Первый раз народился он травником, да таким, что к нему приходили лечиться из-за реки.
Бедняки приходили, и те, кто скопил добра.
Он лечил хорошо, даже плату почти не брал. Разве только по мелочи: яблоки или мёд. Говорил, что не надо, чего вы, мне лес даёт. Попрошу только лес: здравствуй, дедушка, выручай, и в корзинке уже кровохлёбка и иван-чай. А подарок оставишь для леса — тогда вообще: столько дива проявится, столько чудных вещей.
Иногда возвращался усталым, ничком в кровать. Очень травника дети любили — не оторвать.
А мечтал об одном постоянно, из года в год — посмотреть, как на праздники папоротник цветёт.
До могилы осваивал травное ремесло, а когда он загнулся, то плакало всё село.
Вспоминали тепло, пили водочку под грибы. В мире мало блаженных и светлых, но он им был.
Вот на этом бы месте и кончилась сказка, но
во второй раз родился шаманом и колдуном. За подкладкой носил обереги от всяких бед. С мертвецами, бывало, водился, но не робел.
А его опасались: и порчу он мог, и сглаз. Даже летом хотели избушку спалить дотла. Но не стали, герои повывелись, дурней нет, только "сдохни, колдун" нацарапали на стене да ещё, от бессилья поди, отравили пса. Кто-то видел — колдун нагишом на горе плясал. Как дремучий отшельник, чужак, отселился в скит. Изучал позабытые древние языки. Если в бубен стучал на заре — начинался дождь. Когда умер проклятый — неделю стоял гудёж. А кузнец проболтался, задира и бузотёр, что колдун искал счастья, где папоротник цветёт.
Вот на этом моменте закончился бы рассказ, но рассказ не закончился, значит, был третий раз.
В третий раз по вселенскому промыслу и уму получился очкастый ботаник, учёный муж. Под мостами кипела свинцовым огнём Нева. Город плыл и гудел, волновался и волновал. Но, когда ускользала реальность из цепких рук, то с учёным боролся мечтатель: а вдруг, ну вдруг, хотя степень, костюмчик с легендой слегка вразрез, я в купальскую ночь без оглядки отправлюсь в лес. Прочешу его вдоль, поперёк, целиком, зато я в конце, замерев от восторга, найду цветок.
Возвращался ботаник к работе, мусоля день. Про крамольные мысли не вызнал никто нигде, потому что в научных лекториях, господа, на подобные темы не принято рассуждать.
Когда умер учёный, грустила его жена. И коллега Олег Синяков написал в журнал: катастрофа, потеря, талантище, молоток.
А на небе сидит человек, человеку ок.
Человеку крылато, и солнце в руках, и мёд, а всё хочет увидеть, как папоротник цветёт.
Заиюнело. Пой же, Купала, комар — звени. Два излюбленных шага у неба: вперёд и вниз.