Лысый очнулся в огромной, сырой пещере. Из её недр тянул тёплый, душный и затхлый воздух. Она представляла собой длинный, витиеватый коридор, с множеством поворотов и ходов, тупиков и провалов. Её пространство постоянно содрогалось звуками эхо от падающих тут и там капель воды, собственно, только это и мешало тишине установить здесь свой чарующий и сдавливающий сознание режим. По потолку в пещере росли сталактиты, отбрасывающие под действием непонятно откуда берущемуся здесь свету длинные и мрачно расплывающиеся тени. В центре коридора текла тёплая, но какая-то мрачная, чересчур сырая и туманная подземная река.
- Где я..? – удивленно спросил Лысый
- Лысый, очнулся?! – раздался из темноты голос Шершня.
- Вуф! – от неожиданности, так же где-то в темноте гавкнул Туба.
- Как я… где… что случилось?! – совсем растерявшись вопрошал Лысый, видимо, не до конца пришедший в себя.
- Мы идём к Белому Орону, Лысый. Отлёживайся сколько тебе нужно, приходи в себя, ты мне там целый нужен. – монотонно и официозно бросил Шершень. Его официозность и деловые нотки в голосе, подчёркиваемые разбегающимся от него эхом, как нельзя кстати органировала с ритмичными и монотонными звуками падающих капель.
***
Шершень шёл впереди, подсвечивая свой блокнот карманным фонариком, сзади него Шёл Лысый и освещал путь большим, громоздким фонарём, оснащённым динамомашинкой для подзарядки. Фонарь Лысого постепенно мерк, и пещера периодически пронизывалась механическими звуками от нажатия Лысым на ручку динамомашинки. Иногда под ногами хлюпала вода, иногда где-нибудь падал какой-нибудь камушек, издавая точечный, высокий по звуку щелчок, похожий на удары бильярдных шаров друг от друга, но сопровождаемые при этом неизменным и вездесущим в этом месте эхом.
Идти пришлось долго, иногда Шершень заводил в тупик, коротко выругивался матом, затем возвращался назад и уже вёл правильно. Путники взмокли, но холодно не было. Наоборот, от душности и тепла они вспотели, на лысине Лысого красовались несколько аккуратных и ровных капель пота, из-за этого его голова скорее напоминала капустный лист, на котором аккуратно красовались холодные капельки утренней росы, словно жемчуг поблескивающие на солнце, только пот на голове Лысого поблескивал не от солнца, а от постоянно мерцающего фонаря. Шерсть Тубы от влажности осела, примялась и свисала вниз закручивающимися сосульками. Без своих лохматых кудряшек Туба выглядел по-стыдному худым и слегка даже мерзким, дрожащим доходягой на тонких ножках и с тонким и длинным хвостом, как у крысы, только всё время виляющим.
Зайдя в пещеру с бессознательным Лысым и дрожащим Тубой ночью, Шершень не знал точно, сколько времени Лысый пролежал вне себя. Шершню за время отключки Лысого удалось даже немного вздремнуть. Теперь же, шли они часа два или три, никто точно сказать не мог. Часы были только у Лысого, но за всё время его бессознательного состояния, часы остановились, так как некому было их заводить. Шершень не знал какое сейчас время суток и боялся из-за этого не увидеть света, исходящего от выхода из пещеры. Это могло бы сбить его с курса и он повёл бы неправильно, впоследствии навечно затерявшись в огромных лабиринтах древней пещеры.
Но им повезло, они увидели тусклый, еле пробивающийся сквозь толщу пещерного пара свет. Судя по нему, на улице начиналось утро, и солнце только-только начало выглядывать из-за далёкой, белой от снега полоски горизонта.
Выйдя из пещеры путники были удивлены тем, что в этом месте будто бы и не было никакой бури, кроме того, будто бы и не было даже никакой осени. Листьев на деревьях было по-летнему много, все они были зелёные, цвели цветы. На кустах гроздьями висели таёжные ягоды, все как одна спелые и огромные. На огромных, необъятных, вековых кедрах висели громадные шишки, которые иногда срывались и, шумно ударяясь о мохнатые ветви кедра, падали, глухо и почти бесшумно стукаясь о землю.
