Сколько себя помню, в этом лесу чёрте что творилось. Не думаю, что вам довелось, в таком побывать. Уж вы бы это запомнили, поверьте мне. Здесь даже бабочки хищно выглядели. А зверье отличалось особенной нервозностью, жестокостью и зубами, что порой не умещались в его пасти.
Понятное дело все это неспроста.
Вот и сейчас, стоило мне ступить под широкие кроны деревьев, как я услышал, а затем увидел, как дубы играют с белкой. Они швыряли ее меж ветвей – р-р-ау! – стенала она, отскакивая как мячик.
И то как она рычала, было совсем не похоже на белку. Длинные когти зверька царапали воздух, срезая листву не хуже ножниц. И вся эта листва и мелкие ветки сыпались на землю, где я стоял. Но это лишь распаляло деревья больше.
И вот надо мной опять пролетел пружинящий мохнатый комок. Весь в крови. У бедняги больше не было сил защищаться. Дремавший за моей спиной дуб резко выбросил вперед свою широкую ветку и сграбастал полудохлую белку. После чего затолкал ее в дупло.
Я слышал, как она пискнула в последний раз в жизни. Заскрипела кора, взявшись перемалывать беличьи кости не хуже зубов какого-нибудь хищника. А хищным здесь было всё, как вы уже поняли.
Я поспешил убраться подальше . С дубами лучше не связываться.
Я шел осторожно, переступая торчащие из земли корни. Пригнул голову. В прошлый раз молодая сосна стянула с меня кепку. С новой я расставаться не планировал. По крайне мере не так быстро. Я напряженно вглядывался в шелестящие кроны над головой и не мог отделаться от мысли, что деревья глумливо хихикают.
«Ты следующий, – будто шелестели они, – мы помним. Мы все помним».
И черт возьми, я им верил!
Вполне может быть никто завтра не придет в офис. Не сядет в мое кресло. И кота дома никто не накормит.
Как я уже и сказал, такой лес вы вряд ли где видели. А то и вовсе он один такой на земле. Чему я признаться, был бы только рад.
Иначе бы такое бы началось, такое...
Может даже похуже того, что случилось с бедняжкой Ли.
Родители звали ее Лизой. И в детстве, вместе с остальной детворой мы жили в одном доме. Том самом – двадцать пятом.
Была она самой вредной девчонкой двора. Все это знали. И даже парни постарше ее побаивались. Особенно ее больших крепких зубов.
Однажды она откусила зубному врачу палец на резиновой перчатке. И с тех пор к зубному ее не водили.
Но как оказалось был орешек и покрепче, чем палец врача. Совсем ей не по зубам, так сказать. Чего Лиза конечно не знала.
В те июньские дни город чах от жары. Ларьки с мороженным делали кассу, а лимонад успевал нагреться стоило вам налить его в стакан. Поэтому самые смышленые пили его прямо с бутылки. А затем потели, точно лимонад вдруг вспенился под кожей – пш-ш-ш! – и теперь лезет наружу. Это я конечно придумываю. Но потели все знатно.
Мы с ребятами стояли на краю города и смотрели на Лес. А посмотреть было на что. Ни одна травинка в городе не шевелилась. Газоны выцвели, пузырился асфальт на жаре. И как назло ветра совсем не было.
А Лес перед нами как с цепи сорвался. Гнулись ветви, шелестела листва в кронах, а могучие стволы деревьев будто решили вылезти из земли. Ну верно энты из Властелина Колец. Того и глядишь возьмут город в осаду.
И в любую погоду от Леса веяло холодом. Точно там бесконечные залежи льда под землей. Вечная мерзлота как в тундре. Но в такие дни оно и хорошо было. Обдувало так приятно.
Стояли мы молча. Разве что Марк чавкал, облизывая потёкшее в руках мороженное. Он видите ли любил эскимо. А оно на такой жаре понятное дело таяло. И на асфальте возле него уже скопилась порядочная лужица молочного цвета.
Вот взял бы пломбир в стаканчике и спокойно пил бы. Как мы. Ну, выпендрежник, одним словом.
Лес пугал. Поэтому то мы тут и стояли. Ждали кто первый сдрейфит. Мы часто так делали, с тех пор как нашли Лес. Считали про себя до десяти. Последней всегда уходила Лиза. Неторопливо. Точно показывала, что совсем не боится.
А еще мы надеялись увидеть драку. Один раз липа с дубом и правда сильно подрались. Столько веток друг другу пообломали. А подрались из-за птицы. Но разорвав ее пополам быстро успокоились. Разве что дуб еще раз хлестнул соседку веткой по стволу. Ох и злые они тут были, эти дубы.
