На Гознакстрое (город Краснокамск)

(из воспоминаний Ширяева Павла Харитоновича о работе и людях)

Строительство фабрики «Гознак» (Государственный особый знак) в Краснокамске производилось трестом «Гознакстрой», учрежденным крупным строительным управлением «Востокосоюзстрой» системы Наркомтяжпрома СССР. Управление располагалось в Свердловске.

На Гознакстрой приехал 21 июля 1933 года с группой «гербованных» рабочих из Свердловска. После «ухода» из строительного техникума оказался вынужденным завербоваться на эту новостройку рабочим арматурщиком. Ранее, еще в 1928–29 годы, приходилось работать на строительстве железобетонных сооружений крупной обогатительной фабрики № 2 на асбестовых рудниках. Будучи там младшим строительным десятником, видал, как готовят и вяжут арматуру колонн, балок, ребристых плит железобетонных покрытий. Самому непосредственно арматурщиком работать не приходилось, тем не менее, теперь... «назвался груздем»... Нужда заставила. Инструмент в руках бывал – слесарь четвертого разряда, чертежи читал свободно, думалось – справлюсь... Записал арматурщиками двоих братьев. Отец – плотник. Собрали пожитки и на поезд.

С пассажирским поездом по Горнозаводской железной дороге приехали мы на Пермь I... Спустились по протоптанной дорожке, где были убогие мостки для причаливания дачных пароходов.

Пароход «Овсяники», курсирующий от Перми до Стрелки, прибыл, но на него мы не попали. Суденышко маленькое, народу много. Давка. Порядка нет. Пришлось ждать другого парохода. Через некоторое время подошел другой пароходик «Ударник». По размерам он был еще меньше «Овсяника», но имел какой-то лихой боевой вид, хотя и был всего лишь небольшим катером. Высоко задранный нос и широкая в центре труба с наклоном к корме придавали «Ударнику» его бравую осанку. На это суденышко, не без толчеи, еле влезли. Долго плыли по широкой просторной Каме и «пришли» на Стрелку под вечер, когда рабочий день уже кончился. Причалили к маленькому дебаркадеру «Пристань Краснокамск» и сошли на берег. Здесь нас «гербованных» встретили и повели пешим порядком на Запальту. Под багаж, у кого был, дали конную подводу.

Привели в недостроенный барак № 23. Провожающий сказал: «Располагайтесь пока тут. Сегодня начальства нет, рабочий день закончен». Барак наш имел только четыре стены, с потолочным досчатым настилом в «разбежку», досчатую же двускатную кровлю и настеленный из обрезков досок пол. Вдоль барака стояли в два ряда столбы, подпирающие потолочные балки. Перегородок еще не было.

С обеих сторон барака лежали доски, соломенные толстые плотные маты, двери, кирпич и другие строительные материалы. В бараке было уже много будущих жильцов: мужики, парни разных возрастов, по-разному одетые, с чемоданчиками и инструментами, а то и просто без ничего. Таких было, пожалуй, больше. Вся эта толпа, расположившаяся по углам и около стен, очень подходила под определение «сброд». Из этого колорита не составля­ли исключения и мы.

Нашим кто-то шепнул: «Здесь полно всякой шпаны, воруют один у другого. Прошлой ночью тут уже кого-то обокрали. Крепко-то не спите». Прикорнули мы на своих узлах, спали по очереди, охраняя свои немудреные пожитки. Переночевали благополучно.

Наутро пришел комендант: «Строители приехали! В этом бараке и жить будете! Кто может – достраивайте себе жилье. Обгораживайте для себя комнаты, вот тут от столба до столба, с обеих сторон. Посередине будет коридор. Берите у меня гвозди, инструменты, доски рядом. Переборки вооб­ще-то сделают, да пока некому. Приехали – вот и стройте! Готовое ждать долго».

Приехали мы сюда семьей. Отец с матерью, нас братьев трое. У Кости жена с годовалой дочкой, у меня сын Павлик в возрасте 8 лет, а Яков был еще не женатым.

У нас своя целая бригада – пять пар рабочих рук. Пара топоров, ножовка, молоток у отца, плотника по профессии, были с собой. Все мы умели рабо­тать. Было ясно, что надеяться на готовое жилье нельзя. Его просто еще нет. Достроенные бараки заселены, а кругом сосновый бор. Взялись мы за дело. Июльский день долог, к вечеру мы отгородили себе две комнаты в одну общую и поставили дверь. Под полом гулял ветер. Завалины были еще не засыпаны. Решили мы отгородить свое жилье и под полом. Натолкали со­ломенных матов и подбили их под обвязку к заборке наружной стены. С боков от коридора под балки пришили по столбикам доски, а к ним – в два слоя маты. Получилось подобие подпольного помещения. Ветер не ходит, зимой все теплее будет.

