Иногда приходится расставаться с тем, что любишь, чему принадлежишь и что принадлежит тебе. Необходимость этого расставания кажется порой несправедливой.
Ночной поезд, ком в горле, внешняя бодрость, крайняя предупредительность по отношению к соседям. Огни в окнах, слабо освещенная кромка платформы. Двери еще открыты и хочется выбежать и догнать ее, еще, наверное, не затерявшуюся в толпе метро.
Смеркается. Вы простились на пороге, и, замерев на автобусной остановке, где прежде она всегда провожала тебя, ты борешься с желанием прибежать обратно, попрощаться еще раз. Мучение. Но тогда ты понимаешь, во-первых, что чувствовала она два года назад, провожая куда дальше, с гораздо меньшей надеждой на скорую встречу. То, что вы не можете быть вместе всегда - кажется несправедливым, жестоким. И ты мучаешься несбыточным: если бы возможно было поменять что-то в прошедшем так, чтобы сейчас разлука не была необходима. Но если поменять что-то там - то уже невозможно будет то здесь, ради которого все и было затеяно. И ты понимаешь вдруг: это все твое. Ее уже нет, и нет ничего, кроме памяти и представления о том, что было. Твоя тоска – только твоя, скучаешь только ты. Больно тебе, и все это, вся ситуация, и весь представляемый, видимый, постижимый мир – только в тебе, он весь держится на тебе, весь прицеплен к твоему сознанию и не существует без него. Но уезжать – уезжать по-прежнему не хочется. Хватит ли мужества не отыгрывать свое горе? Хватит ли мужества молча испытывать все то, что происходит, как если бы оно происходило не с тобой? Ведь, в сущности, так и есть, и нет никакой причины любить больше себя, чем других, и желать больше блага себе, чем другим, ведь то, что я называю собой имеет на это имя ничуть не меньше оснований, чем птица, или змея, или шум фонтана, которые я могу пока еще, слава Богу, ощущать.