Шершень приложил указательный палец к носу и тихонько прошипел, показывая, что нужно быть предельно осторожным и полностью готовым к действиям. Он вскинул винтовку, стараясь издавать как можно меньше шума дослал патрон, и, согнувшись, тихо и медленно двигался вперёд, с винтовкой наперевес. Лысый косолапо шёл за ним, боясь оступиться, либо что-нибудь задеть, зашуметь и привлечь очень много ненужного им внимания. Туба часто останавливался, высоко задрав шею, наблюдал за своими человеками, затем бесшумно и быстро, вприпрыжку догонял их, склонив голову себе под лапы, и снова останавливался чтобы осмотреться.
Напряжение в этих дивных местах царило такое, что даже Туба старался быть аккуратным. Шершню казалось, что беспокойный стук его сердца слышно за десять метров от него. Дыхание сбивалось от волнения и страха, он старался дышать как можно тише, почти задерживая дыхание, но это ещё больше сбивало дыхательный ритм, тогда Шершень останавливался, чтобы немного отдышаться. Зрачки его расширились, почти затмив собой всю зелень его глаз. Подвох ожидался отовсюду, но, на удивление ничего не происходило.
Отойдя от пещеры на приличное расстояние, Шершень, Лысый и Туба постепенно вышли из богатого плодами леса к огромной поляне, с которой открывался вид на всю эту сказочную долину. Немного впереди текла извилистая река, справа от неё располагался пологий холмик. В воздухе парили два коршуна, высматривающих себе добычу. Поляна была усеяна высокими, плотными кустами, меж которых вились лабиринтом узкие проходы-дорожки. Идти по этой поляне было очень опасно, ведь могущественный Белый Орон мог внезапно появиться из непроглядных кустов в любой момент.
Шершень решил, что нужно двигаться к холму, забраться на него и высматривать в долине хоть что-то напоминающее сказочного оленя. Они уже достаточно долго шли, настолько, что уже полностью успокоились, шли обычным шагом, но при этом стараясь не шуметь и не разговаривать. Шершень старался не терять при этом бдительности, вслушиваясь в любой шум, вглядываясь в любое движение на заросшей кустами коварной поляне.
У подножия холма начинался редкий, молодой лес. Шершень понимал, что идти по этому лесу гораздо безопаснее, чем по усеянной кустами поляне. Подходя ближе, Шершень непроизвольно ускорял шаг, будто бы подгоняемый паникой и страхом. Спешка его подвела. Уже подходя к первым деревьям, у него под ногой щёлкнула незамеченная сухая ветка. От шума, в пяти метрах слева, из кустов внезапно выпорхнула жирная куропатка. Шершень и Лысый испугавшись дернулись в сторону птицы. Шершень поднял винтовку и уже был готов выстрелить.
В этот момент справа из кустов выпрыгнул огромный, мощный, статный белый олень. Его мускулы были хорошо видны через шерсть, по шее тянулись толстые вены, на голове были огромные, ветвистые и острые рога, а копыта были чуть меньше человеческой головы. Шершень не успел повернуться, олень вскочил на дыбы, махая копытами. Одним копытом он выбил у Шершня из рук винтовку, которая далеко отлетела в сторону, вторым копытом олень мощно лягнул Шершня в грудь. Шершень крякнув, гулко упал на спину, растеряв на время умение дышать и мыслить.
Лысый сразу же попытался атаковать сбоку и бросился на оленя с ножом, метясь в шею. Олень резко развернул голову, ударил Лысого рогами, затем поволок его и прижал к дереву. Здоровяк-лысый упёрся ногой в дерево, отталкивая руками рога оленя. Олень медленно давил Лысого, прижимая его к дереву. Ещё немного, и Лысый был бы раздавлен мощными рогами оленя о дерево, но Туба, подобно хищной американской пуме, яростно прыгнул, уцепился зубами за ухо оленя и повис на нём, грозно рыча и скалясь. Олень отстранился от Лысого, в прыжке развернувшись, лягнул задним копытом Лысого в лицо и начал бешено трясти головой, пытаясь сбросить вцепившегося в ухо пса. Лысый медленно стёк по стволу дерева вниз , его глаза закатились, сознание помутнело.
