Новокуэен внимательно вглядывался в лицо Патрисии.
— То, что ты рассказала, очень важно. Но выполнимо ли это? Знаешь ли ты сама тех, кто по слову Человека-Индиго стал индиго сам? Может ли красный человек стать индиго? Ты сама родилась сразу индиго? Ты индиго только частично, а какие цвета у тебя были при рождении? Твой индиго возрастал или остался прежним?
Пат вздохнула. Они уже больше часа сидели на половине Кеунвена. Вопросам не было конца, а ответов у нее не находилось. Она уже пожалела, что завела с Кеунвеном этот теологический разговор. Разговор, который показался ему настолько важным, что на другой же день он вызвал старейшего члена Девятки, чтобы посоветоваться с ним, как донести до остальных новые знания.
(начало - глава 1, глава 2, глава 3, глава 4, глава 5, глава 6, глава 7, глава 8, глава 9, глава 10, глава 11, глава 12, глава 13, глава 14, глава 15, глава 16, глава 17, глава 18, глава 19, глава 20, глава 21)
Новокуэен устроил ей форменный допрос. Пат чувствовала себя примерно так, как если бы ее спросили, как устроено электричество. Божественная тема всегда исходила от бабушки, но игнорировалась родителями, так что Пат скорее удивлялась тому, что, оказывается, столько записалось у нее на подкорку. В юности все это стало восприниматься старушечьими россказнями, и Пат вспоминала о своей детской вере со стыдливой неловкостью, а когда повзрослела — со снисходительностью ученого.
А вот теперь оказывается, что это настолько важно, что самые мудрые существа на другой планете хотят получить от нее знания, которых она дать не в состоянии. Все, что касалось Сил, казалось более-менее ясным. Их Силы, не смотря на странный термин, это Бог, все их свойства вполне Ему соответствуют, ну, насколько она вообще может об этом судить. Споры илян, кто из них лучше слышит волю Сил, напоминали ей земные споры политиков, кто больше заботится о народе.
Но вот Человек-Полнота Индиго, как его назвал Кеунвен, почему-то поразил их воображение. Ничего подобного в их верованиях не находилось. А то, что разумный может сам, своими усилиями, поменять цвет, оказывается, долгие века служило предметом их пререканий. Причем версия, что цвет можно изменить по собственной воле, не пользовалась популярностью. Патрисия поняла, что речь главным образом идет не об изменении, к примеру, сиреневого на зеленый, а о возможности каждому стать индиго — этот цвет имел для илян особое значение.
— Я понятия не имею, каким был мой цвет от рождения, — сказала Патрисия. — Впервые мне о моих цветах рассказал Стар. Может, этот индиго развился потом, но я точно ничего для этого не делала.
Знали бы они, какой она индиго… Вместо того, чтобы как можно больше сосредоточиться, она думала сейчас только о ночном разговоре с Кетлом, после которого так и не смогла заснуть. Ей хотелось как можно скорее остаться одной.
— В любом случае, другие цвета Паттл Исии очень красивые, — заметил Новокуэен. — Но чтобы красные люди…
— Мы говорим, что Силы могут все, — вмешался Кеунвен. — Почему же тогда мы отрицаем, что Силы могут превратить даже красный цвет в индиго, если захотят? Как ты думаешь, Паттл Исия?
Ну что она могла думать по этому вопросу? Правда, кое-что ей припомнилось.
— Я думаю, что могут, — сказала она. — Про это тоже говорится в том сказании. Некоторые красные люди менялись, когда встречали того Человека. Но мне кажется, только если они сами этого хотели… или были готовы.
Раз уж все равно приходится разговаривать на философские темы, Пат решила, наконец, уточнить терминологию.
— Почему ваши «Силы» («вущхвейе», — произнесла она на илините) во множественном числе? Их много? Понимаете, если у вас многобожие, то это совсем другая религия. Бабушка говорила, что считать, что в природе много разных богов и сил — это не-благо. Этим богам у нас даже приносились человеческие жертвы. И такие религии обычно распространены на самых диких планетах.
— Ты ошибаешься, землянка, — покачал головой Новокуэен. — Я заметил еще на Лайдере, что ты допускаешь ошибки в илините. Но не поправил тебя, опасаясь, что наши воды на совете утекут в другую сторону.
Этот попрек задел Патрисию за живое. Это тебе не история религии, тут она была готова поспорить.
— Но ведь единственное число для этого слова будет «вущхве», а множественное «вущхвейе». Все равно как один житель Илии — «илле», а несколько — «иляне», один житель Крезы — «креза», а несколько — «крезы».
— Скажи, а как ты произнесёшь эти слова, подразумевая весь народ Илии и весь народ Крезы?
— Иляне и крезы, как я только что сказала. Разве нет?
— Скажи мне, слова «народ», «стадо», «вселенная» — это какое число?
— Единственное. У них есть и множественные числа.
