В «Алисе в стране чудес» Льюиса Кэрролла два морских чудища – выдуманный автором Квазичерепаха и мифический Грифон - поют главной героине песню, первый куплет которой в академическом, под редакцией Н.М.Демуровой, переводе на русский язык звучит так:
Говорит треска улитке: «Побыстрей, дружок, иди!
Мне на хвост дельфин наступит – он плетётся позади.
Видишь, крабы, черепахи мчатся к морю мимо нас?
Нынче бал у нас на взморье, ты пойдёшь ли с нами в пляс?
Хочешь, можешь, хочешь, можешь ты пуститься с нами в пляс?
В англоязычном оригинале песни, однако, вместо некоторых из упомянутых здесь животных фигурируют другие:
“Will you walk a little faster?” – said a whiting to a snail.
“There’s a porpoise close behind us, and he’s threading on my tail.
See how eagerly the lobsters and the turtles all advance!
They are waiting on the shingle – will you come and join the dance?
Will you, won’t you, will you, won’t you, will you join the dance?
Will you, won’t you, will you, won’t you, won’t you join the dance?”
Близко к тексту это можно перевести таким образом:
Говорит мерланг улитке: «Можешь ты идти быстрей?
Вон свинья морская сзади, хвост мне топчет, ей-же-ей!
Глянь, омары, черепахи норовят нас обогнать!
Ждут они на пляжной гальке: будешь с нами танцевать?
Будешь, нет ли, будешь, нет ли, будешь танцевать?
Будешь, нет ли, будешь, нет ли, с нами танцевать?»
Знакомство с морской свиньёй у нас ещё впереди, а сейчас – о мерланге. Превратив его в треску, переводчик не особенно погрешил против смысла оригинала: ведь эта рыба, называющаяся по-латыни Merlangius merlangus, и в самом деле принадлежит к семейству тресковых (Gadidae), а внутри такового - к роду Merlangius, в который входит единственный – её собственный – вид.
Мерланг не может похвалиться большими размерами: обычно взрослая особь не бывает длиннее 40 – 45 см, хотя время от времени (очень редко) попадаются рыбины длиной до 60 и даже 70 см. Продолговатой формы туловище имеет серебристо-серый окрас, но голова и спина более тёмные, различных оттенков коричнево-бурого цвета. 3 спинных плавника рыбы расположены на небольших расстояниях один от другого, а вот анальные плавники (их 2), наоборот, почти стыкуются и с первого взгляда могут показаться сросшимися. Хвост треугольной формы, без всякой выемки. Плавники на груди хорошо развиты, довольно длинны и широки. На боках чисто морских представителей вида заметны маленькие темноватые пятнышки.
Как и родственные им тресковые, мерланги ведут стайный образ жизни. Обитают они в Атлантике, в основном у европейских берегов, от Португалии до Исландии, нередко в водоёмах, на берегах которых находятся кварталы крупных городов. Порой косяки этих рыб заходят в северо-западные районы Средиземного моря. Предпочитаемый ими грунт дна – скальная порода, грязь или гравий, а глубины – 30 – 120 м; но ихтиологам случалось обнаруживать мерлангов над песчаным либо скалистым дном и на бóльших глубинах – метров до 200 (но не ниже).
Будучи хищниками, Merlangius merlangus питаются рыбами мелких видов (главным образом песчанкой и молодой сельдью), ракообразными, червями и некоторыми моллюсками.
Период нереста у мерлангов как в холодные, так и в тёплые годы длится с января по сентябрь. Процесс размножения происходит на глубинах от 20 до 80 м (обычно примерно 50) при температуре воды не выше 5-10 градусов Цельсия. Очень плодовитые самки вымётывают за один сезон до миллиона икринок.
После появления на свет мальки мерланга полный год пребывают в близких к поверхности слоях воды, не опускаясь на глубину больше 30 м, и едят исключительно зоопланктон. За этот год они вырастают в длину до 10 см и переходят затем на "взрослый" рацион, для чего погружаются ниже. Чтобы обезопасить себя от хищников, растущие рыбки сопровождают в море больших медуз, прячась при необходимости под их куполами. Яд, содержащийся в стрекательных клетках щупалец медузы и выделяющийся при соприкосновении с ней какого-нибудь морского животного (или человека), может быть смертельным для одних организмов и чрезвычайно болезненным – для других; но мальки под такой защитой чувствуют себя спокойно. В 3-х – 4-хлетнем возрасте мерланги достигают половой зрелости.