Шершень наконец сделал глубокий вдох, сопровождаемый адской болью в груди. Морщась и кряхтя, он полубоком медленно полз за винтовкой. В пылу сражения с Лысым и Тубой, олень не замечал ползущего Шершня. Ещё немного, ещё метр оставался Шершню до винтовки. Острая, непреодолимая боль в груди с каждым движением и вдохом отдавала глухим гулом в ушах и потемнением в глазах Шершня. Она сковывала его, окутывала своей зудящей пеленой, резала и чесалась, будто бы в лёгкое Шершня впился осколок ребра и мешал дышать и шевелиться. Изо рта Шершня медленно вытекала струйка крови, Шершень задыхался.
Олень резко и очень сильно тряхнул головой. Болтающийся на ухе пёс оторвался и, вместе с куском уха, полетел в дерево. Туба, круто выгнувшись, ударился спиной о ствол сосны. Раздался хруст и короткий собачий взвизг. Героический и верный пёс Туба пал замертво возле сосны с ухом оленя в зубах. Он лежал, мёртвый, с остекленевшими, но добрыми и как-то несвойственно для него грустными глазами. Лапы скрючившись лежали друг на друге, а зубы так и остались, белые и острые, оголённые в хищном оскале. С обгрызанного уха оленя медленно стекала пурпурная кровь, каплями падая на белоснежную шерсть грациозного животного.
Олень оглядывался, проверяя, всех ли противников он поверг. Лысый сидел, не двигаясь у дерева, свесив голову вниз. С его носа часто падали большие и жирные пятна крови. Пёс валялся под сосной. А Шершень… олень резко закрутил головой, осматриваясь по сторонам. Шершня не было нигде, уполз! И винтовки не было. Олень в панике отскочил в сторону, затем круто развернувшись, начал бежать в сторону поляны с кустами. Из-за одного из кустов с яростным криком встал недобитый Шершень. Изо рта его текла кровь, а грудь была вогнута вовнутрь, из-за этого он казался очень горбатым.
Раздался выстрел. Из кустов тут и там выпорхнули с гулом куропатки, бьясь крыльями о ветки. Олень упал. С его шеи мощной струёй текла кровь, заполняя всё пространство вокруг головы оленя, на глазах сворачиваясь, она покрывала липкой и отравляющей пеленой каждую травинку, каждую букашку на своём пути. Долина озарилась ярким бело-лунным светом, столбом поднявшимся высоко вверх.
***
Шершень истерически смеялся, морщась при этом кашляя и сплёвывая огромные сгустки крови. Винтовку он держал дулом вниз за цевьё, из дула струился серо-синий, густой дымок. Из-за кустов к Шершню вышел седой, высокий, длинноволосый, старый виен, в несвойственной для виенов белой одежде.
- Ну здравствуй, человек! – на чистом русском промолвил старик.
- Здорова, отец! – с ухмылкой пролепетал Шершень.
- Твои предки заставили меня увести мой народ в эти богатые земли и запереть эти земли навечно, чтобы никто и никогда сюда не проник. Но мой народ уже давно весь вымер, а я был заперт в теле Белого Оленя великим духом Ороном, в обмен на сохранность и недосягаемость моих земель. Но теперь я свободен, могу спокойно уйти в мир духов, оставив мир смертных навечно. Тебе, как моему спасителю, я дарю любое из богатств, что найдёшь ты на моей земле, готов всё отдать тебе, что ты захочешь.
- Хе-хе, постой, отец, не дури! Не за твоими богатствами я сюда шёл, не ради золота твоего и ягод с грибами я жизнью рисковал, да друзей терял! Я могущества хочу! Как у духов твоих! Всевластия хочу и всеподчинения мне всего сущего на земле!