— Есть, но множественные числа этих слов нужны, когда речь снова пойдет о разделении по ряду признаков. А если об обобщении по единому признаку, то это не единственное и не множественное. Народ состоит из многих разумных, а стадо — из многих животных, а вселенная — из многих планет, не так ли? Это не единственное и не множественное число, это число единства.
— О… — только и смогла ответить ученый-лингвист. — Но… я этого не поняла. У вас есть еще одно число? Число единства?
— Так вот, когда ты говоришь «иляне» — для нас это звучит как определенное количество конкретных илян, будь их двое, десять или пятьдесят. А весь наш народ звучит как «илле».
Она, и правда, припомнила, что они всегда говорили «илле»: «польза илле», «продлить род илле», но она воспринимала это как «польза для человека» и «продлить род человеку», смысл тот же, да просто такой вот стиль речи. А иногда замечала, как курьезно звучит, к примеру, «родить потомков для человека», но не обращала внимания… В институте ее лишили бы стипендии за такую небрежность… Просто ей было не до того.
— Подождите, но когда вы говорите про одного, вы ведь сами произносите «илле» или «креза».
— Верно, эти слова в их единственном числе и в числе единства совпадают по звучанию, но не по смыслу. Говорящий всегда знает, в каком смысле он их произносит, говорит ли он про одного илле, либо про весь народ. «Крезы», как говоришь ты, это несколько — пять или сто жителей Крезы. Но «креза» — это и один ее житель, и все жители планеты одновременно, зависит от того, что ты хочешь сказать.
Лицо Пат покрылось краской стыда. Упустить такие простые вещи. Хотя…
— Но ведь вы сами произносите «Вущхвейе», а не «вущхве», хотя по аналогии число, означающее единство, должно звучать одинаково с единственным числом, — воскликнула она. — Значит, вы употребляете множественное.
— А ты слышала, как мы употребляем в илините слово «вущхве»? Оно как раз и означает то, что ты сказала — физическая сила, или простое действие, требующее усилий. Это ты сама решила, что оно означает единственное число от «Вущхвейе», потому что они похожи по смыслу и звучанию. Ты решила, что раз единственное «вущхве», то «вущхвейе» — множественное. На самом деле множественное число от простого «вущхве» будет «вущхвоа». Слово же «Силы» существуют в илините в одной только форме.
— То есть «Вущхвейе» — это всегда единственное число?
— Нет, Паттл Исия! Это слово в илините особенное, у него нет единственного и множественного числа, оно существует в одной только форме — в числе единства.
— Но почему тогда «Силы» — это число единства? Если «илле» объединяет целый народ, то что объединяет слово «Вущхвейе»? Что это за единство?
— Это единство трех ипостасей Сил. Но тебе будет сложно это понять, землянка. Это не каждому илле понятно, не то что тебе. Это большая тайна.
Патрисия вытаращилась на Новокуэена. У нее тут же всплыло в памяти: «Запомни, деточка, три ипостаси, един в трех ипостасях»…
— Но… подождите… У нас тоже говорят, что Создатель существует в трех ипостасях… Я сейчас вспомню их, это…
Она на секунду замолкла, припоминая, прикрыла глаза, и даже вздрогнула, потому что всегда спокойный и рассудительный Кеунвен аж подскочил на месте и возопил:
— Назови же их нам скорее, землянка, и неужели настанет тот миг, что…
Однако Новокуэен знаком остановил его.
— Землянка, — торжественно произнес он. — Возможно, сейчас откроется великая тайна Сил, но нам нельзя торопиться. Ты уверена, что сможешь назвать все три ипостаси, или это твое заблуждение?
— Я не знаю… — растерялась она. — Если это так важно… может, лучше не надо… Я ведь сама ничего про это не знаю, а главное, не понимаю. Так, просто всплыли слова… Может, сначала назовете вы, а я скажу, совпадают они или…
— Хорошо, — согласился Новокуэен.
Лицо у него стало торжественным, Пат с изумлением взирала на обоих взволнованных мудрецов.
— Эти три ипостаси — великая тайна Сил, — провозгласил старейшина. — Ипостась Полнота Созидания, Ипостась Полнота Живого Присутствия, и еще одна, тайная, не открытая нам пока Ипостась. Может ли она быть известна землянам?
В последней фразе слышалось растерянное недоумение. Пат вдруг тоже вскочила.
— Я помню! — сказала она неожиданно для самой себя, и словно не от себя. — Отец, Сын и Святой Дух, вот все три… Ну, как это у нас, конечно.
Она сама с удивлением услышала то, что произнесла, словно она просто повторила за кем-то... словно кто-то сказал ей это «прямо», но кто?
— Сын?
— Ну да, я же только что вам рассказывала. Человек-Полнота Индиго, как его называет Кеунвен.
— Полнота! Вот оно! — старейший выглядел потрясенным.