Принесли топчаны, получили матрацы, пару табуретов, стол на крестови­нах и тумбочку. «Обставили» свою новую квартиру. Осталось сложить камин с плитой. Будет и это. Кирпич, песок, глина – все под рукой. Знакома нам и такая работа, а пока нужно осмотреться.

На берегу слева от дороги в строении барачного типа размещалась временная маленькая столярная мастерская и жилищно-коммунальная контора строительства со своим складом инвентаря, а рядом – пожарное депо.

По вечерам около этой постройки создавался какой-то «притон». Собиралась толпа, чтоб поговорить о том, о сем. Здесь же начинался маленький базар. Можно было выменять или купить на деньги, например, пайку хлеба, по­лученную в магазине по карточкам, или какой-либо подержанный инструмент: топор, рубанок, ножовку и т.д. Появился даже «холодный» парикмахер со сво­ей табуреткой и с инструментами для стрижки в кармане. Можно было остричься под машинку и даже сделать какую-либо стрижку.

Наш поселок создавался как временное жилье для строителей фабрики и представлял собою два ряда досчатых каркасно-обшивных бараков по двадцать в ряду, от поймы речушки Пальты вдоль берега Камы. С трех сторон поселка был лес, слева – широкая Кама. Назывался этот поселок Запальта, т.к. находился за маленькой речушкой Пальтой. Для строительства бара­ков вырубался роскошный сосновый бор, протянувшийся вниз по Каме до деревни Конец Бор, расположенной в четырех-пяти километрах от промплощадки будущей фабрики. Срезанные деревья раскряжевывались на бревна, лучшие из них везли на лесопилку, что приютилась в уголке на стройпло­щадке у реки, возле забора строящегося рядом бумкомбината. Бревна поху­же шли на строительство бараков.

Был уже начат строительством третий ряд объектов каркасного типа. Это были школа, затем большой корпус для магазина в одной половине, для больницы и амбулатории – в другой. Затем построили клуб и баню с прачечной.

Разместившись кое-как в своей квартире, на второй день отправились мы на работу. Отца оставили на Запальте, а нас – «арматурщиков» направили на промплощадку.

Бригадир арматурщиков, удалой общительный парень с французской фамилией Калье, встретил нас с притворным радушием. Звали его Антон Петрович. Для проверки нашего опыта работы предложил: «Вот вам чертежи колонны № 4, идите ставьте эту колонну». Но после того, как я попросил у него план фундаментов, чтоб определить место расположения будущей колонны № 4, и попросил показать, где заготовленная арматура и с какими «бирками», он уже серьезно без «розыгрыша» поговорил с нами, порасспросил, что умеем, в том числе меня об учебе в техникуме, о работе на стройках. Потом уже доброжелательно посоветовал мне пойти в плановый отдел управ­ления треста. Там – де нужен грамотный человек, а у нас здесь арматурщиков уже не нужно. Бригада укомплектована полностью.

Начальник планового отдела Василий Афанасьевич Кулеша, инженер-экономист, очень вежливый корректный человек, принял меня хорошо. Дал какое-то маленькое задание и, убедившись, что я выполнил его правильно, оформил меня экономистом-плановиком по подсобным предприятиям строительства. Братья пошли в мехмастерскую слесарями. Отец, как пожилой человек, и малограмотный определился комендантом новых бараков второго ряда. Жена Константина устроилась уборщицей в бараке, что был возле промплощадки. Мать с внуком Павликом и внучкой Ниной «сидела дома» в новой квартире без печки, без плиты. Наша вербовка дала строительству пять пар рабочих рук и трех иждивенцев. Так мы стали гознакстроевцами.

На промплощадке в то время достраивался корпус ремонтно-механического цеха будущей фабрики. 3акладывались огромные бетонные фундаменты первого ряда колонн главного машинного корпуса. Дальние ряды фундамен­тов были уже забетонированы, стояла опалубка колонн первого этажа, свя­занных между собою опалубкой мощных ригелей.

С приближением осени на строительстве барачного поселка «Запальта» разворачивались работы вширь и вглубь. Дальше от берега в сторону торфяного болота строились еще три ряда новых бараков улучшенной конструкции. Практиковалось попутно обучение рабочих методом ЦИТ, и гото­вились кадры строителей. К осени на поселке работали магазины промто­варов и продуктовый, а с другого конца этого барачного корпуса размес­тилась амбулатория и две-три комнаты стационара для лечения больных. Рядом чуть ближе к сосновому бору, в корпусе барачного же типа открыли школу I-й ступени. Западнее нашего барака достроили баню и прачешную. Далее к болоту, уже за новыми бараками – конный двор. На высоком берегу Камы, сразу за мостом через речку Пальту, влево от дороги стояла не­большая столярная мастерская, а с другого ее конца склад жилищно-коммунальной конторы и комнатка самой этой ЖКК. В том же ряду – пожарное депо.

