Он резко развернул крыло, и, когда он опускал его вниз, все тело мелькнуло, и глазом нельзя было уловить его движения. Деревья казались плотнее, чем на расстоянии, уменьшенная тень их листьев соединялась с тенью тела, скрывая его очертания. Мостик повис между ними и их туманной, безмолвной жизнью. Голубь замедлил свой полет и сел на дерево, на котором сидел вначале. Равнодушный, неподвижный, как все птицы, уснувшие сейчас в этой темной тишине, он смотрел на пришельца только одним глазом, который сверкал, как сталь.
Дунай остановился, хрипло дыша, его темные глаза, казалось, сверлили голубой глаз голубя. Он казался таким грозным, а голубь таким сонным, что хотелось рассмеяться, — словно Луна улыбалась, глядя на них.
Они стояли здесь, на окраине города, в тени низких кустов, видимых в просветах между деревьями. Время от времени голубь ворочал головой, как бы отряхиваясь от насекомых, но, казалось ему, безразлично, что он видит. Вдруг он стал быстро водить головой, а потом так же быстро успокоился, и из его трубки повалил дым.
— Ну что же ты? — сказал Дунай. — Возвращайся домой.
Голубь наклонил свою тяжелую голову вниз, потом резко запрокинул ее вверх. Но ему не удалось повернуть своего лица к Дунаю. Дунай схватил голубя, а тот отчаянно пытался вырваться. Дунаев кулак мгновенно сжался. Голубя втянуло в руку, и он расправился над голубиным брюшком. Голубокрик раздался снова, а его голубка подняла голову, почувствовав тепло.
Сжав пальцы на голубином горле, Дунай поднял голову и посмотрел на него, сдержав крик:
—
Спускайся, старый дурак, или…
Он схватил голубку за шею, и с силой опустил ее. Ее маленькое, но сильное тело камнем упало на землю. Голубка ударилась о камень и исчезла из вида, потом появилась снова, вытянув шею, с широко раскрытыми глазами. Она посмотрела сначала на Дуная, потом на голубя и подняла голову. Ее пухлые губы вытянулись, чтобы захватить немного воздуха, а глаза сверкали, как светлячки. Она подлетела к Дуная и села на его плечо.
Вокруг них все замолкло, на них никто не смотрел.