— Полнота Созидания — у землян это Отец. Полнота Живого Присутствия — Святой Дух, ибо только Дух дышит во всем и в каждом. Значит, неизвестная нам ипостась — это Сын, Полнота Индиго, — выдохнул Кеунвен. — Сила, пришедшая к вам на Землю, как простой разумный. Воистину, этот замысел потрясает! Ты только посмотри, какое это верное, точное благо, Новокуэен. Третья ипостась, Полнота Индиго, — это тот, с чьей помощью Силы соединяются со своим творением, с разумными, тем самым открывая разумным путь к себе. Любовь Сил воплощается в Человеке-Полноте Индиго и Его устами они говорят нам о главном в Себе. Он несет полноту Знаний о Силах.
— И это — человек? Землянин? — нахмурился Новокуэен. — Но почему Тайная ипостась открылась землянам? Как он мог родиться на планете, где всегда правили красные люди? Нет, я не могу в это поверить.
— Но ведь тогда все сходится, Новокуэен, — возбужденно сказал отец Стара. — Вспомни, что твердил дор Кетлерен: земляне — не ошибка Вселенной. Возможно, именно они стали центром действия Сил.
Он помолчал, собираясь с мыслями.
— Русло Бокчеррига — большая ошибка. Мы должны подражать Силам, подражать Полноте Индиго. Если Он отдает свою жизнь ради спасения красных людей, дозволено ли нам спасать свои жизни ценою иных жизней? Нам ли грести против течения? Нам ли расти верхушками в землю?
— Но Тот родился человеком, а не илле… — снова в сомнениях произнес Новокуэен.
— Он был послан от Сил, а значит, мог стать кем угодно. На Земле Он, разумеется, стал человеком. Он выбрал Землю, возможно, как самую больную из всех планет. Но разве Он пришел не ради каждого разумного во Вселенной? Земляне, креза или илле — всего лишь кровь. Разве мы различаем друг друга по крови? Разве перед нами не сидит сейчас землянка-индиго?
«Возлюбите врага своего», — снова всплыло в голове у Пат. Возлюби, а не уничтожь. Ничего себе. Кому это вообще дано понять, а главное, исполнить? Новокуэен прав в своих сомнениях: разве земляне приняли этот закон? Какое у них теперь право требовать от илян, чтобы те умирали ради его исполнения? Честно говоря, Пат сейчас хорошо понимала Бокчеррига: иляне куда больше заслуживают право на жизнь.
А с другой стороны, разве Человек-Полнота Индиго не был лучше их всех? А пожертвовал собой ради тех, кто его не достоин. Или наоборот: как раз потому-то Он и лучше их всех?
А она? С чьей стороны должна смотреть на это она? Что бы она выбрала? Погубить всех прибывших сюда землян, но спастись вместе с илянами? Умереть вместе с илянами ради спасения своих соплеменников? Но ведь илле — это и Кетл, и Кеунвен…
Хотя чего ей переживать, у нее-то какой шанс спастись? Она не выйдет тут замуж, не станет женой одного из них. То есть она-то в любом случае «умерла».
Патрисия почувствовала, что у нее дико заболела голова. Задачка ей явно не по мозгам. Вот бы сюда Кетла…
***
Вместо Кетла явился Гвеаюриг — с двумя корзинами.
— Это тебе от дора Кетлерена, — после поклонов сказал парень, ставя корзину на пол, — тут твое одеяло и чаша для умывания. И еще я привез вам плоды, остальные забрали вниз.
— Как он там? Как он себя чувствует? — вырвалось у Пат.
Она помнила, что Кетл собирался привезти все это сам.
— Он восстановил энергию и работает в саду с раннего утра. Кстати, Паттл Исия, твой ригаз тоже с ним. Дор Кетлерен сказал, что тебе надо позвать его, чтобы он прилетел к тебе. Сам он почему-то не улетает.
— Нет, нет, пускай остается с дором.
Сердце сдавливало при мысли, как она могла бы работать сейчас в саду вместе с Кетлом, а за ними бы чинно вышагивал Увалень.
— Как тебе спалось в новом доме? — с волнением спросил Гвеаюриг.
— Замечательный дом! — искренне поблагодарила Пат. — Мне даже в моем собственном доме на Земле не было так уютно. А какой красивый!
О том, что она почти не сомкнула глаз, парню знать не обязательно.
— И дерево… — добавила она, — оно живое, и это совсем другие ощущения… наверное, я теперь никогда не смогу лечь в деревянную кровать на Земле… Ну, то есть не смогла бы…
Мысль, что ей уже никогда не оказаться у себя в квартире, оказалась, однако, не столь печальна, как та, что ей уже не спать на лепном матраце в пещере Кетла.
— Кроме твоих вещей, Паттл Исия, я принес еще и хорошие вести, — начал успокоенный ее словами Гвеаюриг. — Макеллин, скорее всего, благополучно долетел.