Трест «Гознакстрой» возглавляли Черепов[1] и главный инженер Барсуков... Оба они приехали с Харьковского «Тракторостроя», награжденные орденами Трудового Красного Знамени за отлично проведенное там строительство. Вместе с этими двумя людьми приехали с «Тракторостроя» руководителями все начальники отделов треста и ряд других рядовых специалистов.

При Барсукове и Черепове работалось легко. Дружный коллектив трудился слаженно и споро. Под руководством начальника отдела проектирования организации и производства строительных работ, кандидата тех­нических работ Наймана разрабатывался проект организации работ по строительству. Все работы в технологической последовательности, по каждому объекту были расписаны во времени по срокам выполнения, по потребности завоза материалов, также по срокам и местам складирования в рабочей зоне. Указывалась и потребность в транспортных средствах. На основе так деталь­но разработанного проекта организации работ составлялись ежемесячные планы работ и даже квартальные и годовые заявки на материалы для строительства.

К сожалению, такая слаженная работа продолжалась недолго. Наймана неожиданно отозвали в армию. Через некоторое время он приехал, как бы по­казаться, в изящно пригнанной командирской шинели со «шпалами» в петлицах. После ухода Наймана отдел проектирования организации работ упразд­нили. Руководить им было некому, вскоре куда-то перевелся и уехал управ­ляющий трестом Черепов, а за ним откомандировали в Москву и перевели на строительство Петровского металлургического завода в Забайкалье и нашего главного инженера Барсукова.

Как после мы узнали, причиной отъезда с «Гознакстроя» этих двух крупных опытных руководителей больших строек явилась реорганизация, прове­денная Востокосоюзстроем[2]. Трест «Гознакстрой» превратился в рядовое управление по строительству фабрики «Гознак».

Приехали новые руководители рангом пониже. Начальником строительства был назначен некто Рябинин, а главным инженером – Заславский.

Новый начальник строительства был человеком невысокого роста, коре­настый, всегда хмурый, с острым колючим взглядом и речью, с суровой миной. Создавалось впечатление, что с кем бы он ни разговаривал, все как будто перед ним виноваты и вызывают у него неприязнь. Быть может у человека такой склад характера, обычная для него манера в обращении с людьми или довлела над ним воспитанная временем подозрительность к людям, с которыми приходилось ему работать, основная масса рабочих на «Гознакстрое» были «Спецпереселенцы» из раскулаченных семей Чистопольского района Татар­ской АССР. Такое мое впечатление о Рябинине могло сложиться в резуль­тате моей мнительности и неуверенности в себе. Здесь я только еще начи­нал работать по новой для меня специальности, присматривался ко всему и всему учился.

Новый главный инженер Заславский, прибывший после солидного, корректного и деликатного Барсукова, казался резким, даже грубоватым. Говорил тоном, не допускающим возражений. Не дослушав, обрывал и давал свое указание, причем не как таковое, а как бы вроде в наказание. Уходя от него из каби­нета, люди чувствовали осадок униженности, неудовлетворенности. Такого ува­жения как к авторитету Барсукова, к Заславскому не было.

После приезда, этих руководителей из управления стали уезжать лучшие специалисты. Уехал в Харьков начальник планового отдела В.А. Кулеша, инженер Мельник, даже техники – конструктор Луговой, сметчик Образцов и многие другие.

В плановом отделе остались мы двое, молодой техник Шипицын и я. Оба не имели еще достаточного опыта самостоятельной планово-экономической работы на строительстве. Часто выполняли работы, не имеющие отношения к планированию. Например «парились» мы над составлением годовых заявок на потребность строительных материалов. Смет не было. Были лишь пример­ные ассигнования, вернее сметные наметки на стоимость объектов. Все вы­числения велись по укрупненным измерителям применительно к нормам рас­хода материалов на тысячу рублей сметной стоимости. Считали… сходило с рук.

На промышленных объектах строительства работы в условиях зимнего времени были организованы и налажены еще Барсуковым. Бетонные работы велись в тепляках. Свежеуложенный бетон укрывался войлоком и подогревался паром, подведенным откуда-то шлангами. Производство работ велось медленно – зима, морозы. В тепляках топили железные печки. В таких услови­ях закладывались фундаменты огромного массивного корпуса. Перезимовали.

С наступлением теплого времени работы производились более быстрыми темпами. Стало недоставать гравия. Гравий для железобетонных работ заготовлялся тут же на отлогих откосах под высоким правым берегом Камы. Открыли новый карьер для заготовки гравия где-товверх по реке, в районе Гамово. Подвоз гравия с этого карьера производился своим водным транспортом. Строительство располагало несколькими небольшими баржами и тремя-четырьмя моторными катерами, которыми и буксировали баржи, вверх по реке порожняком, а вниз с грузом гравия.