- Могущества? Что-ж, и ты справишься с ним?!
- Замолчи, отец, не тебе решать! Твоё дело желание моё выполнить и валить в мир духов, без тебя разберусь, справлюсь я или нет!
- Ну что-ж, человек, держи, теперь ты могучий, как сильный лесной дух!
Лысый поднял голову, в глазах двоилось. Где-то недалеко истерично и яростно хохотал Шершень, будто сошедший с ума. С трудом удалось Лысому сосредоточить взгляд на друге. Он стоял немного поодаль, рядом с ним стоял белый старик. Шершень смеясь, одной рукой поднял огромный камень, швырнул его вдаль метров на пятнадцать. Сам не веря в это, он подошёл к дереву, с корнем вырвал его, подкинул и швырнул вдаль.
- Грозу хочу, молнию хочу, ха-ха-ха-ха-ха! – хохотал Шершень, разводя руками.
Неожиданно над ним собрались чёрные тучи. То тут, то там начали сверкать яркие молнии, разрушая дивный и красивый мирок белого шамана. Шершень заливался со смеху, кричал, что хочет больше молний, больше грозы. Он чувствовал себя богом.
Молний уже стало настолько много, что свет от их вспышек ослеплял, стоял резкий шум, всё вокруг взрывалось и горело. Внезапно, одна из молний ударила Шершня прямо в темя.
- Ы-а-а-а-э! – издал Шершень последний свой звук и замертво упал на зелёную траву лицом вниз. Голова его дымилась чёрным дымом.
***
Шаман шёл к сидящему у дерева Лысому.
- А ты что хочешь, человек? Всевластия? Богатства? Могущества? Говори, я и твоё желание выполню. – произнёс он, глядя сверху на избитого и красного от крови Лысого.
- Нет, старик. Не хочу. Оживи моего друга, пожалуйста! Это и есть моё желание.
- Друга..? Но ты ведь за другим шёл ко мне сюда. Ты уверен?
- Да, старик, уверен. Оживи моего друга, больше мне не нужно ничего.
- Что-ж, будь по твоему.
Под сосной, поодаль от Лысого внезапно раздался тихий и слабый скулёж. Пошатываясь, из-за кустов медленно ковылял Туба, неизменно мотыляя хвостом. Увидев Лысого, он замотылял им ещё усерднее, и вяло улыбнулся, высунув язык.
- Но старик, я имел ввиду Шершня! Как же?! Ты смеёшься надо мной?!
- Ты просил оживить друга, я и оживил! Твой Шершень давно перестал ощущать вас с псом как друзей. Забывшись в своих мечтах о всевластии, преследуя свои призрачные цели, он позабыл друзей, он смотрел на вас лишь как на инструмент для воплощения своих идей! Мечты о всевластии лишили его всего человеческого, что было в нём. Но, получив, что хотел, он не смог прожить с этим и часа. Всевластие и могущество оказалось гораздо сильнее, чем простой смертный человек Шершень. И никто из смертных людей никогда не будет силён настолько, чтобы совладать с этим.
Лысый слушал шамана и постепенно ощущал, как его голове становится тепло. Что-то чесалось и зудело там, сверху. Сперва Лысый не обращал на это внимания, но потом рефлекторно поднял руку, чтобы почесать лысину. И…
- Что это?! – удивлённо и нервно вскричал Лысый.
- Волосы!- ответил шаман.
- Но… зачем?! Я ж не просил!
- А это подарок тебе от меня. Хороший ты человек, разве я не могу хорошему человеку подарок сделать? Это чтобы голова не мёрзла.
- И что мне теперь делать, старик?! – немного помолчав, спросил Лысый, внезапно осознавший, что путь его завершился и больше впереди его ничего не ждёт.
- Иди домой, человек! – легко и ласково ответил шаман.
И волосатый Лысый вместе с Тубой пошёл домой.