Бойцы который день уже шли на восток. Впрочем, в том же направлении отступала вся армия. Отступала с боями, неся тяжелейшие потери, гонимая жестоким, не знающим пощады врагом. Не хватало оружия, боеприпасов, медикаментов. Связь работала плохо, приказы приходили с запозданием, царила сумятица и неразбериха. Над людьми висело давящее чувство неудачи и невозможности что-либо сделать.
Почему так произошло? Почему 22 июня стало полной неожиданностью? Почему разведка проморгала? Почему немцы продвигались так, будто на их пути не было никаких преград? Почему авиация уничтожалась прямо на аэродромах? Почему колонны со снабжением не доезжали до мест назначения, попадая в засады диверсионных групп, одетых в форму РККА? Эти и подобные вопросы сейчас мучили, пожалуй, каждого бойца, если не каждого гражданина огромной страны, мощь которой казалась несокрушимой, особенно учитывая недавнюю победу над Финляндией и Японией.
Третий Рейх обрушился на Советский Союз будто снежная лавина на городок, расположившийся под горой, сметая всё на своём пути, не оставляя никого в живых и казалось, что её ничто не в силах остановить.
- Сколько можно отступать?! Неужели нас так и загонят прямо к самой Волге? А что дальше, Урал? - молодой рядовой с досады плюнул. Слюна упала на иссохшую пыльную дорогу и тут же превратилась в чёрный комочек. Дождей давно не было, а сушь стояла неимоверная.
Красноармейцы понуро шагали, взвалив на себя всё, что только было можно. Необходимо было как можно скорее дойти до обозначенной высоты, чтобы успеть до прихода немца окопаться, оборудовав рубеж обороны. А немец буквально наступал на пятки.
- Тише ты, Васька! Ещё внимание комиссара привлечёшь, он тебе в миг пропишет 9 граммов за пораженчество! - зыркнул на него старшина, морщинистый мужик лет пятидесяти. - Будет приказ - будем стоять насмерть. Значит, не время ещё!
Колонна, вздымала клубы пыли, что, к слову, здорово демаскировало, если артиллерия наступающего противника захочет по ним шарахнуть, да и для авиации тоже ориентир. Последняя уже несколько раз тревожила отступающих бойцов, налетая время от времени, и расстреливая разбегающихся в стороны от дороги бойцов. Своих почти не было видно.
- Так я того, я же не против воевать, я же только за! - зашептал Васька. - Но надо же как-то уже отвечать.
- Не твоё солдатское дело - такие мысли думать. Делай что говорят и выполняй приказ, - отрезал старшина Иванчук.
Так прошло ещё несколько часов. В конце дня на горизонте бескрайней степи показались холмы и какая-то неизвестная никому из бойцов деревенька, десятка полтора домов, характерного для юга вида, или как было принято говорить в этой местности хутор. Хотя Василий вкладывал в это слово несколько иной смысл.
Уже начинало смеркаться и скоро совсем стемнеет. А темнеет на юге быстро, не то, что в родных краях Василия, где в это время светло могло быть вплоть до полуночи. Здесь же солнце буквально падало за горизонт и наступала кромешная тьма, особенно, если на небе не было Луны.
По прибытию в хутор выяснилось, что на встречу полку приехали грузовики, полные боеприпасов, но вот с провиантом дела обстояли совсем плохо. По словам одного из водителей они подверглись налёту немецких штурмовиков, из-за чего как раз те, машины, что перевозили провиант и сгорели.
Ну, хоть будет чем воевать. Высот, на которой следовало закрепиться виднелась сразу за хутором, а в в обход неё шла дорога, уводящая дальше на восток.
- Мда..., - резюмировал старшина, - а жрать-то хочется. Живот аж сводит!
Он достал старую пожелтевшую газету, оторвал кусочек поменьше и сложил его желобком, приготовившись насыпать махорки из кисета, но вместо этого из мешочка высыпалась лишь жиденькая пыль.
- Тьфу ты! Ну что за напасть! - раздосадовано махнул рукой старшина. - Ну что, пройдёмся по домам? Авось не погонят нас таких вояк ссаными тряпками, и дадут пару картошин да сухарей на похлёбку, а то помирать на пустой желудок как-то уж очень не хочется.
Бойцы разбрелись, кто куда: кто изучать вещмешки на предмет остатков съестного, чтобы скинуться в общий котёл, а кто по домам в надежде, что хозяева не откажут и одарят хоть каким-то провиантом, хотя у, понятное дело, у них у самих сейчас было не маслом намазано.
Василий тоже пошёл по улице. Уже стемнело, и на небо высыпали во множестве звёзды. В отдельных хатах оконца светились оранжевым светом керосинок, а может свечей.