У нас в стране обыкновенного мерланга иногда путают с другой рыбой, обитающей только в бассейне Чёрного моря и потому известной как мерлан(г) черноморский, или мерланка. На самом деле этот последний хотя и сродни настоящему мерлангу, но представляет собой самостоятельный вид - Odontogadus merlangus. Он отличается от атлантического родича, во-первых, размерами (особи черноморского вида в 2 раза меньше), во-вторых, окрасом (у «черноморца» он серо-желтоватый) и, в-третьих, маленьким, похожим на усик отростком на подбородке. Объектом профессионального промысла Odontogadus merlangus не является, но представляет для рыбаков интерес как часть пищевой цепочки – его едят крупные рыбы, живущие в Чёрном море.
Кэрролловская Алиса была знакома с мерлангом (разумеется, обыкновенным, а не черноморским) только по своему обеденному меню, о чём чуть было не проговорилась, беседуя с Квазичерепахой и Грифоном:
« - Что до мерлангов, - сказал Квазичерпаха, - то они… ты, конечно, их видела?
- Да, - сказала Алиса, - они часто бывали у нас на обе…, - и, спохватившись, замолчала.
- Не знаю, где находится эта Обá, - сказал Квазичерпаха, - но если ты так часто их видела, то, конечно, знаешь, как они выглядят.
- Да, вроде бы, - задумчиво пробормотала в ответ Алиса. – У них хвосты во ртах, и они все в сухарях».
В таком виде – в сухарях и как бы «свёрнутыми в кольца», - мерланги поступали в продажу в викторианской Англии. Правда, насчёт хвостов во ртах Льюис Кэрролл ошибся, что сам же признал впоследствии в одном из своих писем:
«Когда я это писал, я думал, что это действительно так: однако позже мне сказали, что рыботорговцы пропускают хвост через глазное отверстие, а вовсе не засовывают его в рот».
Что мерланг съедобен и даже вкусен, люди поняли давным-давно; но что он, как пищевой продукт, ещё и очень полезен, осознали намного позже. Мясо этой рыбы, во-первых, содержит мало жиров и калорий (последних на 100 граммов плоти приходится где-то 85-90), во-вторых, богато белками, витаминами и другими веществами, нужными нашему организму. По указанным причинам оно включается кулинарами в состав разнообразных малокалорийных блюд и рекомендуемых для похудания белковых диет.
Помимо снижения веса, ежедневное или частое употребление мерланга в пищу содействует:
1) укреплению мышц и костей;
2) улучшению зрения;
3) нормализации обмена веществ;
4) регенерации (восстановлению) тканей и клеток, включая заживание ран;
5) усилению иммунитета;
6) предотвращению раннего старения кожи и клеток организма в целом;
7) укреплению стенок кровеносных сосудов;
8) нормализации ритма сердца;
9) насыщению организма витаминами и иными необходимыми ему элементами;
10) удалению токсинов, шлаков, вредного холестерина;
11) профилактике формирования тромбов (!);
12) уменьшению вероятности развития кожных заболеваний;
13) оздоровлению нервной системы;
14) стимуляции умственной деятельности;
15) снижению усталости от физических, умственных и психологических нагрузок и как следствию такового - повышению работоспособности и общего жизненного тонуса.
Регенерирующие свойства тканей рыбы дают врачам основание рекомендовать её – особенно наименее жирные тушки - для питания пациентам с ожогами различной степени тяжести.
Мерланг – рыба сравнительно недорогая, а приготовить её можно множеством разных способов: сварить, потушить (с морковью и луком или иными овощами), сделать в духовке на луковой подушке, пожарить, изготовить в сливочном соусе, запечь с грибами, картошкой или комбинацией того и другого, использовать как основу для рыбных зраз, поместить в пирог, добавив чеснока и каких-нибудь бобовых, запечь в тесте, превратить в начинку для голубцов или пирожков, состряпать из рыбы котлеты, зразы с яйцом или чипсы, добавить в любой салат, диетический или калорийный (хотя бы в салат из картошки, яйца, огурцов и майонеза) – и т.д.
