У нее были большие голубые глаза, которые могли быть любого цвета — голубые от природы, серо-голубые от синяков, красные от слез, голубые-голубенькие от похмелья, — но сейчас они казались искусственно подкрашенными. Грязь под ногтями выглядела неопрятно. По ней можно было даже понять, где она работала раньше. Обычно женщины, которых она терзала, уже были несколько… нет, слишком выразительно истощены.
— Не верю, что вы готовы пойти на такое.
Джоанна покачала головой:
— У меня был такой день, в жизни человека бывают и такие. Пора с этим кончать, — свирепо сказала она. Нервно потирая руки, она нагнулась за стаканом.
— Знаете, что я имею в виду? Полагаю, мне следовало бы об этом раньше догадаться. Я имею в в виду — это опасный путь.
— О, да, это опасный. —
Она подняла стакан и пошла к своему табурету.
Сьюзан постучала ножом по тосту.
- Я тут подумала и решила, что вам следует иметь в виду кое-что еще. Джоанна. У меня плохое предчувствие. И я знаю, что у вас тоже может быть такое же. Вы ведь тоже это чувствуете.
Джоанне хотелось ответить, но она не смогла — она просто сидела, опустив голову, и смотрела прямо в стакан. Сьюзан сделала вид, что не замечает ее реакции.
«Я знаю, какова моя цена, — подумала Джоанна, —поэтому я и не хочу. Я не хочу быть продана». Это было почти невероятно. Сьюзен Уорнер торговалась с ней — говорила о том, как ей кажется будет лучше, о том на чем можно подловить Джоанну, чтобы потом она не могла дать задний ход, чтобы она чувствовала себя соблазненной. Неужели Сьюзан никогда не испытывала раскаяния?
Она заткнула стакан салфеткой и пошла на кухню.
Едва она оказалась снаружи, как мимо пронеслась Сьюзан. Джоанне захотелось крикнуть ей вслед, но тут же она вспомнила слова Сьюзан о «похоже на одержимость», и подумала — неужели она, действительно, одержима? И решила, когда, оказавшись на улице, найдет аптеку и подойдет к кассе, спросить себя еще раз — действительно ли она хочет помочь Сьюзан?