Папоротник жареный, маринованный, сушеный. Володя Посашков.
Папоротник жареный, маринованный, сушеный.
Владимир Николаевич Посашков, мой многолетний друг и спутник по заповедному бродяжничеству, лесничий заповедника, погиб нелепо, из-за таксы.
Мне кажется, он был немного аутичен, хотя был умным и довольно образованным человеком, много читал длинными зимними пустыми камчатскими вечерами. Был он из-под Харькова и говорил с сильным украинским акцентом. Приехал на Камчатку недавно, поработал немного в лесоустройстве, но в городе ему как-то не жилось, и он попросился в заповедник. В лесничестве у него была кличка “Ленин” - голова у него действительно была совершенно лысая. А у меня была кличка “Доцент”, видать от того, что шибко умный, потому что на главного персонажа “Джентельменов удачи” я явно не похож.
Володя не ел мяса, поэтому рыбно-картофельная диета заповедника ему пришлась в самый раз. Ходил босиком, нередко даже на маршрутах, потому что у него было что-то с ногами, какая-то родовая травма, которая сильно затрудняла ношение обычной обуви. У него было лесотехническое образование, поэтому в ботанике он разбирался неплохо и заготавливал летом множество всяческих чаев и растений на зиму. Но папоротник он любил особенно. Впрочем, кто его не любил на Камчатке? В Петропавловске устраивались целые выезды городских офисных работников “на папоротник”, заказывались целые автобусы, которые везли в конце мая камчатский народ в каменноберезовые леса собирать молодые побеги папоротника-орляка. Хитрость была в том, чтобы успеть. Весной папоротник разворачивает свои побеги так быстро, иногда по 10 сантиметров в сутки, что можно пропустить тот момент, когда он пригоден для сбора - старые побеги слишком волокнисты и неприятны на вкус. Наш заповедный рецепт был прост - если побег легко ломается у основания - можно собирать. Собирали папоротник бочками и солили, укладывая его небольшими пучочками, перевязанными ниткой. У нас с женой всегда был сдвиг на заготовках, поэтому мы пробовали и экспериментировали с разными способами - пытались папоротник мариновать (отличная вещь!) и даже сушить (не рекомендую). Соленый папоротник зимой отмачивали и жарили на сковороде с большим количеством масла, добавляя жареный лук, ну и все остальное по желанию, насколько богата кулинарная фантазия Шефа. На вкус он похож на жареные грибы, но более нежный. Володя заготавливал папоротник неимоверными количествами. Кажется, он его любил даже больше, чем традиционную картошку. И собирал его аж до июня, выискивая свежие, годные для сбора, побеги, забираясь в сопки, где долго лежали снежники и весна приходила позднее.
Был год, когда вдоль всего побережья заповедника - от Жупаново до мыса Козлова - летом чуть не целый месяц шла на нерест мойва, или уёк. На моей памяти такое было всего один раз. Это в пустых советских магазинах она лежала горками с выпученными глазами в таких странных, похожих на медицинское судно эмалированных лотках и даже советские граждане ее не брали. На самом деле свежая жареная мойва - это объядение! В то лето за мойвой мы ходили с Володей после каждого сеанса связи с городом. Потому что 20 килограмм рыбы удобнее тащить вдвоем. Для ее лова нужна была очень специальная снасть - ведро с дырками, а лучше, как мы называли, чеклашка - попросту большой пластиковый ящик с дырками объемом литров 20, в который на рыболовецких судах укладывают свежую рыбу.
Чтобы поймать уйка, надо снять штаны. Трусы можно оставить. Не на берегу, а на себе. Хотя некоторые и на берегу оставляют. Мойва нерестится в полосе прибоя - откладывает клейкие икринки размером 1 мм прямо в песок. Миллионы этих небольших рыбок буквально танцуют на границе моря и суши. Так вот, сняв штаны, заходим по… колено в воду и, убегая от очередной волны, просто зачерпывем ведром (или ящиком, если, как мы, вдвоем) воду. Рыбалка закончена - вода стекает, в ящике 20 килограммов свежей рыбы. Можно одевать штаны и идти домой.