Начальником водного транспорта работал В.Ф. Грачев[3] – опытный механик и организатор. Помощником у него был старый матрос Наумов – ветеран Русско-Японской войны[4] 1904 года, участник морского сражения в Цусимс­ком проливе Русской эскадры с Японским флотом.

В составе подсобных предприятий на стройке было «Лесное хозяйство», которым ведал В.Я. Устькачкинцев. Гравийным карьером управляла пожилая бойкая и боевая женщина Комарова.

На промплощадке построили новую столярную мастерскую. Нашелся хо­роший знающий мастер деревообработки Мымрин Александр Григорьевич. Мастерскую оборудовали рейсмусовым станком, «строгаленкой», долбежным станком и циркулярной пилой. Для сушки пиломатериала поставили «шуховский» паровой котел, куда на топливо шли отходы столярного производства.

На лесопилке «хозяйничал» старик Хаустов Митрофан Павлович. Лесопилка на две рамы работала от газогенераторной установки с огромным маховиком, инерцией которого приводился в движение поршень, засасывавший гремучую смесь газа в огромный цилиндр, где при взрыве рождалась энергия, толкающая поршень в обратном направлении, и придавала разгоняющую силу для вращения массивного маховика. Этот маховик ременными пере­дачами двигал обе лесопильные рамы. Такая примитивная техника обеспечи­вала пиломатериалами большую стройку.

Кроме этих подсобных хозяйств, на площадке была кузница, а рядом за забором – гараж для автомашин и временная механическая мастерская, где «заправлял» делами молодой главный механик техник Сушкевич.

Время шло. Стройка обрастала кадрами всех категорий. Население ра­бочего поселка Запальта увеличивалось. Заселены были уже и «комфортабельные» с теплыми отхожими местами новые бараки. Сосновый бор вокруг бараков редел и отступал все дальше, берегом – вниз по реке и вправо, в сторону торфяного болота.

Шла своим чередом и жизнь в рабочем поселке Запальта. С наступлением теплых погожих дней рабочий люд вечерами и в выходные шел отдыхать на высокий берег красавицы Камы. Пожилые люди шли сюда посидеть на бережке, где стояли простенькие без спинок лавочки в одну доску, посмотреть на реку, на проходящие пароходы, на гуляющую по берегу молодежь.

Молодежи здесь бывало очень много. После сеанса кино, оборудованного во временном клубе в бараке № 6, все шли сюда на берег. Гуляющая молодежь представляла собой интересный объект для наблюдения. Здесь можно было видеть скромных приезжих парней и девушек со стройки, одетых чуть ли не в спецовки, не успевших еще обзавестись одежкой получше. Эти держались в стороне небольшими группами. Щеголяла лишь молодежь из «местных», из спецпереселенцев Чистопольского района Татарии. Спецпереселенцы, видимо, загодя были привезены сюда с перспективой использоваться, как рабочая сила, на будущей стройке. Теперь все они были свободными, хотя спецкомендатура из одного коменданта здесь еще оставалась. Среди молодежи быто­вали доверительные слухи, что «якшаться» со спецпереселенцами все-таки не следует. На рабочих собраниях довелось слышать выступление секретаря комсомольской организации стройки, который, слегка картавя, говорил, что кто из молодежи потеряет классовую бдительность – женится на спецпереселенке, тот и сам станет спецпереселенцем, окажется под надзором комен­датуры. Правда, агитировал так этот секретарь недолго. Выяснилось, что был он даже и не комсомольцем, а примазавшимся каким-то проходимцем. Пришлось ему сменить поприще своей деятельности, несмотря на свою «высокую» клас­совую бдительность. Однако, такая «агитация» мало влияла на взаимоотношения молодежи. После работы молодежь гуляла здесь по берегу Камы, по-видимому, без учета классовой принадлежности своих новых знакомых и приятелей. Парни собирались ватагами, без разбора, кто откуда, и расхаживали, часто выпивши, с песнями под наигрыш бывших лихих деревенских гармонистов. Так они курсировали по берегу туда и обратно от пожарного депо до трех новых бревенчатых двухэтажных гознаковских домов, что были построены поодаль от бараков, за неширокой грядой соснового леса.

Между прочим, дома эти были примечательны тем, что стояли не в одну линию, а как-то в пол-оборота к берегу. Фасадами они повернуты под углом к берегу и выступали один из-за другого наполовину, очевидно чтоб не за­гораживать другим домам вида на реку и не заслонять солнца.

Здесь на лоне природы у всех, приходящих сюда для отдыха напряжение трудового дня естественно спадало, особенно у молодежи. Повинуясь естественному влечению к соревнованию, гуляя по берегу, парни и девушки стремились каждый по-своему не только в чем-то бы не отстать, а даже чем-то превзойти других. Девушки немного жеманничали, а парни вели себя развязно, раскрывая свой уровень культуры и привычное поведение. Окру­жающая среда и полная свобода располагали к проявлению здесь усвоенных когда-то народных обычаев там, у себя на родине, в родных местах. В манере разговора были и народный фольклор, и безобидное бахвальство гру­бой руганью. Желание молодых завести новые знакомства, друзей, любовь... Все это представляло немалый интерес для наблюдения.

