Кто из пишущих в начале двухтысячных не слышал имя Глеба Бардодыма — литератора талантливого, пытливого, чуждого залихватскому экспериментаторству, но имеющего свой неповторимый стиль. Сегодня поэт Андрей Баранов публикуется под настоящим именем, оставив своему загадочному гетерониму иные роли.
1990. Феодосия
Вентилятор — кондишен для бедных,
но зато без бактерий зловредных!
Жестковата и узка кровать —
но сюда мы не спать!
Море времени, солнца и лета!
Нет айфона и нет интернета.
В бочках с кранами пиво и квас.
Деньги есть, но пока не у нас…
Мы от папы по блату без платы.
У тебя только белое платье,
у меня ничего, кроме шорт —
и от этого нам хорошо!
Все у нас еще вскорости будет!
Только время, как скорый, убудет,
простучит по мосту за пролив,
не долив нам с тобой, не долив…
Под Алуштой
Здесь, на террасах, вырубленных в скале,
вдруг открываешь тягу к родной земле.
Глина? — Отлично!
Супесь?.. — Так супер!
Понта
синяя гладь под скалой — но туда дойти,
влево и вправо виляя, пять верст пути!
Не вертикальный чел, — понимаешь ты,
мало — на все четыре! — здесь горизонтов,
чтоб за околицей — сразу поля, поля!..
сразу любой чтоб: Опаньки…блин — земля!
Но не слоны подпирают его, а лошадь —
та еще, с фермы колхозной. Слепой старик
гладит ей морду, а лошадь едва стоит…
Что до земли, то лишь дождь придет из столиц —
ластится, липнет, просится на галоши.
Так и стоишь на краю — и такой мандраж!
От вертикалей худо, камень кругом горячий…
Блин, — повторяешь заговором, — Блин!.. Навсегда блиннаш!
Толстый, большой и теплый…
Только б не пала кляча.
***
Пишу в фейсбуке: «Поздравляю с Новым!»
Сердечки ставлю, обнимашки шлю —
как будто есть под этим всем основа,
где «верю», и «надеюсь», и «люблю»…
Взорвется в телевизоре хлопушка,
а я тону, то выплываю в явь,
обняв, как круг спасательный, подушку
и к сердцу нежно пустоту прижав.
На пикнике
Полянка, окруженная холмами,
притягивает солнце февраля.
Над нами небо ясное, под нами
податливая теплая земля.
Мы счастливы втроем — здесь и сегодня!..
В мороз и ветер будущей зимы
согреет пусть его огонь бесплотный
и можжевеловые защитят холмы!
прозрачны и все так же несвободны
мы будем рядом где-то рядом мы
***
Когда три дня метель, в Крыму бардак —
шрапнель по стеклам, ядра по железу!
И скачут с визгом бешеные фрезы,
а перевал под яростью атак
пал и не встал, и в город путь отрезан —
как горло, перерезан. Полный фак…
Но жизнь лишь начинается!
Не так:
т о г д а л и ш ь начинаешь — быть и жить.
Смотреть в окно…
И где-то там кружить,
и видеть то, что прежде не видал,
а видел — так наутро забывал…
И если б не закрытый перевал,
оборванный воцап, фейсбук и почта, —
воображал до самого конца
подобьем эволюции венца
себя, красавца, сэлфился и постил.
А так — смотри в экран, по низу лед,
оттаивай дыханием кружочки.
И повторяй, пронзенный: все пройдет…
И эти три денечка.
На перевале Тепе-Оба
По стеклам грязь… размазаны, пусты
дни в декабре, и ночи тоже, в общем…
Выхватывают в инее кусты
из серой жижи фары. С высоты
ты думал что увидеть?.. В райской роще
павлина? Золоченные мосты
над пропастями?..
Едем и не ропщем!
Карабкаясь по серпантину ввысь,
предполагал, что будет — зае**сь?
Жгут мусор, вонь… Туман — не от него ли?
Был снизу весь заоблачный такой,
и думалось: вот воля и покой!
«…а с вами “Юмор” был и Павел Воля!»
Скребут всухую щетки по грязи,
вода замерзла. Здесь тебе не Ницца.
Сбрось газ и на нейтрали тормози.
Теперь тебе катиться и катиться
по Челнокам* и ниже. Вверх — погост
и церковка. А вниз — темно и длинно…
Там точно пропасть. Но вот есть ли — мост?
И золоченный чтоб!
И два павлина…
* Улица Челнокова на въезде в Феодосию