А затем Лиза придумала новую игру. Теперь мы не просто стояли, но она еще и спрашивала:
– Кому слабо?
Она обводила нас взглядом. Всех по очереди. И мерзко при этом ухмылялась. Мы смотрели на Лес, затем на Лизу…
И лишь представив, как идем в этот лес тут же пугались и говорили «мне, мне слабо».
Лиза кивала и тогда можно было отступить назад. А по правилам игры, стояли мы куда ближе к лесу, чем нам того хотелось. Можно было даже вытянуть руку и коснуться травы на той стороне. Но никто так не делал.
На этом игра и заканчивалась. Идти в лес никто не собирался. Нашли дурака.
А Лиза стояла с таким видом: точно королева. Все знали, что она думает. Что мы трусы, вот что.
Но мы и были трусами. А один раз, она даже перескочила черту – там, где кончается город и начинается Лес. Тогда-то она и сорвала эти листья с дуба. Того самого: корявого драчуна. Еле ноги унесла. Я видел, как просвистела ветка над ее головой. Глаза у Лизки были тогда большие и круглые от ужаса. И все же она улыбнулась мне, когда добежала. Но я-то видел, как у нее коленки тряслись. Пусть она и села ту же. Точно так и задумывала.
Вот и стала она нам эти листья в пример ставить. Так с ними и ходила в кармане, будто талисман какой. А они давно высохли, пожелтели. Нам понятное дело крыть нечем было. У нас то листьев не было.
Но главное Лес с тех пор изменился. Или говоря простым языком: перешел в наступление.
Первым это заметил Марк. У него как раз цепь на велосипеде слетела. Мы выкатились на улицу, решив опять доехать до Леса и ждали пока он починит велик.
А Марк встал и охнул. И мы охнули, стоило нам повернуться. Потому что на месте сквера, что рос рядом с нашим домом шумел Лес – тот самый Лес.
Уж не знаю, как он здесь оказался. Думаю, это мы его сюда притащили. Или зазвали. Ненамеренно конечно. Это сделала Лиза, когда листья сорвала.
И пусть это было очень удобно, что никуда ехать нам и не надо, все мы сильно испугались. Побросали велики. Постояли напряженно глядя на Лес. Посовещались. Затем подошли ближе.
Это Лиза нас уломала.
Мы стояли и смотрели на Лес. А он – на нас.
И когда он на нас смотрел у нас в голове словно что-то щёлкало. Порой Лес будто спал. Или грезил. Но затем... затем он вздрагивал, и мы чувствовали, точно дикий зверь вдруг поднял свою голову.
Был он внимательный и голодный этот Лес. И чужаков не терпел.
Сашке же даже кошмары снились после таких гляделок. И взрослые быстро заприметили, что с нами что-то не так. Вот и запретили нам туда ездить. Да только поздно было. Лес сам нас нашел.
Бывает такой момент в жизни, ты будто знаешь: что-то решается. Точно носом чуешь. Это как запах озона перед грозой. И вот оно потом берет и решается вдруг. И в тот день – решилось.
Еще там обязательна должна быть фраза. Ее еще называют роковой.
Так вот в тот день роковой фразой было:
– Думаешь самая смелая?
Все обернулись, взглянув на тихоню Марка. Из него и слова то обычно не вытянешь. Но сегодня отчим так отлупил беднягу ремнем – а лупил он ремнем с кокардой, потому как был пожарным и человеком злым – и Марк точно осмелел.
Я это сразу заметил. Сначала он хмуро молчал, когда мы собрались. Затем прищурился глядя на Лизу, точно впервые ее видел. Она как всегда язвила и высмеивала всех. Ну и позвала играть, когда беседа сошла на нет.
А Марк стоял и прислушивался. Будто знакомые нотки в ее голосе услышал. Отчим часто над ним измывался. То хлюпиком обзовет, то недоделком. А когда пьяным был и вовсе зверел.
– Видал?! – потрясла она у него перед лицом горсткой листьев, – так и скажи, что слабо. Слабо!
При этом лицо её раскраснелось. И тогда я впервые понял, что она боится. Даже не Леса. Нет. А что не поверят ей и трусихой назовут. У нее даже губа задрожала от обиды. А еще я понял, что не нравится она мне. И никому в нашем дворе Лиза не нравилась. Высокомерная была и злая. Других обижать любила.
Марк хмыкнул и зашагал в сторону леса. Даже не обернулся.
– Ребята, пойдем, – махнул он нам, – покажем ей.
Лиза усмехнулась.