— То есть как — долетел? — Пат уставилась на него в недоумении. — Во-первых, как это можно знать? А главное… как он мог долететь за одну только ночь? Отсюда до Оксандры наши летели бы недели полторы.
— Я ничего в этом не понимаю, Паттл Исия, — улыбнулся парень. — Но Виуллерен говорит, что за полторы недели мы долетели бы до Земли. Если бы, конечно, сохранились наши космолеты с особенным топливом, и когда у нас была нужная энергия.
— Дор Кетлерен считает, что все в порядке? — вмешался Кеунвен.
— Да. Он слушал ночью энергию космоса, и никакой негатив не вмешался в песню звезд. Если бы что-то случилось с Макеллином, он бы почувствовал.
Патрисия все еще не могла проморгаться: на Земле считали свои корабли самыми быстрыми в обозримой Вселенной. Зато дор, слышащий космос, уже не изумлял, от него можно ожидать всего.
— Мы должны рассказать дору Кетлерену о новых знаниях… о тайной Ипостаси, — сурово сказал Новокуэен. — Я думаю, это лучше сделать перед тем, как мы вынесем это на Лайдер. Ведь дор изучал землянку, и он сможет лучше понять, насколько то, что она говорит…
Новокуэен сделал паузу, подбирая слова.
— Соответствует правде? — усмехнулась Пат. — Да я и сама этого не знаю. Как же вам это откроет дор?
— Возможно, он поймет это лучше, чем ты сама, — сказал Кеунвен. — Ведь последнее время он изучал только тебя.
Но когда он увидел лицо Пат, улыбка сошла с его лица. Она и сама не поняла, почему вдруг впервые за это время из ее глаз потекли слезы.
— Дор Кетлерен сказал, что не хочет видеться с землянкой, — спокойно объявил Гвеаюриг, словно нечто само собой разумеющееся.
— Простите, — только и вымолвила она и быстро выбежала из пещеры.
***
Следующую неделю Пат провела как в тумане. Благодаря доброте Кеунвена она ни в чем не нуждалась, они даже поднимались пешком к лагуне Кетлерена, чтобы она могла омыться — дор заблаговременно полил свои деревья, и овальное озеро наполнилось чистейшей водой. Но сам Кетл даже не показался. И красота озера, неба и садов словно померкла для нее. Пат не получила даже капли того удовольствия, которое ощутила, впервые окунувшись в озеро цветов.
Дорога в горах оставалась такой же опасной, но никакой остроты от головокружительных высот и крутых поворотов Пат не испытала. У нее словно выключились эмоции — все, кроме тоски. Даже Увалень, и тот ее игнорировал и ни разу не прилетел. Конечно, дору он сейчас нужнее, но все-таки это ее ригаз! Почему же он совсем про нее забыл?
И никто не удивился, что Кетл наотрез не желал ее видеть. У любого землянина это вызвало бы подозрения, но у не у них. Гвеаюриг, должно быть, считал, что дор охраняет свою энергетику от ненужного ему огня. Остальные, видать, полагали, что дор устал от землянки и должен заняться другими делами.
Зато вопрос Человека-Полноты Индиго, по их мнению, не требовал отлагательств. Она знала, что Кеунвен обсуждал его с Кетлом напрямую.
За это время у Патрисии появилась возможность сравнить их «миссии». Если Кетл избрал себе путь одиночества, чтобы лучше слышать Силы, и поставлял остальным новые знания, то Кеунвен, напротив, охотно общался с другими, давал советы или просто выслушивал. Иногда ей разрешали присутствовать, и это оказалось интересно — узнать, что за проблемы, кроме выживания, могут быть у простых илян. Кеунвен вызывал безграничное доверие, и Пат сама боролась с искушением выложить ему все об их отношениях с дором. Но удержалась. Ведь Кетл наотрез не хотел, чтобы кто-либо знал.
Она по-прежнему не чувствовала себя здесь во враждебной среде. Ей было неплохо среди илян, и совсем не напрягало то, что это одни мужчины, потому что все они реагировали на нее приязненно, но спокойно. Удивление по ее поводу давно прошло, к тому же ее сильно зауважали после истории с Макеллином. Многие приходили к Кеунвену посмотреть на землянку-индиго, но вскоре, после первого всплеска любопытства, на нее перестали обращать особое внимание.
Про дора никто плохим словом не обмолвился, никто не смел его осуждать, и заслуги его не забыли. Но многие при этом придерживались точки зрения Лайдера, Теаюрига и Бокчеррига. Они устали жить в горах, как изгои на собственной планете. Многие уже забыли, почему они здесь. Их раздражало то, что они давно могли победить землян и вернуться домой. Партия Бокчеррига, как сказали бы на Земле, побеждала фракцию Кеунвена-Кетлерена. Что не мешало илянам посещать отца Стара, чтобы поговорить.
