Тима любил дождь. Любил смотреть, как с крыши текут струи воды перед его окном, любил видеть мотающееся повисшие берёзовые ветви. Нравилось ему и то, как пахнет намокший цементный забор звёздочкой и асфальт. В это время за его окном все страстно оживало и двигалось, и он отрадно сопереживал, замирая все телом и стараясь ничего из этого не упустить.
"Он у меня живёт на подоконнике", говорила про него мама Люда. Здесь были аккуратно сложены его книги, школьные принадлежности и, то и дело, руки с прижатыми локтями. Он всегда старался держать их правильно, как говорила учительница. В комнате начинало темнеть, а свет за окном очаровывал мальчика волшебным моментом, когда вечер делает первое вмешательство в свет на улице.
- Тима, Тима, ты чего у меня опять размечтался весь. Ну-ка, свет включил давай.
Однако вместо этого мама зажгла свет сама. Мальчик щурился чувствительными глазами, но тут же постарался мило улыбнуться и закивал.
- Лучше бы за уроки взялся наконец, ну сколько уже можно-то, а?
Тимофей хотел ответить, что давно сделал все, и даже не выходные теперь заданий не оставалось, и что он все сложил к утру. Но слишком задумался над тем, как грамотнее и вернее это сказать. А когда придумал, время ответа уже было упущено.
-Тимка, Тим, возьми покупки наши и размести как положено, давай.
Люда опустила на пол тяжёлую авоську с продуктами, которую принесла отчего-то в самую дальнюю комнату.
Это была очень низкая и плотная женщина в очках, с отекшим и очень подвижным лицом. От нее никогда не будешь ждать такого голоса. А голос у нее был выдающийся. Говоря с окружающими, и особенно своими родными людьми, он очень заметно нажимала на окончание фраз и слов. Словно бы отделяла их, чтобы лучше восприняли. Начинала обычно с имени того, к кому обращалась, или слова "мужчина", которое она произносила нараспев, или "люди добрые".
-Тима... Тима, ты дорезал сейчас уже бабочек для праздника?
…
в углу, тяжело похрапывая, лежал очень полный мужчина, раскрывший во сне пугающее большое брюхо. Тима позапрошлым летом читал книгу про путешествия по Индии, где автор увидел плывущий по реке раздутый труп. И теперь мальчик не мог не вспоминать картину, которую невольно нарисовала тогда его фантазия, при каждом взгляде на отца. Он уронил подбородок вниз, как от подзатыльника.
Тамара вернулась с бутылкой.
- скот, скотина, скотина, вставай! На, держи же, на, тебе одного только и надо, душу вымучал уже из меня. Да, давай, ты же одного только и хочешь, я вижу.
Она протянула к лицу мужчины, который проснулся и оттого закашлялся, бутылку водки. Он механически ухватился за нее и начал открывать, но остановился посередине.
-да, да, так и тянешься, одного тебе только и надо, я же вижу, какой ты.
Женщина говорила громко, с видимым удовольствием и даже раскрасневшись.
***
Муж Людмилы запил в скором времени после своей женитьбы, уверенно набрал значительные ежедневные объемы потребления и в дальнейшем их придерживался. Два года назад с ним случился инфаркт, после чего он ещё мог некоторое время ходить. Но Людмила продолжала твердить,нажимая на конце каждой своей уверенной фразы, что это вредно для него, безответственно, и что "он выглядит так, что каждую секунду упадет и ее с собой придавит насмерть". Он перестал ходить и ленился перебираться в кресло-каталку, приподнимаясь лишь, когда приносили есть и пить. "Вот так ты и человеком ленишься быть", утверждала на этот счёт Людмила.
-ну ты, Тима, чего уставился? На что уставился? На то, как твой отец человеком быть не желает, а желает быть скотиной? Вот помрёт мама, кто его содержать станет? Ты, Тим, а? Или ты сам тоже вот так процветать планируешь?
Тима был пойман отвернувшимся от своего окна и хотел теперь выпрямиться, но понял, что это будет неправильно и что надо слушать. Oн всегда очень пугался, когда мама говорила о своей скорой смерти, несмотря на то, что это происходило постоянно и буквально сколько он помнил себе. Он прижал коллеги друг к другу, а между ними держал сложенные ладони.
***
В эту ночь Тиме приснился безобразный, мучительный сон. Он оказался в деревне, у бабушки-покойницы. Сама бабушка иногда оказывалась ещё и мамой, а лицо ее было закрыто почему-то платком спереди. Не месте глаз на него смотрели цветастые большие розы на черном фоне. Бабушка, как она это всегда делала, мешала старой скалкой комбикорм с помоями, чтобы задать пищу свинье. Она кивала и заставляла Тиму смотреть на её работу.
- Тима, Тима, надо смотреть обязательно как это делается и это знать.
После она оказалась уже обыкновенно выглядящей матерью и поволокла и его за руку и ведро в хлев. Тиме по пути почему-то все время было страшно от мысли, что мамины очки упадут в помои и что она очень от этого расстроится.
вот за ним хлопнула дверь хлева. В нем было очень тесно и зловонно, двери и лестницы были из почернкышкго трухлявого дерева. Стен не было видно, дверь пропала, и по сторонам была только бесконечная темнота. Тима знал, что за ней прямо сейчас таится много всякого ужасного. Перед ними была перегородка, за которой содержалась свинья.
Мама заговорила вязким, удушающим голосом.
-Вот так всегда надо делать, вот так, бросать им это сверху и не стоять близко
Она перекинула ведрo через перегородку целиком и, пока оно летело, стали слышны хрипы и стон. Тима отчётливо узнал голос отца, который плакал и звал его по имени. Ведро не переставало падать
***
Мальчик проснулся совершенно мокрый и в ужасе озирался: не закричал ли во сне. Но все было хорошо, все спали,а, значит он кричал и плакал только там.