После встречи с горцем, истекло несколько суток. Кавалерист из дома - ни шагу, томился в четырех стенах затворником. ...Ведь до ныне все складывалось на зависть удачно, а тут... на тебе. Кто бы мог подумать, что на этих отдаленных широтах мы неожиданно сойдемся, рассуждал расстроенный разоблачением Сергей Кравченко. Тянулись унылые, в багряном холоде осени часы тревожной жизни. В ее коротком отрезке, первоконник вновь ощутил себя обездоленным и обделенным человеком.
...А сердце все щемит да щемит в груди, тяжелые думы тревожа..., некстати вязались липкие, как смола слова любимой песни. Сейчас мне петь только и осталось, настолько весело, что дальше некуда. Горюнившегося письмоносца жгла тоска, которая ничем не искоренялась. Пробил час, когда снова нахлынули враждебные начала, вступившие в безраздельное его управление. От этого состояния морозило под сердцем и кручинились безысходностью глаза. Что ждет меня впереди? В лучшем случае, пугающая жутью неизвестность.Только она, и ничего кроме, обреченно ответил себе уроженец сальских степей. Выходило так, как было раньше - страдание, терзание, мучение. В этих словах распласталась ртутная мертвая тяжесть и неутихающая боль. Жизнь заново круто повернула, причем настолько круто, что он едва удержался на ногах. В сознании, как то все перемешалось: слились друзья и враги, перепутались их имена и лица, отныне они стали поразительно похожими и даже одинаковыми. До такой степени похожими, что порой не понять, кому верить, а кого опасаться, от кого ждать помощи, а кого по настоящему бояться. За преданную службу советской власти у меня отняли жизнь, лишив самого дорогого, чем располагает человек. Интересно, какова следующая загадка судьбы, к чему надо готовиться? Что делать, куда бежать, где скрываться, и вообще, как жить? Задавленный тяжестью вопросов, думенковец загнанно метался по тесной горенке, не находя для себя ни места, ни выхода.