В течение дня к нему приходило много илян, каждый со своим вопросом, в основном, морального порядка. Правда, по его словам, таких становилось все меньше. «Многие теперь выбирают простые решения, — со вздохом говорил Кеунвен, провожая очередного гостя, — а за волю Сил принимают собственные желания. Если бы разумный смог стать индиго, то его желания и воля Сил всегда совпадали бы. Но они не стремятся к этому, а ставят свою волю вперед».
Патрисия предполагала, что они с Кеунвеном будут постоянно говорить о Старе, но тот почти не поднимал эту тему. Даже не выспрашивал подробности их общения, хотя, казалось, получил уникальную возможность побольше узнать о сыне. Но, представив себя на месте Кеунвена, Пат поняла — тот боится. Боится даже упоминать имя Стара, боится той хрупкой надежды, которая у него появилась спустя столько лет, и просто в тревоге ждет.
***
В конце недели ее снова посетил Гвеаюриг. Он всерьез озадачился просвещением землянки, не имеющей возможности подключиться к общим знаниям илле, а заодно с чистой совестью возродил станковую живопись, от которой и сам получал настоящее удовольствие.
Вот и сейчас он принес новую картину — по формату и исполнению (благодаря советам Патрисии) уже очень похожую на земное полотно, но вот содержание оказалось поразительным. В центре картины возле высокого белого столба художник изобразил круглую светящуюся сферу, внутри которой лицом друг к другу находились двое — мужчина и женщина. Окруженные сверкающей синью, они держали друг друга за руки.
— Как красиво, — выдохнула Пат.
— Ты видел у себя в поселке, Гвеаюриг? — спросил Кеунвен, тоже заинтересовавшийся картиной. — У вас принято касаться рук? А у нас, когда я женился, полагалось погружать их в воду…
— Я был маленьким, но точно помню, что они держались за руки, — ответил парень.
— Это неважно, просто разные традиции, — улыбнулся отец Стара.
— Это свадьба, да? — догадалась Пат. — Очень образно — ты объединил их вместе этим светом…
— Это не свадьба, это Благословение Сил, — сказал Кеунвен. — Если Силы не благословят пару, они никогда не станут мужем и женой.
— А как понять, что Силы благословили? Или это просто такое выражение?
— Выражение? Разве ты не видишь, Паттл Исия, — с заметной обидой непонятого творца вопросил Гвеаюриг, — здесь они уже получили ответ, Силы дали им общий цвет!
— Ты очень хорошо нарисовал, Гвеаюриг, — утешил его Кеунвен. — Землянка не может знать того, что ты знаешь с рождения. Теперь ты помог ей получить новые знания. Она ведь не может видеть цвета других, и никогда не смогла бы увидеть Благословение без твоего рисунка. Если, конечно, сама не будет выходить замуж, но и тогда она вряд ли увидит цвет.
— То есть это не образ? Это действительно общий цвет, навсегда? — спросила Пат.
— Когда Силы посылают Благословение, на некоторое время — у кого на несколько секунд, но бывает, что и на несколько минут, цвет пары становится общим. Обычно он никак не связан с тем, какой цвет у каждого из них. Чаще всего, особенно если двое испытывают сильный огонь друг к другу, это яркие оттенки синего, но бывает и более спокойный зеленый, и все его оттенки.
— Как это происходит, расскажите мне!
— Конечно, — улыбнулся Кеунвен, а потом задумался на некоторое время, прежде чем начать:
— Раньше… Знаешь, Паттл Исия, в каждой деревне должен быть илле, которого выбирают сами жители. Его называют Проводником, а в некоторых селениях его зовут Посредником. Он помогал все делать правильно.
— Такой, как ты — индиго?
— Нет, Паттл Исия, не обязательно индиго. И я не Посредник. Я могу только сказать, как я слышу веление Сил, дать совет… А этот илле осуществлял прямую связь… но не сам… это как река соединяет озеро с океаном… Ведь это не заслуга реки, а ее обязанность, без которой она не река. Но жители всегда выбирали Проводником илле с самыми чистыми цветами. Ведь чем качественнее проводник, тем лучше связь.
А, так это что-то типа шамана или бабушкиного священника, подумала Пат. Она-то давно уже таких не встречала. Ну то есть где-то они были, но вне сферы ее интересов. Кеунвен тем временем продолжал:
— Проводник во время Благословения должен задавать паре вопросы, а они отвечать мысленно, обращаясь друг к другу. Не обязательно прямо, не все говорят прямо, дело не в том, чтобы ответы слышал партнер. Вопросов может быть больше или меньше, все зависит от того, как быстро пара настроится на волну друг друга. Иногда, если нет Проводника, его роль может выполнить кто-то другой. Здесь у нас в горах недавно умер один очень старый илле, который был Проводником еще на моем Благословении. И еще нужен хотя бы один свидетель, чтобы подтвердить, что Благословение состоялось.