В какой-то момент, Василий понял что отошёл достаточно далеко (не решили бы, что он дезертир!) и вокруг него наступила настоящая тишина. Да, было очень-очень тихо. Даже сверчки затихли. Он даже удивился, но решил насладиться этой тишиной, осознавая, что уже завтра здесь всё будет перепахано гусеницами и воронками от снарядов. Завтра будет шумно, а сегодня пусть будет тихо.
Но урчание в животе и наказ старшины найти что пожрать не дали в полной мере насладиться степной ночью. Василий осмотрелся, чуть на отшибе стояла ещё одна хата, у которой также тускло светилось окошко.
Василий подошёл к изгороди, на колья которой были навешаны чугунки и пара кувшинов, взялся за неё руками и крикнул:
- Хозяева! Эй! Есть кто дома?!
Тишина. какая-то птица, а то и летучая мышь пронеслась по небу.
- Хозяева!
Свет в оконце моргнул, будто кто-то прошёл перед его источником. Дверь со скрипом отворилась, и на пороге появился старик с большой, но ухоженной седой бородой, в длинной рубахе и штанах с лампасами.
"Из казаков что ли?" - подумал Василий. Небось воевал ещё в Гражданскую, да на стороне белых.
- Чего шумишь? - спросил хозяин дома. Голос его звучал не громко, но достаточно уверенно. Его обладатель знал себе цену и понимал, что такое чувство собственного достоинства. Такой мог и солью пальнуть, если что не понравится. В левой руке старик держал курительную трубку, в которой мерцали красные угольки, а в ухе блестела явно золотая серьга.
- Да мы это, на постой в хуторе остановились, а колонну с провиантом разбомбили. Не будет ли у вас чего съестного? Да хоть бы картохи какой? Ну, и табачку бы, если будет лишний? А то без курева совсем тяжко.
- Курить вредно, слышал небось?
Василий продолжал мяться за изгородью.
- Ну, давай, заходи, - буркнул старик и закашлялся.
Василий осторожно открыл старую калитку (не хватало ещё чего сломать в доме, куда пришёл просить еды), вошёл во двор и приблизился к хозяину дома, который так и продолжал стоять в дверях. Выходить он явно не собирался.
- Только это, - сказал старик, - сгоняй, будь добр, за водицей, а то стар стал, руки уже тяжести не держат. А то чаю уж больно хочется.
С этими словами он взял достал откуда-то из-за стены ведро и протянул его рядовому, который протянув руку принял его. При этом сам хозяин дома оставался полностью внутри помещения.
- А... где колодец? - уточнил Василий.
- Да вон, за изгородью, "журавля" видишь? - всё также не пересекая порог, указал в сторону рукой хозяин.
- А, ну, ладно, я мигом, - рядовой помчался за водой.
"Журавль" жалобно поскрипывал пока Василий цеплял ведро за крюк и опустив в глубокий колодец оглоблю, зачерпывал воду. Старая конструкция, ничего не скажешь. И дерево-то откуда-то ведь умудрились притащить.
Вернувшись вскорости с полным ведром, он обнаружил, что дверь закрыта, но не полностью, между дверью и проёмом был оставлен небольшой зазор, видимо в ожидании посланного за водой бойца. Прежде чем войти, Василий всё-таки решил постучать, и услышав стариковское "Заходи, чего мешкаешь", вошёл внутрь.
На полу уже стоял самовар с приготовленной щепой.
- Разогревать умеешь? - спросил старик.
- Ну так а то ж! - ответил Василий и принялся возиться со старинным прибором. Залил воды, наломал щепу, достал из кармана и разжёг огонь, предварительно выставив трубу в специальный маленький дымоход.
Тем временем хозяин сидел за столом, не спеша покуривая трубку, распространяя манящий табачный аромат по всему помещению. В подсвечнике стояла оплавленная свечка с подрагивающим будто от страха огоньком. Василий стоял рядом с разгорающимся самоваром, не зная, куда приткнуться. Очень хотелось сесть, но почему-то без приглашения он не мог этого сделать.
- Да ты присаживайся, солдатик, - старик глазами указал на свободный стул. - В ногах правды нет.
Хозяин поднёс трубку, которую держал в сухой жилистой, словно бы обтянутой пергаментом руке, ко рту и со знанием дела затянулся. Он с пристально смотрел на Василия, как будто изучая его внешний вид. Последний даже одёрнул гимнастёрку и застигнул верхнюю пуговицу, которую расстегнул из-за жары.
- Что, воюете? - заинтересованно, но с каким-то подозрением в голосе, спросил хозяин хаты.
"Точно из белых!" - пронеслось в голове, - "увидел на пилотке красную звезду, и вспомнил как рубил коммунистов!"
