Продолжение. Предыдущая часть...
Со двора лестницы вели в квартиры с так называемого «черного хода», то есть только на кухни. Раньше пользовались этим ходом только прислуга и дворники и вообще черный люд. На каждой площадке были только две двери друг напротив друга, а посередине две ниши она над другой, закрывающиеся дверками с отверстиями для вентиляции. Одна на каждую квартиру. Туда дворник таскал дрова, а кухарка выходила и брала, чтобы топить плиту и на ней готовить. Для чистой публики была парадная лестница с входом с Социалистической. Я еще помню резную дубовую дверь с зеркальными стеклами и матовым орнаментом. Потом резьбу закрасили, а стекла выбили или укради, а проемы забили фанерой. За дверями была обширная прихожая метров двадцати с камином и зеркалом над ним. Зеркала я уже не застал. Была и маленькая комната под лестницей – швейцарская. Швейцар топил камин и встречал приходящих. Бабушка рассказывала, что раньше по всей лестнице была проложена ковровая дорожка. А при мне у самой парадной двери был пивной ларек, и все ходили в туалет в наше парадное, и там всегда стояла не просыхающая лужа. Поэтому парадной пользовались редко.
С парадной лестницы вход был уже в прихожую с вешалкой, где раздевались. В прихожей на стенке висел деревянный телефон на фигурной доске с двумя кнопками сверху. Чтобы позвонить, надо было снять трубку, которая висела на медном рычажке сбоку и нажать одну из кнопок А или Б. Все телефонные номера имели спереди одну из этих букв. Отвечала телефонистка, и надо было назвать номер, например, 42-12. Все номера были четырехзначные.
Еще немного о нашем доме и прилегающих улицах. Почему-то очень хорошо помню улицу Марата. До революции она называлась Николаевская. Она начиналась от Невского проспекта и заканчивалась недалеко от нашего дома, упираясь в Семеновский плац. Сейчас там, на месте Семеновских казарм и пакгаузов построен ТЮЗ и разбит сквер, а при «проклятом царизме» там состоялась последняя публичная казнь в России – вешали убийц императора Александра Второго – Софью Перовскую и иже с ней. А до этого была показательная казнь Петрашевцев. Их уже привязали к столбам и надели на головы мешки, раздалась команда «Заряжай», потом «Цельсь». Забили барабаны, но вместо «Пли» зачитали высочайший указ о замене расстрела каторгой. Среди осужденных и помилованных был и Достоевский.
Листайте галерею! мое прим.
Посередине улицы ходил трамвай. Трамваи были двух типов: один наш, без дверей с открытыми площадками, только крыша сверху, решетка для ограждения и три ступеньки с перилами – «подножки». В дождь и метель на площадке негде было укрыться от бокового ветра. На подножках висели целые гроздья людей. На них и с них можно было шикарно прыгать на ходу, для чего существовала специальная техника, которую осваивали все мальчишки, если в процессе освоения не попадали под трамвай. Двери были только с площадки в вагон. Передняя площадка, где сидела вожатая, была соединена с вагоном. Вожатая (тогда везде работали женщины) сидела на высоком табурете, левая рука на ручке контроллера на тумбе (как ручка кофейной мельницы, только намного больше). По мере поворота трамвай шел или быстрее или медленнее. Правая рука была на ручке крана пневматического тормоза. А справа в полу был металлический гриб на тонкой ножке и с пружиной вокруг нее, которая поддерживала этот «гриб» всегда в верхнем положении. Вожатая периодически стучала по нему ногой, и раздавался громкий звон колокола. Тогда ограничений на сигналы не было, и весь транспорт гудел и звонил постоянно. Листайте галерею! мое прим.
Второй тип трамвая почему-то назывался «американка». У него уже был обычный электрический звонок, и кабина вожатой отделена от пассажирского салона. Он имел три закрывающихся двери, и на нем можно было висеть только на «колбасе» - металлическом брусе, для сцепки с другими вагонам. Все трамваи помимо номера имели справа и слева от него цветные фонари разного цвета. Каждому номеру соответствовала своя комбинация цветов. и вечером еще издали можно было определить, какой номер идет. Сама улица была вымощена булыжником с покатом в сторону тротуара. Чем ближе к тротуару, тем мельче был булыжник. У самого тротуара опять был подъем, и таким образом образовывалась канава для стока дождевой воды. Сам тротуар представлял в ширину две каменные плиты 50 на 50 сантиметров, то есть был совсем узким, а по бокам ворот стояли две гранитные тумбы. На них должен был сидеть дворник и следить за порядком. У каждого дворника был милицейский свисток.
На углу Социалистической и Достоевского был вход в булочную. Когда еще были карточки, то я любил ходить туда с кем-нибудь за хлебом. Продавщица брала листок карточек с маленькими квадратикам. где стоял вес, ножницами вырезала талончик, потом ставила на одну чашку весов гирьки, а на другую клала кусок хлеба, который отрезала от буханки широченным ножом. Как правило, вес оказывался меньше и тогда докладывался «довесок», из-за которого я и ходил. Его можно было сразу съесть. Второй продуктовый магазин был со стороны Марата. Прямо против входа был мясной прилавок. Никакого мяса на нем не лежало, а на крюках висели полу-туши свиные и говяжьи. Помню, как бабушка говорила продавцу: «Мне грамм 400 мякоти на котлетки» или «Мне с косточкой для супа». Мясник снимал тушу с крюка и отрезал ножом или отрубал топором. Во второй комнате был гастрономический отдел. Расфасовки никакой не было. Масло, например, было в деревянных ящиках из тоненьких дощечек. Продавщица снимала дощечки , потом вощеную бумагу, и миру являлся куб сливочного масла где-то 40х40х40. Продавщица брала стальную проволоку между двух деревянных ручек и прорезала куб, отделяя верхний слой, сантиметров в пять. От него уже ножом отрезался кусок того веса. который заказывал покупатель. Еще меня всегда восхищала машина. которая резала колбасу и укладывала ломтики в стопочку. Причем толщину ломтиков можно было заказывать. Листайте галерею! мое прим.
Продолжение следует...