— То есть он должен увидеть общий цвет?
— Да, ответ Сил, как тебе верно сказал Гвеаюриг.
— А этот общий цвет может быть не очень хорошим? — поинтересовалась Пат. — Не таким красивым, как этот?
Она показала на рисунок.
— Ты имеешь в виду грязные краски? — удивился Кеунвен. — Разумеется, нет. Никто с грязными цветами не может надеяться получить Благословение. По крайней мере, пока не очистится, не восстановит свои цвета.
— А вообще-то бывает, чтобы Благословение не сошло? — допытывалась Пат.
— Я видел такое единожды, очень-очень давно. Один илле пытался вступить в брак, хотя у него уже была жена.
Гвеаюриг в ужасе уставился на Кеунвена.
— Да, Гвеаюриг, — твердо и грустно сказал тот, — такое было.
— Но как Проводник мог допустить его к церемонии? Разве он не услышал лжи? А цвета того илле не потемнели от такого не-блага?
— Можно не видеть, как начинают темнеть цвета, как многие не заметили, что происходило с нашими женщинами, — отец Стара нахмурился, — но нельзя спрятать большую червоточину и ложь. Просто этот илле не знал, что жена его жива, вот и все. Но когда Благословение не было получено, все постепенно выяснилось.
— Как это могло быть?
— Это длинная история. Он думал, что она утонула, но тело ее не нашли. Когда ее спасли креза далеко от того места, она не вспомнила, кто она, и осталась жить среди них.
— А я думала, у вас не вступают в брак после смерти супруга.
— Это действительно бывает крайне редко. Еще и потому тот случай привлек такое внимание. Но это не запрещено.
— А та бедная женщина, которая собиралась стать его второй женой? Ведь после неудавшегося Благословения в брак ей было уже не вступить… — расстроенно произнес Гвеаюриг.
— Да, хотя она не виновата. Но каждый, кто хочет получить Благословение, готов к неожиданностям.
— Это еще почему? — нахмурилась Пат. — Почему ей больше не вступить в брак? Это у вас такие законы?
— Силы не дадут ей благословения…
— Это откуда известно, из опыта?
«Довольно дико», — подумала она.
— Из векового опыта, Паттл Исия. После неудавшегося Благословения пока больше никому не удавалось получить новое. Я тоже много думал об этом, землянка. Что, если это всего лишь страхи, и каждый случай надо было рассматривать отдельно? Но никто из нас не стал бы искушать Силы дважды, и та женщина тоже не стала.
— А в каких еще случаях можно не получить Благословение?
— Например, если мужчина и женщина окажутся родственниками не более чем через три колена… А это всегда риск, ведь иногда можно не знать своей родни. Бывают и другие причины, более сложные. Поэтому еще и нужен Проводник. Он может предупредить пару перед тем, как спрашивать Силы. Он же помогает очиститься перед церемонией.
— А это для чего?
— Ты же слышала, Паттл Исия, если у кого-то в цветах есть помутнение, или, что еще хуже, грязь, даже незаметная никому, то Благословения он не получит. Но нет никого совершенного, и у каждого в тот или иной момент жизни может случиться потемнение цвета. Поэтому перед церемонией он должен очиститься.
— А как?
— Когда ты хочешь очистить тело, ты окунаешься в воду. Когда тебе надо очистить цвет — ты должен смыть грязь. Для этого есть один путь. Сначала ты должен осознать, что ты грязен, и увидеть, где. Только после этого ты можешь рассказать об этом Силам, и очистишься.
— И как же можно очиститься, всего лишь рассказав?
— Ты ведь знаешь, землянка, что дружба или любовь — это не только чувства, но и действие. Так же и раскаяние, составляющая часть любви. Именно раскаяние возвращает отдалившиеся сущности друг другу. И оно тоже должно быть действием. Но подумай, какое действие может предпринять разумный, чтобы перечеркнуть уже совершенное им не-благо? Бывает, что ничего нельзя исправить, не вернувшись назад во времени.
— Но можно попросить прощения.
— Бывает и так, что прощение просить уже не у кого. Можно совершить не-благо и только для себя самого. Любое не-благо наносит вред самому себе, но еще и Силам, потому что оно противостоит Их благу. Если не очистить это пятно, оно начнет разрастаться и затемнять остальные цвета. Ты должна избавиться от него, вывести наружу. И это может уйти только вместе со словами, потому что слово произнесенное — это тоже поступок, действие. Значит, единственным действием тогда будет рассказать об этом Проводнику, и через него попросить прощения у самих Сил. Проводник сохранит в тайне все твои слова.
— Но почему нельзя рассказать это самим Силам? Напрямую, наедине с собой? Зачем для этого кто-то третий?