Дед продолжал мерить рядового взглядом, рассматривая форму и оружие.
- Воюем, отец. Как можем, так и воюем, - как можно миролюбивее ответил Василий.
- Отступаете? - прищурился хозяин.
- Есть такое, - смутился красноармеец. - Немец-то, он сильный враг.
- Немец значит, - повторил старик. - Немец сильный противник, это верно.
Он снова затянулся и выпустил облако густого ароматного дыма
- Ты мне лучше скажи, чего впотьмах по дворам шаришься, служивый?
- Так это, я же сказал уже старшие меня послали махорку поискать и съестного чего-нибудь, а то закурить хочется, а нечего. Если надо, я заплачу.
Старик вздохнул:
- Деньги мне твои не нужны, солдатик, толку от них как от козла молока. Тебя звать-то как?
- Василием при рождении нарекли, - рядовой даже сам не заметил, как перешёл на манеру разговора хозяина. - Фамилия - Пронченко.
- Знавал я одного Пронченко, - произнёс старик, пристально глядя на Василия. - Только того Фёдором кликали. Зарубили его шашкой на войне. От сель до сель.
Хозяин сделал размашисты жест от ключицы до пояса, показывая направление удара шашки.
- Война, отец, не разбирает, кого забрать. Кто попадётся, ей на пути, того и приберёт костлявыми руками.
- Ну, это как посмотреть, - ухмыльнулся старик.
- Да как не посмотри! Со дня на день в бой, приказ стоять до последнего, так что как бы не последнюю ночь ночевать на этой земле, - тяжело вздохнул Василий.
- Боишься смерти?
- А кто же её не боится? Особенно в таком возрасте, когда ни жены, ни детей ещё нет. Ничего после тебя и не останется. Так и ляжешь в землю с сотнями таких же как сам.
Дед отложил дымящуюся трубку на блюдце и протянул руку к Василию. Почему-то от этого движения рядовому Пронченко стало не по себе.
- Ну-ка дай-ка мне сюда свою шапку. Забавная какая...
- Пилотку что ли?
- Да называй как хочешь, только дай.
Василий снял головной убор и протянул старику, а тот принял его из рук в руки.
- Забавная какая... и звезда красная...
Он поднялся и слегка прихрамывая отправился за печку. Василий смотрел на это как заворожённый. Чудит старик на старости лет, как пить дать умом тронулся. В хате повисла тишина, которую нарушал только шёпот хозяина, который Василий, как ни старался, разобрать не смог. Только в какой-то момент пламя на оплавленной свечке подёрнулось, будто от сквозняка, толь никакого движения воздуха в хате не было.
Через пару минут хозяин вышел из-за печки, держа в одной руке пилотку Василия, а в другой тряпичный кулёк, при этом явно не пустой.
- На, держи, служивый на прокорм, - он поставил на стол кулёк и развернул его. Перед Василием оказались шмат добротного сала, пол каравая чёрного хлеба, пара луковиц, да пяток яиц. Следом за ними на столе появился простенький кисет. Комната тут же наполнилась смешением запахов хлеба, сала и терпкого табака, который источал аромат даже в таком виде.
- Ну спасибо, отец! - не сдержал своей радости Василий. Он тут же забыл, что ещё несколько минут назад считал старика недобитым белоказаком.
Старик закивал, мол, не стоит благодарностей. А потом сказал:
- Ты, когда назад пойдёшь и из хаты выходить будешь, главное не оборачивайся и назад не смотри. Так и и иди до своих однополчан, понял?
- Это почему? - не выдержал рядовой.
- Так надо, Вася. Понял, спрашиваю?
Василий смотрел на обретенное богатство, и представил, как его встретят товарищи.
- Понял! - утвердительно кивнул он. - Выйти их хаты, идти, не оборачиваясь и не оглядываясь.
- Правильно. А шапку свою потом потеряешь. Специально её нигде не забывай, наоборот, следи за ней, но всё равно потеряешь.
Так и не попив чая, Василий стал собираться, решив, что он и так засиделся, и как бы его реально не хватились.
Перед выходом из дома ещё раз поблагодарил хозяина за харчи и двинулся по направлению к двери. "Не оглядываться!" - всплыло в голове. Ну, не оглядываться, так не оглядываться. Только, когда он вышел их хаты, прошёл через калитку, которую не закрыл, у него было такое чувство, что кто-то прямо вот смотрит ему в затылок, причём с близкого расстояния и только и ждёт, чтобы он взял да обернулся.
По телу пробежали мурашки. Пришлось даже подавить в себе желание три раза сплюнуть через левое плечо, ибо тогда бы он точно волей-неволей увидел бы то, что было у него за спиной. Так и шёл, не оборачиваясь, да с жутким ощущением, что за ним кто-то следит. И только когда он стал подходить к своим сослуживцам, это чувство прошло, но и тогда он не решился обернуться.