Девушки-спецпереселенки гуляли по берегу, разодетые в яркие деревен­ские, еще шелковые и атласные, блестящие наряды. Взявши друг друга «под локоть», шеренгами во всю ширину берега они чопорно шествовали в том же направлении, что и парни: от пожарного депо до гознаковских домов и обратно. Порою направление круто менялось на 180 градусов где-либо между этими пунктами. Это был у девушек «случайный» маневр. Тогда ватаге парней нельзя было уже разминуться с такой шеренгой без столкновения. Происходила «не­чаянная» встреча, а там... слово за слово, шутка на шутку… и начиналась развязная болтовня… Начинались совместные прогулки, частично с перегруп­пировкой парами в разных направлениях.

Происходили там и любопытные эпизоды. Мощная своей дородностью девица, курносая, с широкой челюстью, безвкусно и ярко нарядившаяся, шла «на пару» с подружкой. Шествовала неспешно, слегка переваливаясь по-утиному, пискляво и громко пела о своем гордом одиночестве:

«По своему калибиру-у

Никово не выбиру...».

Не было, знать, парня, достойного такой принцессы.

Однако подходящий парень, пожалуй, там был – спецпереселенец Сабуров. Шел он также в одиночестве, в поисках «суженой», блистая своими показными достоинствами. Шел навеселе, знающий себе цену, в кепке набекрень, одетый в суконный костюм, высокие сапоги с калошами, хотя и стояла сухая погода в солнечный летний день. Изрядно подвыпивши, пиджак нараспашку, двигался он возле бараков по деревянному тротуару, пританцовывая и звучно притопывая, во всю мочь напевал частушки. Был он какой-то пучеглазый, нескладно коренастый, в яркой рубашке с галстуком из разноцветных лент. Концы этих лент раскинуты веером по груди и приколоты к рубашке английскими булав­ками, чтоб все были видны, не заслоняли бы одна другую. Этот яркий веер походил на хвост индюка или павлина и являл собой пародию на глупую птицу, пялившуюся перед подругой.

Как ни комичны порою бывали подобные попытки проявить себя выше и луч­ше других со стороны отдельных особей в среде отдыхающих рабочих строй­ки, но это вовсе не характеризовало их настоящей трудовой сущности. Все они работали, да так, что стоило понаблюдать их на рабочих местах, впору было залюбоваться. В основном этот деревенский народ, собравшийся сюда с разных краев и областей, не страшился и здесь никакой работы. Мно­гое бывало в их руках, привычных к труду. Любому дай топор, пилу и посылай сегодня на рубку леса, завтра – на плотницкие работы. Знакомы были многим рубанок и стамеска, тисы и зубило, молоток и слесарная пила. Многие бы­вали у горна и наковальни с ручником и клещами. Девушки, которые покруп­нее, гнулись и не качались, идя по одной доске с тачкой песка, гравия или бетонного раствора. Одинаково управлялись они с лопатой, с тачкой ли или носилками с кирпичом. Делали безотказно все, что ни поручалось.

Плотник Суворов, первый ударник на строительстве, передавая опыт сколачивания щитов опалубки, говорил: «Што тут сложного? Положи доски, на них планки, пробей гвоздями и готово! На них сверху снова доски для второго щита». У него спросили: «а как же гвозди? Их ведь надо загнуть на дру­гой стороне щита?». Ответил с усмешкой: «Да я как нажну, дак они сами загнутса».

На стройке в то время многие работы выполнялись вручную. Потому и нужна была именно такая рабочая сила. Дело на стройке двигалось не быстро, но споро.

День ото дня жизнь с обеспечением продовольствием на строительстве все улучшалась. Нетребовательный наш народ, не ведая о предстоящем ухудше­нии в связи с вредительством, работал, отдыхал, веселился, кто как умел, про­являя свою природную жизнерадостность. Были гулянья и не только на бе­регу Камы. Семейные праздники отмечались и в барачных комнатах. В погожие дни праздничная толпа выходила на воздух и здесь же около своего барака тесным кругом отплясывала под гармошку. Так однажды десятник лесного хозяйства Реутов – молодой добродушный старательный и всегда исправный парень около крыльца своего барака лихо отплясывал под песню:

«Да мы ребята молодые,

Да мы солдаты рядовые...».

Слова этой песни оказались для него роковыми: этот добрый хороший парень не вернулся потом с фронта.