— Потому, Паттл Исия, что если у разумного что-то повреждено, он не сможет услышать Силы поврежденной частью своей души. Твои глаза, когда открыты, видят, день сейчас или ночь. Но когда закрыты — не видят. Ты можешь представлять себе, что захочешь, и то, и другое, и день, и ночь, и никогда не узнаешь правды, пока их не откроешь. Если цвет поврежден, то твои глаза закрыты, и будут закрыты, пока цвет не восстановится. Тебе может показаться, что ты слышишь Силы, но ты будешь слышать только себя. Ты будешь уговаривать себя, сама себя прощать, или не прощать, но ты будешь видеть только то, что показывают тебе закрытые глаза, говорить только с собой. Ты не поймешь, не различишь голос Сил.
— А как может помочь Проводник?
— Проводник находится не внутри, а снаружи тебя. И он не поврежден в том же, в чем и ты, поэтому он может передать Силам твое раскаяние, после чего очищение состоится. Если же Проводник поймет, что очищение все еще не может состояться, он не допустит до церемонии и избавит эту пару от риска остаться без Благословения.
Кеунвен помолчал.
— Это действие по очищению — оно ведь само по себе совсем не простое. Это своего рода жертва — произнести вслух то, чего никто о тебе не знает. Я всегда считал, что это надо делать не только перед Благословением. Ведь тело мы очищаем регулярно. Но не так много илян ходило к Проводнику просто за очищением. А теперь… Многие считают свои цвета неизменно чистыми, а самих себя — лучшими проводниками. И я думаю, всем нам грозит опасность.
— Например, Бокчерригу! — горячо вступила Патрисия, уж очень ее злил этот самодовольный тип. — Неужели вы не видите, неужели его цвета не испорчены?
— Цвета Бокчеррига чисты, насколько я вижу, — удивился Кеунвен. — Если только изменения еще не заметны… но не наше дело обсуждать пятна на чужих цветах, это самый короткий путь к помутнению собственного цвета.
— Но ведь он ненавидит Кетлерена! Совершенно откровенно, и все это знают!
Кеунвен как-то странно посмотрел на Патрисию.
— Его гнев праведен, даже если он не прав, — сказал он, напомнив ей почти такую же речь Кетла. — Бокчерриг ошибается, и ошибка может привести к помутнению цвета, а может и не привести. Однако, ты ошибаешься, Паттл Исия, когда принимаешь гнев Бокчеррига за ненависть. Бокчерриг хотел бы вразумить дора Кетлерена — так, как чувствует он сам, хочет спасти его от заблуждений, но не желает ему зла. Он… любит дора Кетлерена.
— Что? — возмутилась Патрисия. — Это любовь? Ну знаете ли…
— Если разумный не делает того, чего тебе хочется, это не значит, что он не любит тебя. Возможно, есть иная причина, почему он так горячо обличает дора Кетлерена. Ведь он его брат, Паттл Исия. Родной брат, старший брат, который не был согласен с ним ни в чем. Илле пошли не за ним, а за дором, и теперь, как ему кажется, они пожинают плоды неверного выбора. Бокчерриг чувствует себя бессильным переубедить брата, и поэтому пытается переубедить остальных, чтобы те встали на его сторону.
Патрисия пораженно молчала. И об этом дор ни разу ей не обмолвился! Значит, жена и сестра Бокчеррига — родные и Кетлу, это его собственные сестра и невестка.
Может, поэтому он и думать не может о собственном счастье? Назначил себе служение… искупление, которому отдает свою жизнь. И не только из-за родных. А из-за всех, перед кем чувствует себя виноватым. Почему она не поняла это раньше?
Она даже вздрогнула, услышав голос Гвеаюрига.
— Кеунвен! — сказал тот, обращаясь к отцу Стара. — Я только сейчас подумал… Если Проводник умер, кто же сможет помочь землянке и ее будущему мужу очиститься? Кто сможет решить, допустить ли их до Благословения? Кто поймет, нет ли у них невидимых пока пятен на цвете?
— Я думаю, нам надо назначить нового Проводника, — твердо сказал Кеунвен. — И не только ради землянки и ее будущего мужа. Нам всем пора подумать об очищении.
***
«Только проснувшись, ты можешь понять, что спала». Патрисия словно услышала чей-то голос, и действительно открыла глаза. Ей снился странный сон. Она лежала и вспоминала такое яркое сновидение…
Будто бы она вернулась в тот день, когда Стар жил у нее дома в ожидании побега. Встала утром и зашла в комнату, где он спал на диване. А вместо Стара увидела завернувшегося в плащ Кетла, и почему-то не удивилась. Он просто вырос, подумала она, они, эти иляне, так быстро растут. Кетл проснулся, повернулся к ней и уставился на нее. «Я скучаю по тебе», — произнес он прямо. «Надо было просто позвать», — улыбнулась во сне Пат и подошла к нему, присела рядом с ним на диване и взяла его руку. Она помнила о запрете, но ей так хотелось дотронуться до него. Однако Кетл с испугом выдернул руку. «Что ты наделала! — глухо сказал он, и глаза его потемнели. — Теперь ты должна улететь. Теперь мы никогда не сможем быть вместе».
