Как из песни не выкинешь слов, так из русского языка не уберёшь «крепкое словцо». Мат у нас не просто любят и применяют для выражения различных эмоций, его ещё и уважают. Не только «последний сапожник» любил крепко приложить собеседника семиступенным матерным загибом, но великие классики весьма положительно относились к этому языковому явлению.
Александр Сергеевич Пушкин сожалел о том, что в его «Борисе Годунове» цензурировали всю «тёмную лексику». Пушкин считал, что без неё произведение утратит нужный колорит и настрой. Нельзя обвинить Пушкина в том, что он не мог творить без мата – ещё как мог в отличии от некоторых сегодняшних представителей «богемы», просто иногда мат незаменим ничем. Например, в стихотворении «Телега жизни» Пушкин наотрез отказался что-то менять. Вот его отрывок:
С утра садимся мы в телегу,
Мы рады голову сломать
И, презирая лень и негу,
Кричим: пошёл! Е*ёна мать!
Советский писатель Андрей Платонов негодовал по поводу двусмысленности русского этикета:
«В церковь входят — снимают шапки, но ругаются матом, перекрестившись и вздохнув».
И действительно, многие готовы зашшшикать или даже постыдить человека, который никогда не притворяется и выражается так как ему нужно всегда (при детях же молчат), но сами же эти люди готовы материться хлеще любого строителя, который по специфике профессии очень часто применяет нецензурную брань.
Автор «Кому на Руси жить хорошо» Николай Некрасов никогда не чурался выразиться так как ему заблагорассудится, правда не при дамах. Друг Некрасова А. Ф. Кони вспоминает:
«За обедом, где из женщин присутствовала она (Фекла Анисимовна — жена Некрасова — Г. К) одна, Некрасов, передававший какое-нибудь охотничье приключение или эпизод из деревенской жизни, прерывал свой рассказ и говорил ей ласково: «Зина, выйди, пожалуйста, я должен скверное слово сказать», — и она, мягко улыбнувшись, уходила на несколько минут».
Вот Иван Бунин вспоминает о гениальном матерщиннике Александре Куприне, с которым был очень хорошо знаком:
«Ругался он виртуозно. Как-то пришел он ко мне. Ну, конечно, закусили, выпили. Вы же знаете, какая Вера Николаевна гостеприимная. Он за третьей рюмкой спрашивает: «Дамы-то у тебя приучены?» К ругательству, подразумевается. Отвечаю: «Приучены. Валяй!» Ну и пошел, и пошел он валять. Соловьем заливается. Гениально ругался. Бесподобно. Талант и тут проявлялся. Самородок. Я ему даже позавидовал».
Бунин и сам был тем ещё матерщинником и не просто уважал русский мат, но и защищал его.
Но главным ценителем русского мата был Лев Николаевич Толстой, правда он тщательно выбирал с кем можно хорошенько выругнуться, а с кем лучше деликатно провести беседу. Тот же Бунин вспоминает:
«… употреблял и даже очень свободно — так же, как все его сыновья и даже дочери, так же вообще, как все деревенские люди, употребляющие их чаще всего по привычке, не придавая им никакого значения и веса».
Это подтверждает и Максим Горький, который присутствовал при разговоре Толстого и Чехова:
— Вы сильно распутничали в юности?
А. П. смятенно ухмыльнулся и, подергивая бородку, сказал что-то невнятное, а Л. Н., глядя в море, признался:
— Я был неутомимый бл*…
Откуда мат пришёл?
Сегодня исследователи гадают откуда же пришли к нам эти разного рода словечки, без которых не может обходиться 60% всего населения России. Где всё начиналось? Часть исследователей полагают, что все матные слова — это чисто наши русские словообразования, то есть ниоткуда они не приходили и придуманы нашими предками для подчеркивания эмоционального настроя собеседника. Данная лексика чисто славянская и уходящая в далёкую древность:
«Жизнь неприличных слов напоминает историю человеческого общества: человек рождается голым и нисколько этим не смущается, а если позволяет климат, то и всю жизнь ничем себя не прикрывает. В тех же местах, где человеку необходимо от климата защищаться одеждой, было выдумано, что голый — это весьма и весьма неприлично».