Жила своей жизнью стройка фабрики. Сроки возведения основных корпу­сов поджимали. Для разворота работ по всему фронту строительства росла потребность в инженерных кадрах и квалифицированных рабочих всех специ­альностей. Жилья для людей по-прежнему не хватало. Барачный поселок Запальта, хотя и разросся, но житье в этих неоштукатуренных «клоповниках» мало кого удовлетворяло. Люди хотели жить в лучших квартирах, но домов таких еще не было. Надобность в жилье подступала вплотную, но до строитель­ства благоустроенного рабочего поселка по проектам застройки фабрики руки не доходили.

Наконец, приступили к расчистке площадки для первых каменных домов на левом берегу речки Пальта. Здесь также как и для строительства барачно­го поселка спиливали сосны, корчевали пни. Заложили, наконец, первый пятиэтажный жилой дом (№ 2 по плану застройки), почти по соседству с «бумкомбинатовской» баней. За лето 1934 года кладка стен была закончена, внутренняя отделка велась параллельно. Клали третий этаж стен, а в первом стели­ли чистые полы, ставили оконные переплеты, двери, клали кухонные очаги. До парового отопления было еще далеко. В начале зимы этот первый дом заселили. Рядом начиналась кладка второго дома. Первыми получили квар­тиры – лучший десятник практик, строивший этот дом – житель деревни Ко­нец Бор И.Черемных. Здесь же на пятом этаже получил комнату и мой быв­ший «друг» по техникуму Гриша Смоленцев, работавший здесь у «заказчика» по проверке расчетов железобетонных конструкций. Расчеты эти Григорий Фадеич знал на «отлично», хотя и был всего лишь техником. Дом заселили в ос­новном семейными инженерами, рабочими ударниками и передовиками производства.

В конце 1934 года в руководстве строительством снова произошли изменения. Суровый начальник т.Рябинин был отозван Свердловским ВКП(б). Люди такого склада, по-видимому, исподволь подбирались для руковод­ства участками больших работ на предстоящих особых стройках.

На «Гознакстрой» приехал новый начальник строительства украинец Корни­енко Павел Миронович. По внешнему виду он был полной противоположностью своему предшественнику. Был выше среднего роста, плечистый, статный, с открытым прямым приветливым взглядом, спокойный веж­ливый, словоохотливый. Запросто разговаривал он со всеми. Обходя объекты работ, беседовал с рабочими приветливо доходчиво. Спрашивал об их нуждах по работе и о нуждах в быту. Выступая на собраниях, он показывал себя неплохим оратором. Всем этим Корниенко быстро расположил к себе весь коллектив рабочих и аппарата управления. С первых же дней работы на строительстве Павла Мироновича как-то все полюбили. Говорили о нем с уважением, даже «за глаза» всегда называли, не по фамилии, а только по име­ни – отчеству. С приходом его дела пошли как-то веселей. Появились но­вые опытные прорабы, Плинер – на машинном корпусе, Кузнецов Д. – на массном. Приехал старший прораб, украинец (не помню фамилию, но тот самый, ко­торый смешно, как-то на иностранный манер произносил «кубикмэтр» вместо кубометр). Прибыл новый начальник отдела снабжения Н.И. Королев, интеллигентный человек, деловитый, знающий, с широкими связями, которые, видимо, умел заводить и поддерживать. В работе быстрый, напористый, держался просто со всеми, вежливо. Дело повел уверенно. Материальная обеспеченность строительства при нем быстро налаживалась.

Как-то случилось и мне присутствовать в отделе снабжения при обсуж­дении такого-то вопроса. На мой «детский лепет» с попыткой «прояснить» Николаю Ивановичу какую-то «тонкость» в планировании, этот крупный со­бою человек и большой специалист, как всегда, быстро по деловому запросто произнес: «Ничего не понимаю!». Был я обескуражен таким «резюме», смутился. Задело меня этакое невнимание, даже пренебрежение к особенностям плани­рования, как мне показалось. Пытаясь поправить положение, хотел шуткой от­ветить, мол, такой уж вы бесталанный. А вместо этого «ляпнул»: «Такой уж Вы бестолковый!». Королев расхохотался и добродушно сказал: «Видите я – бес­толковый, а он – толковый!». Моему положению и состоянию вряд ли кто тогда позавидовал.

Приехал начальник и в наш плановый отдел Михаил Семенович Шишкин. Спокойный, неторопливый, был он всегда внимательный и серьезный. Был вежлив и корректен, умел дать задание, поставить задачу, а потом вовремя спокойно спросить о выполнении. Умел подметить и указать на ошибки, помочь, поправить если что «не клеилось». Не было в отделе случая, чтоб Михаил Семенович кого-то в чем-то упрекнул или сделал замечание. Всегда был деликатным и ровным, лишь сдержанно улыбнется, когда следовало бы отчитать.

