от воды. Он простил ее и, возвращаясь с пляжа, пел песенку: «У меня ано-о-овый… пе-ерочишка но-овый…» Потом они пили в бассейне кислородный коктейль – он апельсиновый, а она какой-то другой, и если подуть в трубочку – то пузыри и булькает.
Но у мамы было такое виноватое лицо, что он, друг обернувшись и увидев это, почувствовал непонятную, мучительную, но какую-то очень светлую жалость, словно тень жалости будущей, пророчество неизбежной утраты.
Он внимательно осмотрел кусок коры и, вытянув ногтем пятисантиметровое лезвие, примерился и стал вырезать корабль. Сначала он обточил дно, потом заострил нос и выровнял корму. Слои коры крошились и осыпались ему под ноги. Он выскреб палубу, просверлили дырку под мачту и, не складывая ножик, наклонился в поисках подходящей веточки. Но уже отошел довольно далеко от корпусов. Музыка уже не долетала до него, но он этого не заметил. Много веточек он поднял, смотрел, но забраковал и отбросил. Наконец, уже у самого берега озера, он нашел подходящую веточку – ровную, крепкую, без сучков. Он очистил ее от коры, немного подровнял и установил получившуюся мачту в подготовленное для нее гнездо. Мачта вошла туго и встала как следует. Он осмотрел построенный корабль и остался в целом доволен, хотя многое еще можно было, конечно, улучшить. Он поднял глаза и увидел, что подошел уже очень близко у берегу озера. Вожатая говорила, что сюда можно ходить только вместе с ней. Вспомнив об этом, он почувствовал, что замерзает в одной футболке. Но искушение было велико, и он решил спустил кораблик на воду – ленивую, сонную, над гладью которой метались мошки и россыпь бледных кувшинок виднелась вдали, за ивовыми кустами.
Он быстро сорвал с ближайшей ветки широкий шершавый лист и проткнул его мачтой. Бережно удерживая корабль над собой, он спустился к самой воде, одной рукой схватился за весь в каком-то пергаменте ствол какого-то дерева рядом, наклонился, вытянулся – и осторожно опустил корабль на воду. Корабль вздрогнул, покачнулся, но устоял, накренившись только на правый борт. Кирилл опустил пальцы в прохладную воду и пошевелил ей, чтобы поднялась волна. На дне заколыхалась темная, изумрудная трава. Корабль, медленно покачиваясь, стал удаляться от берега.
Он вынул руку из воды и выбрался на берег. Было совсем тихо. Он, казалось, слышал отголосок хруста травы от последнего своего шага. Он вспомнил, что один здесь, а что ходить сюда одному запрещено. Карман вдруг показался слишком легким. Он испугался: вдруг он выронил телефон, а в этом время звонила мама, и теперь его ищут по всему лагерю? Он схватился за карман, выдохну, достал телефон и проверил. Нет, никто не звонил. Но все равно надо возвращаться…
Кораблик покачивался на гладкой, холодной, как ряби и медленно отплывал от берега. Отходил. Кирилл бросил на него мучительный взгляд, развернулся и стал карабкаться вверх, по заросшему травою склону. Скоро он выбрался на ровный участок, быстро отряхнулся и пошел, срываясь то и дело на бег, к видневшемуся вдалеке, между сети темнеющих сосновых стволов, салатному корпусу. Большой комар мелькнул перед его лицом, и Кирилл отмахнулся, а затем на ходу почесал себе нос.
Выбежав через несколько минут на покрытую мелким песком тропинку, Кирилл огляделся, но все было спокойно. Никто, кажется, его не искал. Дальше он пошел спокойнее.
Небо тяжелело. Вершины сосен вяло в нем тонули. Какая-то радость трепетала в его груди. Уже у дверей он достал телефон, тал искать мамин номер и, покачиваясь на нижней ступеньке, звонил ей. Когда он услышал мягкий, ласковый ее голос, то стал торопливо рассказывать, как был на дискотеке, и как все здорово. Поделившись этим, он заспешил прощаться, обещая позвонить перед сном. Он спрятал телефон и вернулся в громыхающий темный зал, где в самой гуще, под стеклянным шаром, танцевала, показывая пример, молодая вожатая, а вокруг мелькали фигуры и светился фосфорически низенький диджей, напоминая вновь белоснежного бармена в темно-синем холле кинотеатра.
-----------------------------------------------------------------------------------------------
p/s Если вам понравилась публикация - подписывайтесь на канал, это важно для меня! Спасибо!