По заверениям опытных кулинаров, лучше всего мерланг сочетается с картофелем, кукурузой, обыкновенной или спаржевой фасолью, помидорами, морковью, луком, капустой, свёклой, артишоками, огурцами, петрушкой, укропом, тимьяном, базиликом, листьями салата, сыром, сливками, сметаной, копченой грудинкой (? – правда, не гарантирую, что вы в этом случае почувствуете вкус рыбы), любыми грибами, чесночным, майонезным, горчичным и томатным соусом, рисом, яйцами, белым или красным сухим вином, лимонами, а также … апельсинами и грецкими орехами (для большинства из нас звучит издевательски, но такие рецепты есть).
В качестве предпочтительных приправ к блюдам из мерланга те же спецы называют смесь красного и черного перца, лавровый лист и какую угодно сушеную зелень. Готовить данную рыбу можно на тех же жирах, которые используете для любой другой: подойдёт растительное масло (какое – всё равно), сливочное масло или маргарин.
Но оставим гурманские изощрения и вернёмся к преподобному Чарльзу Лютвиджу Доджсону (кто не знает – настоящее имя Л.Кэрролла), к его лингвистическим «приколам». Почему обычная для атлантических вод рыба удостоилась такого внимания будущего классика британской литературы?
А вот почему. В английском языке мерланг называется «уайтинг» (whiting) - словом одного корня с white – «белый» и имеющим также значения «белила» и «отбелка». В русском языке антонимом «отбелки» можно считать «чернение» (т.е. окрашивание в чёрный цвет), по-английски это будет blacking. Но у этого последнего слова тоже есть второе значение – «сапожная вакса»! Всё вышеотмеченное дало возможность Кэрроллу от души поиграть смыслами и созвучиями. Попробую это передать:
«- Я могу рассказать тебе больше, если хочешь, - сказал Грифон. – Ты знаешь, почему мерланга называют whiting?
- Никогда не думала об этом, - сказала Алиса. – Почему?
- Он чистит сапоги и туфли, - очень торжественно ответил Грифон.
Это порядком озадачило Алису. - Чистит сапоги и туфли! – повторила она удивлённо.
- Ну, вот чем начищены твои туфельки? – сказал Грифон. – Что, то есть, делает их такими блестящими?
Алиса поглядела на свои ноги и, прежде, чем ответить, немного поразмышляла.
– Мне кажется, они начищены ваксой (blacking; оно же «чернение» - S.N).
- Ну а на морском дне, - низким голосом продолжил Грифон, - сапоги и туфли чистятся белилами (whiting; оно же «мерланг», оно же «отбелка» - противопоставление значений! - S.N). Теперь и ты это знаешь.
- А из чего там делают обувь? – всерьёз заинтересовавшись, спросила Алиса.
- Конечно же, из морских языков (soles) и угрей (eels), - несколько раздражённо ответил Грифон, - это тебе могла бы объяснить любая креветка (shrimp)».
Последняя реплика тоже содержит каламбуры. Sole – не только название рыбы, но и «подмётка», а eel созвучно английскому heel – «каблук». Что обувь делается из «подмёток» и «каблуков» - согласитесь,
- мистер Кэрролл вообще был первоклассным логиком и математиком. И совсем уж очевидно для говорящих по-английски, почему употреблено слово shrimp: у него есть значение «ничтожный человек».
Легко понять, что перевести такое на другой язык не то что дословно, а хотя бы с сохранением основного содержания, абсолютно нереально. Единственное, что может помочь передать иноязычному читателю всё очарование кэрролловского юмора – это замена чисто англоязычных словесных игр адекватными им по приёмам и степени остроумия шутками на родном языке.
И вот тут-то Демуровой и другим нашим переводчикам очень пригодилась «треска». «Вставив» её в текст вместо мерланга, как я выше отметил, почти без ущерба для смысла, они предложили свой – на мой взгляд, великолепный – вариант игры: уже с семантикой и фонетикой русских лексем (1).