Заприметив старшину, который как и несколько других бойцов сидели вокруг костра, над которым закипала вода в котелке, он тут же направился в их сторону.
- Где тебя черти носят?! - выругался старшина Иванчук. - Тебя уже искать собирались идти.
- Так это, за харчами я ходил, сами же отправили. Вот, - и он торжественно развернул кулёк, от вида содержимого которого у окружающих тут же началось слюноотделение. - И вот.
Он протянул кисет с табаком старшине. Тот распустил шнурок, залез внутрь пальцами и вытащил щепотку. Втянул носом аромат.
- Хороший табачок! - счастливо произнёс он. - Где брал?
- Да там же, где и всё остальное. Там, хата на краю села, чуть на отшибе. Дед там живёт, ещё из старорежимных казаков вроде.
Тем временем бойцы принялись делить съестное, тонко нарезая сальце и лучок, и укладывая это кусочки хлеба. Потом была команда "отбой".
На следующее утро, красноармейцы покидали село и проходили как раз мимо той хаты, где по словам рядового Пронченко, он разжился салом и табаком.
Заколоченные ставни на окнах, обветшалая крыша, обвалившаяся штукатурка. Поскрипывающий полуразрушенный "журавль" над колодцем, которым походу давно уже никто не пользовался. Здесь явно никто не жил и уже довольно давно.
- Это здесь ты табаком с харчами разжился?
- Ну да, - с сомнением в голосе ответил рядовой. - Вроде здесь. Больше негде.
Они даже задержались у изгороди. Мимо проезжала телега, запряжённая исхудалой кобылой - жители покидали село преддверие боёв.
- Эй, уважаемая! - старшина Иванчук окликнул женщину, которая вела под уздцы кобылу, на телеге был собран небогатый скарб, да сидела девчонка лет четырёх в белом платке, позади телеги плелась на привязи потрёпанная коза. - Не подскажешь, кто в этом доме живёт?
Старшина рукой указал на хату. Женщина мельком бросила взгляд на неё и тут же отвела глаза.
- Так никто не живёт. С тех пор как дед Григорий преставился так дом пустым и стоит.
- Ага, - кивнул старшина, - а преставился дед Григорий когда, не подскажешь?
- Так ещё до Гражданской и помер. Старый был совсем, ему уже тогда лет восемьдесят было. Я тогда ещё совсем малой была. Родных не осталось, вот дом и разваливается.
- А чего ж никто не заселится-то? Подлатать и живи себе!
Понятно, что в текущей ситуации о хорошей жизни говорить не приходилось, народ из хутора собирал пожитки и направлялся в тыл. Немец вот-вот должен был объявиться во всеоружии. Понятно было, что от домов, скорее всего, ничего не останется, но после Гражданской прошло уже лет двадцать, а в дом так никто и не въехал.
- Боже упаси! Дед Григорий нелюдимым был, в селе его вообще колдуном почитали. Никто и не хочет связываться, вдруг он место проклял? Люди болтают, что где-то в доме спрятаны царские золотые червонцы на несколько тысяч рублей, да только дураков искать днём с огнём не сыщешь.
- Ну, люди много чего болтают, - произнёс глядя на кисет полный табака старшина, а потом обернулся к Василию.
- Так с кем ты говоришь общался? - и хитро прищурился.
Рядовой ничего не ответил, только почувствовал, как по спине пробежал холодок.
С тех пор ни одна пуля не брала Василия, и служил он в разведке и даже попал в СМЕРШ, а туда, как известно абы кого не брали. Как-то "штука" совершила налёт, выкосила всех вокруг - людей, лошадей, машины горят - а он стоит себе посреди всего этого и хоть бы хны!
А когда снаряд в блиндаж прилетел - все вокруг лежат, а он как сидел с недокрученной папиросой, так и сидит, лишь земля с головы осыпается.
Однажды в расположении части появились "малиновые околыши" и давай Ваську допрашивать. Чем там дело закончилось, не известно, да только именно после этого он до конца войны в СМЕРШе и служил, немецких диверсантов ловил, в глубокий тыл к фашистам ходил. Кто что говорит, ибо СМЕРШ это СМЕРШ, да только молва шла, что его отправляли на самые безнадёжные задания, из которых живым выйти было почти невозможно. Те, кто с ним уходил, редко когда возвращались, а Василий... Василий всегда возвращался без единой царапины и с выполненным заданием. Такие вот дела.
А пилотку свою он всё-таки потерял. Как-то так получилось, что даже не заметил сразу. Спохватился просто, ан нет её. Ну да и чёрт с ней.
