Я должен извиниться за то, что опять обращаюсь к Борхесу. Впрочем, немыслимо подумать, что есть другой человек, кроме меня самого, перед которым надо извиняться.
Ведь я к чему призван? К выведению из странностей текста произведения того подсознательного идеала, которым движим был автор произведения.
А мною установлено уже на двух рассказах сборника Борхеса «Выдумки», что у Борхеса идеал мещанства, причём осознаваемый, а не подсознательный. То есть дальше рассматривать рассказы сборника – это отступать от своего призвания.
Но у меня есть оправдание.
Наткнуться на что-то, вдохновлённое подсознательным идеалом, очень трудно. Это большая редкость. С другой стороны, Борхес очень маскирует свой замысел – осознаваемый идеал мещанства. Вот и в третьем рассказе, «Тема предателя и героя», я ничего по прочтении не понял: что хотел сказать автор.
Материал, похожий на то, к чему призван я: осознавать непонятное.
На безрыбье и рак – рыба…
Рассказик очень коротенький. Я рекомендую перед дальнейшим чтением этой статьи его прочесть. А то разбор его будет не понятен.
После прочтения мне пришлось освежить в памяти, чем славен Честертон (это четвёртое слово в нашем рассказике), и сравнить годы жизни – 1646 – 1716 – Лейбница (13-е слово рассказика) с годами жизни Декарта (1596 – 1650) и Галилея (1564 - 1642). А также пришлось просмотреть события начала 1944 года.
Вот первый абзац рассказика, чтоб вы убедились, что без этих предварительных действий разбирать рассказ было нельзя:
«Под явным влиянием Честертона (изобретателя и разгадчика изящных тайн) и надворного советника Лейбница (придумавшего предустановленную гармонию) я вообразил себе нижеследующий сюжет, который, возможно, разовью в свободные вечера, но который и в этом виде в какой-то мере оправдывает мое намерение. Мне недостает деталей, уточнений, проверок; целые зоны этой истории от меня еще скрыты; сегодня, 3 января 1944 года, она видится мне так».
Честертон воспевал обывателей, как самых ценных людей общества (т.е. Борхес темнит насчёт привлечения Честертона).
Предустановленная гармония мне показалась перекликающейся с такой мыслью Якимовича, в которой упомянуты Декарт и Галилей:
«Мировоззрение и мироощущение XVII столетия не было едино, оно отмечено неискоренимым внутренним конфликтом. С точки зрения элементарной формальной логики есть разительное несоответствие между характерным для того времени [надоевшей столетней религиозной войны Реформации и Контрреформации] стремлением подвергать всё сомнению и критической проверке и неуклонным желанием подчиниться законам и обычаям своей страны, соблюдать веру отцов и руководствоваться «самыми умеренными убеждениями, более всего удалёнными от крайностей» (слова Декарта). Такое сочетание интеллектуальной смелости, даже дерзости с самым откровенным конформизмом… не казалось предосудительным ни проницательному Галилею, ни рассудительному Декарту…» (Советское искусствознание ’73 – 2. М., 1977. С. 98).
Хоть Лейбниц родился за 2 года до окончания этой надоевшей войны по всей Западной Европе, но его предустановленная гармония как-то перекликается с «concordia discordans» (соединение противоположностей), формулой идеостиля барокко, выразившего свой век.
А в начале 1944 года были по Википедии такие события (с Польшей, девятым словом во втором абзаце рассказика):
«2 января , 1944
Красная Армия захватила Радовель к северо-западу от Коростеня и подошла к границе с Польшей на расстоянии 18 миль.
3 января 1944
Советские войска взяли Олевск , в 10 милях от довоенной Польской границы.
4 января 1944
Советский 1-й Украинский фронт оттеснил группу армий «Юг» Эриха фон Манштейна за пределы довоенной польской границы в Сарны.
5 января 1944
Когда силы Красной Армии собирались перейти границу с Польшей, польское правительство в изгнании выпустило декларацию, в которой назвало себя «единственным законным управляющим и представителем польского народа» и призвало Советский Союз уважать права и интересы Польши. В заявлении также предлагалось как можно скорее воссоздать освобожденную республику в Польше, а также провести переговоры по соглашению между польским правительством в изгнании и Советским Союзом, которое позволило бы координировать польские действия с Красной Армией».
Польское правительство хотело возврата к границе, которую Польша (в 1794 году прекратившая самостоятельное существование) себе обеспечила в победоносной войне с СССР в 1921 году.
Хотело и шиш получило.
Как и Ирландия начала 19 столетия (о которой, собственно, рассказик):
«Английский парламент специальными законами многократно приостанавливал действие в Ирландии конституционных норм и вводил чрезвычайное положение, предоставляя полиции неограниченные полномочия» (https://referatwork.ru/new_time_world_history_2/section-21.html).
Почему чрезвычайное положение? Наверно, потому, что ирландцы бунтовали.
«Действие происходит в некоей угнетаемой и упрямой стране: Польше, Ирландии…».
Так войдя в курс дела, мне сразу стало понятно, что Борхес поиздевался над упрямой страной.
Мало того, что вождь заговорщиков Фергюс Килпатрик оказался предателем, так он, разоблачённый, согласился – насмешка в квадрате Борхеса над освободительными идеями – разыграть (сочинит Нолан) спектакль его наказания так, чтоб была польза будущей независимости Ирландии. Пусть его убьют, а он будет подыгрывать. Насмешка в кубе – Нолану сценарий пришлось сдирать из произведений Шекспира, англичанина, которые все ненавистны ирландцам. Насмешка в четвёртой степени, что Нолан сделал в сценарии намёки, позволящие будущему исследователю, Райену, узнать про искусственность убийства мол-героического Килпатрика (что снижает пафос освободительных идей), из-за чего открывший всё Райен решает умолчать о своём открытии. И, наконец, насмешка в пятой степени:
«Он издает книгу, прославляющую героя: возможно, и это было предусмотрено».
Ухохотаться!
Обывательский идеал Борхеса торжествует. Нечего геройствовать!
15 июня 2021 г.
Читатели!
Мои тексты очень сложны. Умоляю! Пишите вопросы, что вы не поняли.