Уйка даже не нужно потрошить, прямо целиком на сковородку. Жарить 5 минут в большом количестве масла до образования хрустящей корочки - в ней то самый смак! Ну, и в икре, конечно. А икры в нерестящейся рыбе много.
Мы уже лет 10 как вернулись из заповедника в Москву, а Володя продолжал жить в Жупаново в доме бывшей поселковой почты. У него в Украине оставались старенькие родители и он раз в два года, накопив северные отпуска, ездил к ним на пару месяцев. Он всегда вез массу гостинцев - икру, копченую рыбу, и … соленый папоротник. На пути туда он останавливался у нас дома, говорил, что ему тяжело вот так сразу с самолета на поезд, надо отдохнуть. Жил пару дней, бродил по Москве и отбывал в Харьков через Киив, как он говорил. На обратном пути он вез гостинцы уже в другую сторону - копченое сало, домашний сыр. Я встречал его на Киевском вокзале со всеми его кошелками, рюкзаками и вез в аэропорт. В последний раз, когда мы виделись, он завел себе собаку - мраморную таксу и вез ее в поезде в пластмассовой клетке. Выйдя на перрон из вагона, он ее выпустил из коробки и она тут же сделала лужу. Вся эта картина - лужа на перроне, собака, Володя, рюкзак на одной лямке, немного подслеповатые его глаза за толстыми стеклами очков, какие-то свертки, лыжная палка, с которой он ездил даже в отпуск, напомнили персонажа из стихотворения “Рассеянный с улицы Бассейной”. Думал ли я тогда, что вижу его в последний раз?
Была у него мысль вернуться на материк и… уйти в монастырь. Он даже ездил на Валаам, узнавать, как там и что. Возможно, останься он там, был бы до сих пор жив. А может, и хорошо, что не попал туда, искушений меньше.
Он вернулся на Камчатку, в заповедник и через два месяца, в декабре, погиб. Его задрал медведь-шатун. Валера Карбышев ремонтировал свой мост через реку Старый Семячик и собрал несколько человек, чтобы перекинуть с берега новый бык-опору. Для этой опоры он пол-лета возил по реке лодкой, зацепив тросом, бревна с берега океана. Бревна были тяжелые и конструкция получилась громоздкой, с одной рукой он не мог справиться и созвал народ на помощь. Уже выпал снег и надо было торопиться. Они закончили работу к вечеру и Володя ушел вперед в избушку готовить ужин. С ним была его такса - существо совершенно нелепое в Камчатском пейзаже, но, видимо, необходимое ему и ставшее родным. По следам потом разобрали, что медведь-шатун бросился за таксой, которая не могла быстро бежать по снегу, а такса бросилась к хозяину. Ружья у Володи не было, принципиально. Видимо, он пытался напугать зверя, защитить собаку, которая кинулась к его ногам. В общем, Валера со своим неизменным карабином пришел на это место по Володиным следам буквально через полчаса, но уже ничего нельзя было сделать.
Я узнал о его гибели из электронного письма общего камчатского знакомого, наверное, с месяц спустя. Текст был лаконичный: “Погиб Посашков. Медведь.” Помню, что это было раннее утро на работе, я сидел в офисе один и часа два молча проплакал перед экраном компьютера, никак не мог остановиться. Настолько это казалось нелепым, несправедливым, не лезло в какие-то придуманные нами жизненные рамки. Несправедливо именно в отношении него. Даже не знаю, почему… Был он каким-то убогим, у-Богим. Туда и ушел.
У нас дома на пианино лежит Володин подарок - салфетка с вышивкой “Валаамский монастырь” - единственное, что напоминает о человеке, кроме зарубок в памяти и сердце.
