Любые попытки соотнести героев и события этого транзита с героями и событиями не этого транзита будут преследоваться по законам жанра.
Продолжение; предыдущее – здесь, начало – здесь.
Эпизод 26
Галушкин бродит по лаборатории.
Галушкин: Категория времени в моем понимании – это путь по зигзагам вселенной. То есть время как бы неподвижно. Настоящее – это одно измерение, вчера и завтра – другие миры, не воспринимаемые нами из настоящего. И жизнь человека аналогично времени есть воспроизводство некоторых образов, вносимых в человеческий ракурс извне. Что и когда будет внесено, какие значения для людей возобладают? (Пауза.) Мой прибор фиксирует слепок раздражителей и навязывает его индивиду. Я научился конструировать судьбу, – тот самый неодолимый рок. Ускорил я гибель Дениса или выдумал ее на компьютере, – разницы нет, я к ней причастен, как нож причастен к рукам мясника. Я сам – случайное орудие рока. Причем – его несовершенное орудие. Только сейчас я начинаю понимать мою некомпетентность в качестве архитектора, творческую немощь фрагментарного восприятия. Я не знаю и никогда узнаю, как сплести архитектуру личности, воплощенной мной или заново созданной, с миллиардом высвеченных личностей так, чтобы новый мир оказался жизнеспособным. Все связи космоса не поддаются учету, атом и ген делимы до бесконечности. Что мне остается? Надежда на удачу? Рациональный фанатизм? Логический скепсис?.. (Звонок в дверь.) Божий промысел – это ломанная линия, иногда обходящая научные схемы.
В лабораторию входит Караваев. Следом за ним появляется Алиса.
Галушкин: С кем имею удовольствие?.. (Видит Алису.) Вы были у меня. Вернулись за облучением?
Алиса: Вернулась за будущим, мне предначертанным.
Галушкин: Мое детище не гарантирует ни жизни, ни смерти. (Караваеву.) Вы тоже с пробоиной в голове?
Караваев (с достоинством): Я – серый кардинал Караваев, тайная пружина тысячелетней России, ее стабильное чрево и беспокойный пульс.
Галушкин: Удивили. Впервые слышу. Президент, парламент, правительство, олигархи.
Алиса (Галушкину, уничижительно): Мещанин! Тля лабораторная!
Караваев (впадает в меланхолию): Будь после этого серым кардиналом! В толпе теснят, автографа не просят. Пожизненная каторга – и никаких льгот. (Вынимает платок, промокает слезу.)
Галушкин: Вы – глубоко несчастный человек.
Караваев: Запредельно глубоко, чрезвычайно несчастный.
Галушкин: Бедолагам, как вы, я сострадаю. Хотите милостыню? (Достает портмоне.) Тридцать рублей. Десять – вам. Купите на них четвертушку хлеба.
Караваев (с благодарностью принимает подаяние): Век не забуду, правнукам завещаю.
Галушкин: С двадцатью рублями до ваших правнуков дотяну?.. (Умиротворяясь.) Божий промысел – линия непредсказуемая.
Алиса: Э, развопился! Подключай к кардиналу свои проводки!
Караваев (благоговейно): Подключайте проводки, добрый волшебник!
Галушкин: Язык не повернется отказать попрошайке. Однако должен предупредить. Не далее, как минуту назад, я пришел к выводу, который рисуется мне мрачным. Воплотив вас в кого бы то ни было, я нарушу природную гармонию, – вашу гармонию с физическими обстоятельствами. Вы окажетесь в омуте неопределенности. Куда ваш трепетный облик сдует?.. Хотя и без моего вмешательства людей швыряет под колеса поездов.
Алиса: Ну и нечего нюни распускать! Николай Фомич, станьте сюда! (Подталкивает Караваева к судьбовоплотителю.)
Караваев: Боязно же без природной гармонии.
Алиса: Боязно?! Прочь с дороги, трусливый кролик! Счастье – тому, кто ни жив, ни мертв.