И тут из соседней комнаты донесся такой ясный, знакомый голос бабушки, которую она не слышала уже столько лет… «Хватит спать, Патрисия! — строго сказала бабушка. — Просыпайся немедленно!» А потом вот этот голос, то ли еще из сна, то ли откуда-то из головы.
«Только проснувшись, ты сможешь понять, что спала». Какая-то чушь, подумала Пат и открыла глаза. Верных светляков над головой не оказалось — обычно они прилетали на любое ее движение. Да и с ней самой что-то было неладно. Она никак не могла сделать полноценный вдох, воздуха не хватало. Пат почувствовала себя замурованной — в теснине гор, в пещере, в скорлупке внутри пещеры.
Она с трудом поднялась, накинула куртку, но тут же сбросила — стало невыносимо душно. Прихватив незаменимый фонарик, отодвинула входную циновку и выглянула наружу — ночь перевалила за половину, но было еще темно. Пат подняла голову на звездный колодец, как она называла квадратный кусок неба, огороженный скалами. Звезды уже погасли, небо стало темно-фиолетовым, низким. Не только над ней, — будто бы надо всем миром легла эта тяжесть. Никакой ночной прохлады, одна духота.
С трудом передвигая ноги, она двинулась куда-то вперед, лишь бы выйти из этой теснины. Она чувствовала себя так, словно двигалась под водой — воздух вокруг был плотным и вязким, каждое движение давалось с усилием. Свет от фонарика прыгал чуть впереди, необычно блеклый, словно ослаб или тоже увяз в темноте.
Гнетущее чувство не оставляло, и к нему добавилось новое — то есть старое, уже давно забытое ощущение, что ее ищут. Нет, не ищут, а уже нашли. Нашли и следят, насмехаясь над ней, как над муравьем, которого можно в любой момент раздавить.
И она заметалась. Ей хотелось побыстрее оказаться на широком пространстве, и Пат, как могла, прибавила ходу. Наконец она вышла на площадку для Лайдера — ту, где ее допрашивали в первый день. Окруженная с трех сторон пиками-скалами, с четвертой она обрубалась пропастью. Места здесь было с избытком, но легче не становилось. В поисках воздуха Пат двинулась к обрыву и остановилась в двух шагах от него. Внизу еще только угадывалась глубина, но небо раскрылось перед ней. Где-то за горными хребтами, наверное, вставал Фатаз, потому что небо там было уже не темно-фиолетовым, а зеленовато-розовым. Но легче не становилось. Напротив, все казалось зловещим: рассвет, нависающие скалы…
Ощущение опасности нарастало, она не могла различить, откуда идет это давление, внешнее ли оно или внутреннее — может, у нее что-то с сердцем? Она поняла, что обратную дорогу уже не осилит. Надо было остаться дома, позвать кого-то… Кеунвена… нет, не Кеунвена…
Патрисия вдруг ясно представила, как там, наверху, слева, высоко отсюда, стоит на своей площадке Кетл. Стоит не спиной к пещере, а повернулся направо — в сторону восхода.
— Кетл, — позвала она из последних сил вслух, но сама себя не услышала.
И повторила его имя уже мысленно. Ответ пришел немедленно.
— Паттл Исия, где ты?!
— Я… кажется, я заболела. Воздух… он давит… — прошептала Пат.
— Ты здорова, Паттл Исия. Не вставай с кровати, оставайся на месте. Я сейчас очень занят. Я позже свяжусь с тобой. Только будь на месте, в доме.
«Я не в доме», — хотела ответить она. Но сил уже не осталось — воздух становился все плотнее, в ушах стало звенеть. Пат только смогла сделать пару шагов от пропасти и прислониться к ближайшему камню. А потом сползла на землю и пролежала так, неизвестно, сколько, обхватив голову руками, словно защищаясь. И, когда сил терпеть уже не осталось, все вдруг закончилось.
Легкие расправились, звон в ушах прекратился, а тело стало таким легким, что, казалось, можно взлететь. Пат ощутила настоящую эйфорию. Она так и решила — взять да и взлететь… а почему бы и нет? Она легко поднялась над землей и полетела куда-то над пропастью, выше, выше… выше неба, она не знала куда, просто перемещалась в межзвездных пространствах… а потом ее словно затянуло в узкую трубу. Сначала она не хотела туда, но увидела впереди яркий, пронзительно-белый свет и всей силой души устремилась к нему.
Продолжение - глава 23.
(начало - глава 1, глава 2, глава 3, глава 4, глава 5, глава 6, глава 7, глава 8, глава 9, глава 10, глава 11, глава 12, глава 13, глава 14, глава 15, глава 16, глава 17, глава 18, глава 19, глава 20, глава 21)
художница Елена Юшина