В плановом отделе появился еще один новый работник – ст. инженер по планированию основного производства П. Ш. Катаев. Павел Сергеевич оказался человеком с опытом и отлично повел свое дело. С приездом этих двух опыт­ных людей много легче стало работать. Все несвойственные нашему отделу работы от нас отпали, навязать их нам при новом начальнике никому уже не приходило в голову. Произошла вскоре замена и главного инженера. Быстрого резковатого Заславского сменил спокойный, даже флегматичный, инженер Захаров.

За зимний сезон 1935 года заметно «подросли» основные корпуса, машинный и массный. К весне приступили к закладке корпуса хлороразводки и др.

По весне развернули работы и по строительству гознаковских домов. Эти каменные дома были первыми в Краснокамске. Был поселок бревенчатых двухэтажных домов – «еропланов». Аэропланами их называли по их контуру, т.к. в плане они были Т-образными с выступавшей несколько вперед сред­ней частью фасада, т.е. как бы носовой частью «фюзеляжа». В таких домах размещались райисполком, райком партии, милиция, магазины, остальное было занято жильцами, работниками строящегося бумкомбината и ЗакамТЭЦ.

«Гознакстрой» первым заложил и начал возводить пятиэтажные каменные дома целого жилого массива. При расчистке площадки под этот поселок применили новый метод валки деревьев трактором. Ствол дерева обвязывали стальным тросом на высоте человеческого роста, запускали трактор, и дере­во вырывали с корнем. Прорабы да и рабочие смеялись: «Смотри, словно зубы дергают». Сваленное дерево трелевалось трактором без остановки на сво­бодное место, где производилась обрубка сучьев, раскряжевка. Грунт на площадке песчаный, сосны были не крупными не более 20-25 сантиметров в толщину и легко вырывались силами трактора.

Началось строительство вначале первых двух рядов домов, затем третьего и четвертого. Была заложена и построена школа, гознаковская средняя школа № 8. Позднее она, кажется, была переименована, и был присвоен другой номер.

За 1935-1937 годы рабочий поселок Гознака вырос и оформился. Там была хо­рошо оборудована поликлиника, больница и школа стала работать на полную мощность.

После грозных событий – «отзвука» злодейского убийства С.М. Кирова, много полноценных рабочих было изъято с обоих гознаковских рабочих по­селков и из бараков Запальты. Наступило какое-то тревожное время. Ежедневно кто-то убывал из числа живущих в поселках, поползли слухи о вредите­льстве. Появились перебои с хлебом, стало хуже в магазинах с продуктами.

Однажды поздно вечером ко мне в барачную квартиру явилась «делегация» в составе трех человек. Были здесь наш сосед – домком барака Кобелев, Лиза Брыленкова – заведующая баней и прачечной, и кто-то еще третий, не помню теперь уже, кто это был. Как вошли, завели громкий развязный разго­вор с сетованиями на трудности у нас на поселке и в Краснокамске. «Язы­кастый» мужик Кобелев и Брыленкова наперебой, напористо, как бы с упреком, говорили: «Чо же это делается-то? Гляди-ко какая маята народу с хлебом-то! Что это правительство-то делает? Это ведь прямое вредительство!». И все в таком духе и в форме вопросов ко мне. Понял я, что это за посещение соседей никогда не бывавших у нас, а тут еще втроем, да с таким провокационным разговором. Понял, что это провокация[5], чтоб я высказался при свидетелях, поддакнул бы им, а потом пойдут и донесут на меня, что распускаю вредные слухи. Могло быть, конечно, и так, что запросто пришли ко мне, как служащему в управлении, не известно ли мне, чем вызваны перебои со снабжением поселка хлебом. Раз пришли, то мне промолчать было уже нельзя. Грубовато, резко остановил я этот словопоток в три горла, сказал: «Вы думаете о том, что говорите? По вашему правительство вредит нам, своему народу? Вы што? Обалдели? Чего вы мелете? Если хотите знать, то когда правительство узнает о таких перебоях, а быть может и о вредительстве, тогда разберутся и виноватых найдут. А пока не надо так, как вы кричать и молоть чепуху. Не вам одним трудно с хлебом! Кому следует, в этом разберутся и найдут виновников!».

Примолкли мои провокаторы и удалились. Похоже, я прав был насчет их посещения. Мне было известно, что Брыленкова – член партии. Быть может, это была ее выдумка, чтоб донести на меня и этим выслужиться. А вы­служиться ей было необходимо, ведь ее супруг давненько исчез с поселка, и никто не знал, когда и куда.