– Ну как же, пойдете вы, покажете.
Я закусил губу. Но увидев, как гадко она ухмыляется, взял да пошел следом. Назло. Пусть и страшно мне было до чертиков.
Лес заревел при нашем приближении, и я думал поверну обратно. Да только тут меня нагнала Сашка и взяла за руку. А затем и Витя подбежал. Запыхался весь. Он сильно волновался и нес околесицу. Вечно с ним такое. Еще и заикаться мог начать. Тогда до вечера квакать будет.
На самой границе леса Марк замер. Замотал головой, забормотал что-то несуразное. Точно говорил с росшим напротив дубом – корявым, с перекрученными ветвями. Мы часто называли его дедом – «дед, что в земле сидит». У него и правда лицо на коре было вырезано. И рот-дупло. И глаза-щели. Злющие какие! Ну словом – дед.
А затем Марк выставил вперед руки ладонями, показывая, что в них ничего нет. Что с миром пришел.
Обернулся к нам. Кивнул. И под кроны деревьев мы уже вошли вместе, взявшись за руки. Хорошо помню, как у меня ладони вспотели. Да только они у всех вспотели тогда. И холодными были, несмотря на жару.
– Там и сдохнете! – крикнула нам Лиза вдогонку.
Я оглянулся и увидел, как она злобно смотрит на нас. Но идти следом побоялась. Обернулась на дом. Точно раздумывала, а не наябедничать ли? Лес этот был под запретом и нам всем могло хорошенько влететь. Да только и ей, за игры эти попало бы. Она же их и придумала.
А никто из взрослых не знал, что Лес так близко. Для кого-то тут и вовсе сквер стоял. С этим мы так и не разобрались до конца. Где сквер, а где Лес. Что-то тут не сходилось.
Стоило нам зайти глубже в Лес, как деревья согнули свои ветви, закрывая от нас обзор. Точно стеной от города отгородились.
Витя пискнул, но Марк покачал головой. В этом Лесу лучше было помалкивать.
Я попятился, глядя, как к нам потянулись ветви. Много ветвей. А какие-то ползли к нам по траве точно змеи. А может то были корни.
Поэтому нас схватили сразу и снизу, и сверху. Пригнули, вдавливая в землю.
Вокруг стемнело. Лес сжимал нас в своих зеленых лапищах. В нос мне полезла листва. Пахло землей и сыростью. А еще потом. Хотя другой кто сказал бы, что это страх. И запах этот мне не нравился.
Сдавленно охнула Сашка сбоку. Рука ее тряслась, и я сильней сдавил ей пальцы. Понимал, что разрывать круг нельзя. Не сейчас. И мы не разорвали. Разве что бились в конвульсиях, сползая на землю. В глазах потемнело. Дышать мы уже не могли.
Не знаю, как долго мы сопротивлялись Лесу, но затем нас просто не стало.
Нет, правда. Мне кажется на какой-то миг мы перестали быть.
А затем вдруг вновь появились. Пусть и другие. Стоим, держим круг, улыбаемся, смотрим друг на друга. И Лес уже совсем не тот что был. Куда светлее и тише. Не страшный совсем. Ну прям как свой. И чего мы его боялись?
– Справились, – сказал Марк.
– Да.
Голос у него был хриплым, и я кивнул глядя ему в лицо.
И тут мы дружно рассмеялись.
Сквозь листву проглядывало горячее солнце и слепило глаза. Но в Лесу было прохладно и свежо. И я даже услышал, что где-то за кустами журчит ручей.
Мне точно глаза на мир открыли. Я слышал корни, скрипящие под землей, слышал, как соки бегут по стволу, как растут листья, медленно и уверенно. И кругом звенела жизнь, пела, кружилась, куда не взгляни.
Сашка присела на траву и склонила голову. Зеленые стебельки что-то тихо шептали ей на ухо. А Витя мурлыкал, прислонившись к стволу дерева. И я даже знал, что он напевает.
Сквозь нас точно корни проросли. И мы стали единым целым. Стали Лесом.
Мне даже было больно за Марка. Оказывается, у него вся спина в синяках. А он нам не рассказывал. Как сильно его били. И злились мы на его отчима тоже все вместе.
А еще я узнал, что нравлюсь Сашке. Когда она на меня смотрела все у нее внутри сжималось. Мне же всегда казалось, что скучный я. Вот она со мной и не разговаривает. А стало быть стеснялась.
Мы бы и дальше так сидели на этой поляне в тишине и покое. Вот только подскочили. По траве пробежала рябь. Деревья заволновались. И все как один мы повернули головы назад. А глаза у нас были звериные.