«- Если хочешь, - сказал Грифон, - я тебе много еще могу про треску рассказать! Знаешь, почему ее называют треской?
- Я никогда об этом не думала, - ответила Алиса. - Почему?
- Треску много, - сказал значительно Грифон.
Алиса растерялась.
- Много треску? - переспросила она с недоумением.
- Ну да, - подтвердил Грифон. - Рыба она так себе, толку от нее мало, а треску много.
Алиса молчала и только смотрела на Грифона широко раскрытыми глазами.
- Очень любит поговорить, - продолжал Грифон. - Как начнет трещать, хоть вон беги. И друзей себе таких же подобрала. Ходит к ней один старичок Судачок. С утра до ночи судачат! А еще Щука забегает - так она всех щучит. Бывает и Сом - этот во всём сомневается... А как соберутся все вместе, такой подымут шум, что голова кругом идет... Белугу знаешь?
Алиса кивнула.
- Так это они ее довели. Никак, бедная, прийти в себя не может. Все ревёт и ревёт...
- Поэтому и говорят: «Ревёт, как белуга»? - робко спросила Алиса.
- Ну да, - сказал Грифон. - Поэтому».
В Англии, надо заметить, никто никогда не слыхал о ревущей белуге. Почему и как она «заревела» в России, вы обязательно узнаете на нашем канале. Но всему своё время: пока на очереди – морская свинья.
____________________________________________________
(1) – Трудности с сохранением таких приёмов при переводе усугубляются для нас ещё и тем, что в русской литературе, в отличие от английской, шутки, основанные на полном тождестве или совпадении звучания различных по значению лексических единиц, многозначности слов и выражений и их подспудном смысле (коннотации), особенностях правописания и т.п. встречаются крайне редко. Один из примеров – роман Фёдора Сологуба «Мелкий бес» (во всех цитатах ниже выделения мои):
«Она легонько оттолкнула Сашу и спросила:
- Ты розы любишь?
Саша вздохнул, открыл глаза, улыбнулся сладко и тихо шепнул:
- Люблю.
- Большие? – спросила Людмила.
-Да всякие, и большие, и маленькие, - бойко сказал Саша…
- И розочки любишь? – нежно спросила Людмила, и звонкий её голос вздрагивал от скрытого смеха.
- Люблю, - быстро ответил Саша.
Людмила захохотала и покраснела.
- Глупый, розочки любишь, да посечь некому, - воскликнула она».
Но подлинным шедевром русскоязычного лингвистического нонсенса можно считать юмористическую повесть А.Некрасова «Приключения капитана Врунгеля». Вот лишь два из множества соответствующих фрагментов:
«Вот, допустим, Гамбург. Да разве я пошел бы туда по своей охоте! Чего я там не видел? … Народ там, не в пример норвежцам, тертый, невежливый — того и гляди, обдерут, как липку.
Кстати, знаете, никак не пойму, почему это у нас твердо так произносится: «Гамбург»? Неправильно это, тамошние жители называют свой город «Хамбург». Оно и звучит помягче, а главное, больше соответствует действительности».
«Ну-с, мы почитали иероглифы, взглянули на золотой саркофаг, на мумию и пошли назад. Вышли, глядим — Фукс пропал. Подождали-подождали — нет Фукса. Собрались идти разыскивать, а тут он сам бежит навстречу и держится за скулу. Я посмотрел — у него фонарь во всю щеку.
— Кто же это вас, Фукс? — спрашиваю я.
— Да я там кусочек саркофага отколупнул на память, а фараон как стукнет! — захныкал Фукс.
— Да вы с ума сошли, Фукс! — говорю я. — Он же мертвый, фараон-то.
— Как же, мертвый! Живехонький, да еще не один, их там целая рота, этих фараонов.
— Каких это фараонов, египетских?
— Зачем египетских? Английские. Вон шагают.
Тут я увидел отряд полицейских и понял, что Фукс прав. Действительно, фараоны самые настоящие: в касках, с дубинками…»