Брыленков был собою невзрачный мужичонко, рабочий каменщик, но оратор, говорун был удивительный. Когда в 1933 году шла чистка партии, проводив­шаяся в барачном клубе, то он по каждому коммунисту выступал с критикой. Был действительно оратором. Говорил хорошо грамотно, чувствовалось, что человек он бывалый. О себе, шутя, как бы с простоватостью, говорил: «Я ведь по смешному намазан, так наши ивановские богомазы иконы мазали». Разбирался в политике, критически отзывался о статьях в газетах, восхваляющих ударников и передовиков производства. Говорил: «Вот я сам каменщик. Вон пишут, что появились мастера, которые за смену укладывают не по одной ты­сяче кирпичей! А ну-ка, попробуйте вот так пустой рукой без кирпича сде­лать тысячу движений, как делают каменщики тысячу раз. И посмотрите, как получится. Получится ли? Вот то-то! Нет, это так пишут... для подъема духа, да чтоб расценки понизить. Нет, не то было при Томском! Тов.Томский[6] за­щищал рабочих по-настоящему, а вот его убрали...».

Как видно «убрали» и этого поклонника Томского в дискуссии о профсоюзах. Брыленкова осталась с двоими сыновьям школьниками, видимо, чувст­вовала в то тревожное время, что надо как-то упрочивать свое положение. Женщина она была малограмотная, даже невежественная, но кое-что все-таки понимала в том, как надо держаться, вступила в партию. Ничем иным этой провокации меня на вредные разговоры, я объяснить не могу.

Старший сын Брыленковой, Федя учился в школе вместе с моим сыном. Парень был «с головой». Окончил летное училище и во время войны был адъютантом у одного из крупных генералов. О втором ее сыне ничего мне неизвестно, как и о ней самой. С «Гознакстроя» я уволился в 1938 году и перешел к нефтяникам.

На этом краткое повествование можно бы и закончить. На более подроб­ное описание этого периода моей жизни нет времени. Однако хочется еще отдать должное Павлу Мироновичу Корниенко за период работы с ним на этой стройке. С лета 1937 года, знаменательного началом «ежовского» перио­да, шедшего под флагом «ликвидации бухаринско-зиновьевской разветвленной по всей стране вредительской организации» на стройке пошли дела на спад. В этом же году летом завязалась какая-то склока, в которой Корниенко об­виняли в неблаговидной деятельности, в связи с закладкой фундаментов под жилой дом или другое здание, что были заложены слева от дороги, ведущей от фабрики на поселок каменных домов, где-то около середины этого пути. Не помню теперь уже, что это было за здание, но строительство его было приостановлено. Началась разгораться склока. Помню, где-то в клубе было большое собрание, критиковали Павла Мироновича. Он спокойно, с упреком в го­лосе, отвечал: «Чего же мне шьют пуговицы к готовому платью? При мне построен поселок каменных домов, каких здесь еще совсем не было. Выполнены большие основные работы по строительству фабрики, а теперь стараются показать, будто моей работы здесь и не было?!».

Не помню, в чем была суть дела, но Павел Миронович от обиды уволился и, как было слышно, стал работать на больших стройках Наркомата обо­роны. У меня остались лучшие воспоминания о Павле Мироновиче. Последний раз довелось нам встретиться в сентябре 1941 года. Ехал я по назначению в войсковую часть по мобилизации на войну. На разъезде Оверята была оста­новка. Из стоявшего здесь пассажирского поезда вышел Павел Миронович и прогуливался вблизи своего вагона. Как обычно был хорошо одет, поздоровал­ся со мною, поговорили немного. Он очень сокрушался о том, что вся страна теперь на колесах, что такая тяжелая напасть выпала на нашу долю. Ехал он куда-то в Сибирь, а меня направили в Челябинск.

С тех пор Павла Мироновича нигде больше не довелось встретить. (Написано 11.02.1979 г., П. Х. Ширяев).

[1] Так в тексте. На самом деле, Черенов Д. См.: Опыт второго района Индустроя по строительству Харьковского тракторного завода. Харьков: ДВОУ. Техническое издательство, 1931. С. 3.

[2]Объединение «Востоксоюзстрой» – Союзный трест строительной промышленности восточной части СССР Наркомата тяжелой промышленности СССР.

[3] Грачев Владимир Федорович – участник Великой Отечественной войны, краевед, общественный деятель – в 1932 году был командирован в Пермь, назначен шофером-механиком в Гознакбумстрой, а вскоре заведующим конторой водного транспорта, которая обслуживала перевозки грузов в Перми и в строящемся Краснокамске. В июле 1941 года В.Ф. Грачев стал управляющим Горпромкомбината г. Краснокамска/ http://agarh.permkrai.ru/af/index.php?act=opis&fund=26342&opis=385793.

[4] В ходе русско-японской войны 1904–1905 гг. в мае 1905 года в районе острова Цусима в Корейском проливе российская эскадра под командованием вице-адмирала Рожественского потерпела сокрушительное поражение от Императорского флота Японии.

[5]Автор подозревал провокацию – о чём сам и написал.

[6]Томский, Михаил Павлович (1880–1936) – член политбюро ЦК ВКП (б).до 1929 года занимал должность председателя ВЦСПС. Обвинён И.В. Сталиным в «правом уклоне», после самоубийства в 1936 г. объявлен «врагом народа».