Мы все проходим через этот кризис.
Мне пять лет и я замерла, сидя на кровати с колготками в руках; за окном утренняя ноябрьская темень, пол холодный, и мама говорит одеваться поскорее, не то опоздаем в садик.
А я такая сижу и осмысляю: кто я, где я и почему в ноябре так темно и холодно?.. Можно я не пойду в садик, а буду принцессой?
Это кризис идентичности. Совершенно нормальная штука.
Кризис идентичности настигает и подростков. Когда они важно рассказывают, что будут режиссером, нет, блогером, нет, плюс-сайз моделью, мааам, ну почему я такая толстая и дальше принимаются рыдать — это оно.
У сорокалетних мужчин тоже бывает кризис идентичности. Это когда жена, конечно, хорошая, но Ульяна из соседнего отдела смотрелась бы рядом презентабельнее. А кто-то из мужчин в сорок вдруг становится заядлым рыбаком. Или триатлонистом. Суть одна.
Суть в том, что человека вышибает из привычной колеи. И он сидит как я тогда, в пять лет, замерев и пытаясь понять, кто он и где его место. Нащупать новую колею. Найти свое место в мире. Дать имя своему «я».
Однажды я прочитала, что переживать кризис идентичности — это будто поочередно примерять разные маски у зеркала. Легкомысленная кошечка. Важная дама. Склочная соседка. Бомж Акакий.
Мы, кукольники, ежедневно переживаем «облегченный» формат кризиса идентичности, играя, вживаясь в образы своих подопечных из пластика и фарфора, и ассоциируя их с собой. Возможно, мы избегаем серьезных жизненных драм со сжиганием мостов и бегством из наскучивших декораций, потому что нам хватает каждый день посмотреть в очередную куклу, как в зеркало, и испытать облегчение. «Я врач. Я мама. Я блондинка. Я есть.»
Все-таки когда-нибудь я стану основателем нового вида психотерапии. Назову его кукольными расстановками. Или барби-психодрамой. И спасу мир от последствий кризиса самоидентичности.
Но это неточно.