В Лес кто-то проник. И Лесу этот кто-то не нравился.
На поляну вышел человек. Замешкался, огляделся. То есть не человек, а Лиза. Лизка. Но у нас тогда в голове отчетливо щелкнуло «человек». И никак иначе мы ее тогда не воспринимали. Как одурманены были.
– Эй, придурки, – сказала она и подошла ближе.
Марк зарычал при ее приближении и навострил уши. А Сашка стала обходить Лизу кругами, шумно принюхиваясь.
– Совсем что ли чиканулись?
Лес замер на миг, как замерли мы, настороженно глядя на Лизу. Даже Витя пожирал ее глазами, стоя в тени деревьев.
– Я родителям расскажу, что вы в лес ходили! – крикнула она, почти взвизгнула.
И топнула ногой.
А затем ухмыльнулась. Мерзко так. Она всегда ухмылялась. Но сейчас, понял я, храбрилась.
Да только запах страха не спрячешь. А она им насквозь пропахла. Марк потянул носом воздух и облизнулся. Отчего Лиза попятилась. И запах стал сильнее.
Наверно мы почувствовали это одновременно. Все кроме Лизы, конечно. Точно одна большая волна прокатилась по Лесу. Безмолвный зов. Зашумела листва, затрещали ветви, а трава точно придвинулась ближе. И все, все в этом Лесу посмотрели на Лизу. В упор. Потянулись к ней.
А миг спустя мы накинулись на неё и съели…
***
В тот день мы вернулись домой поздно. Ждали пока одежда высохнет. Желудки наши были плотно набиты и от ужина все отказались. Родители разве что головой покачали. Решили, что умаялись.
Прополоскав одежду в реке, мы смыли с себя кровь и отстирали что смогли. Витьке пришлось хуже всех– у него футболка белая была. А стала бурая. И светлее оранжевого ее отстирать не удалось. Но с него даже и не спросил никто в тот вечер. А на утро он уже другую надел.
Весь день мы проплескались в прозрачной и холодной воде. Ручей на деле оказался рекой, большой и чистой.
Марк устраивал долгие заплывы. А Сашка сидела на камне будто русалка, расчесывая свои длинные рыжие волосы. И было нам всем хорошо. И о доме никто не вспоминал. Мы и так были как дома.
Затем мы вернулись и закопали кости, прям там – на поляне. А когда взрослые спрашивали не видел ли кто Лизу, то говорили, что нет. И верили в это сами. Точно и правда не видели. И спали хорошо и кошмары нас не мучили. Потому как забыли все. Подчистую.
Взрослые устроили во дворе переполох. Лизку искали. И чего только не говорили тогда. И про маньяка, и про наркоманов, что детей похищают, да на органы продают. Только ничего это нас не тревожило. Мы каждый день проводили в Лесу. И никто нас не трогал. Потому как взгляд у нас стал тяжелый. И людям казалось, что одичали.
Однажды мы даже видели стаю волков в Лесу. Хотя всем известно, что волков истребили. А ко мне как-то на дерево залезла пума. Обнюхала меня всего. Лизнула. И завалилась спать. Горячая такая. Как батарея. А шерсть жесткая.
Я тогда еще не знал, что это пума. Лишь год спустя узнал. На биологии.
– Так это же невозможно! – сказала Сашка, – Они же в Америке.
– В Америке, – разглядывая картинку согласился я.
И все же это была пума.
Лизу так никто и не нашел. Родители ее съехали и страсти со временем поутихли. Ожила детвора. Снова слышался смех во дворе. Но нам с ней уже было не интересно якшаться. Да и побаивались нас. Замолкали, стоило нам мимо пройти. Точно знали, что про нас.
Мы разве что плечами пожимали, да шли себе дальше.
Отчим Марка с того дня его больше не бил. А в один день и вовсе сгинул. Говорят, видели: через сквер шел – тот самый, где Лес шумел – домой возвращался. Да только не вернулся. Решили, что сбежал. Мужик он был своенравный и вспыльчивый. Поэтому никто особо о нем не горевал.
С тех пор много воды утекло. Мы выросли. Работать пошли. Но и недели не проходило, чтобы ветерок не донес до нас запах Леса. И где бы мы ни были, чем бы не занимались, мы поднимали голову и улыбались, учуяв знакомый запах. А днем позже встречались в Лесу. Никогда заранее не сговаривались. Точно каждый знал, когда нужно прийти.
Однажды мы решили пройти Лес до конца. По крайне мере выйти куда-то. Взяли снаряжение и отправились в путь. Лес нам не мешал. Напротив, то ягоды подсунет, то родник, удобный привал на любом углу.
А виды какие! Дух захватывало. Сашка назвала это чувство благоговейным трепетом. Да это и был трепет.
Вернулись мы через неделю. Усталые и чумазые. Причём все это время ушло на бросок на Север. Но стоило повернуть назад, как мы сразу вышли у старого дома. Посмотрели на окна, где некогда жили. Улыбнулись.
Лес как и прежде чудил.
Сашка говорила что-то про временные ямы и сдвиги в континууме. Сыпала терминами, поправляя очки. А потом и вовсе сказала, что «мир конвергентен». Пойми её. Она вообще умная стала, когда докторскую защитила. А Витя мистику приплетал: все про богов и ритуалы. Но мне это не важно было.
Важно то, что сегодня утром я наконец вспомнил. Мы все видимо вспомнили. Про Лизу конечно. Словно таинственная пелена вдруг спала с наших глаз. Я упал на ковер и проплакал все утро. Меня тошнило. Я весь вспотел. Воспоминания заполнили голову, точно призраки, воя и беснуясь внутри. И в какой-то момент я рухнул без сил. А когда очнулся, понял, что меня зовет Лес. И я пошел. Не мог не пойти.
Меня точно магнитом тянуло на старое место. Ведь мы там больше никогда не были. Точно сторонились его.
Почему?
Я нагнул голову и проскользнул сквозь кусты, оказавшись на поляне. Той самой поляне. Здесь мало что изменилось, понял я оглядываясь, разве что…
Я вздрогнул. Стоял и смотрел на уродливый дуб в центре. Его здесь раньше не было. Зашуршали кусты. И на поляну выбралась Саша, отводя ветки от лица. А следом Марк – уже с другой стороны – от реки.
Последним как всегда притопал Витя. Было видно, что я не один такой и вспомнили все. Уж точно.
Саша шмыгала носом. Витя нес околесицу. Чего с ним давно не бывало. Но мы его не обрывали. Пусть выговориться, подумал я. Глядишь, полегчает. Хотя сильно в этом сомневался.
Молча мы подошли к дубу и поняли, что он умирает. По лицу Саши текли слезы, размывая тушь от ресниц.
Даже здесь, даже став дубом, Лиза не прижилась и Лес ее отторгал. Отторгал полностью и безвозвратно.
Корни ее гнили, слоилась пораженная грибком кора, а сердцевину сточили жуки за эти годы.
Дуб заскрипел, задрожали ветви при нашем приближении. Одна ветка вывернулась, уткнувшись Марку в грудь.
– Ты, – словно говорила она, – ты...
А я стоял и смотрел, как дерево корчится от злости. Но скорее это было похоже на агонию человека. Дуб резко выпрямился, затрещала кора, брызнул сок. А секунду спустя ствол обломился и дерево упало в траву. Туда, где много лет назад мы зарыли кости.
Мы видели, как из прогнившего ствола вылетел рой мошкары. Черный и большой. Покрутившись над поляной, он двинулось в сторону города, точно туча. Слишком уж рьяно от него отмахивались деревья.
Мы посидели молча какое-то время, вспоминая прошлое. И то, кем мы были. Затем взяли на память по горстке листвы с упавшего дерева. Словно талисман. А может напоминание о том зле, с которым пришлось столкнуться в детстве.
Каждый из нас понимал, что за пределами Леса зла еще много. Много зависти и жестоких сердец, что прячутся за фальшивой улыбкой. Или даже заботой как в случае с отчимом. И все же нам надо было возвращаться домой. Мы – люди. Мы – часть города.
Мы обнялись на прощание и разошлись. На этот раз навсегда. И больше не встречались. А Лес исчез, оставив после себя старый сквер. Но для других он и так всегда там стоял.
И все же однажды я попытался найти Лес. Уверен, ребята тоже пытались. Мне хотелось избавиться от тихой тоски внутри. Еще раз пробежаться по корням, нырнуть в реку, увидеть волков на том берегу. Но приехав на край города, я лишь обнаружил уродливый массив многоэтажек. Много их тут было. Настоящие каменные джунгли.
Но я знаю, что наш Лес не исчез. Он там. Где-то там. Просто отступил на время под натиском города. Уснул. Или гуляет где. Поджидает зло, прикинувшись старым парком и шумит листвой. Я верю в это. А еще знаю, что больше нигде вы такого Леса не найдете. И люблю его всей душой, пусть порой эта любовь меня и пугает.
Спасибо, что дочитали рассказ! Если понравилось, ставьте лайк и подписывайтесь на канал. Будут и другие рассказы)