-А я тебе говорю, надо их всех собрать и за 101 километр. Лодырей этих, тунеядцев. Они, почему бездомными стали, а? Да потому, что не хотят решать свои проблемы, бегут от них. Вот как в советское время было: никаких тебе бомжей, красота. Нет, лучше восстановить ЛТП, страна у меня большая, полей много, пусть землю пашут в колхозах, — не унимался наш водитель.
Спорить с ним бесполезно, у таких есть свое мнение и неправильное. Я отвернулся к окну. На бетонном заборе, тянущемся вдоль железнодорожных путей, большими буквами было написано:
«Здесь уже ничего не исправить, Господь, жги!»
На обочине дороги таял грязный снег, а на стекло нашего комфортабельного автобуса накрапывал мелкий, холодный дождь.
-Дойчен солдатен... В конце концов... унтер офицерен... взять их всех...бомбен унд гранатен...и отвезти на необитаемый остров... Мысленно я дорисовал маленькие усики нашему водителю и представил, как он взбрасывает в приветствии правую руку.
-Я воль, май Фюрер! — внемлют ему миллионы.
Мне и в голову не приходило осуждать его за такой взгляд на вещи. Пять лет назад я и сам был сторонником репрессивных мер.
Мимо проехал желтый автобус БФ “Ночлежка».
-Пора, — сказал я Сашке, нашему водителю, — пристраивайтесь за ними. Поехали.
-Эти, понятно, кормят их. Хотя я бы и куска хлеба не дал. А вы зачем туда едете?
-Мы будем тестировать их на ковид, ВИЧ, гепатит и сифилис, — ответил я Сашке.
-Зачем? Им же плевать на себя.
Мы ехали первый раз и если честно, я думал, так же как и он, но промолчал.
Автобус повернул за угол, и мы оказались где-то на задворках Ярославского вокзала.
Огромная коричнево-серая толпа уже обступила автобус «Ночлежки». Перепуганный взгляд моей коллеги говорил мне о том, что на улицу она не под каким предлогом не выйдет. Да мне и самому было немного страшно.
-Ок, — сказал я.
Давай так: ты сидишь и тестируешь, а я иду на улицу и работаю в поле. Она радостно закивала.
Первое, что я сделал, это пошел и познакомился с братьями по оружию.
Ребята из ночлежки кормили, оказывали первую медицинскую помощь и вели статистическую работу. Тут и там вокруг меня сновали бездомные, и я придерживал карман, в котором лежал кошелек, напуганный баснями моей начальницы, что меня всенепременнейше, как минимум должны обворовать, а могут и нож в спину всадить. От моих мыслей меня отвлек Александр, сотрудник «Ночлежки».
-А ты есть будешь? — спросил он, улыбаясь, — кстати, вкусно, попробуй.
Я не сомневался, что вкусно, и не брезговал, но бездомных было очень много. Мне просто было стыдно объедать их.
Задняя дверь желтенького автобуса открылась, появился столик и два больших военных термоса. Бездомные беспорядочно окружили кормежку. Они лезли со всех сторон, толкая и пихая друг друга. Сколько Александр не кричал и не ругался, но организовать их не получалось. Угрозы, крики, уговоры, оскорбления не помогали. Я решил помочь, но безуспешно. Большинство из них здоровые мужики, трудоспособного возраста. Мы для них явно не были авторитетами. Но тут, как по команде, вся эта бесформенная масса стала выстраиваться в стройную шеренгу по трое, слева от пункта выдачи пищи.
-Что это, чудо? — спросил себя я.
Но тут же заметил мужичка, стоящего напротив кормежки в защитной военной форме. Я подошел к нему и сказал: привет. Он, не спеша, но не надменно, оглядел меня с ног до головы. Мерно, без лишней суеты, достал руку из кармана и протянул мне: привет.
-Меня, Вадим зовут, — представился я, — мы из центра профилактики социально-значимых заболевание (ЦПСЗЗ), если кто-то захочет протестироваться на ВИЧ, ковид, сифилис, гепатит, пусть подходят к тому синему автобусу.
-Так объяви им.
-Ребят, добрый вечер! — громко сказал я, — мы из ЦПСЗЗ, сегодня, абсолютно бесплатно, мы можем вас протестировать на и т.д...
Они смотрели на меня как баран на новые ворота, а я жутко смутился, за что незамедлительно себя выругал: «ой, ну ты и бестолочь, зачем ты сказал бесплатно, неужели и так не понятно. Указал им на то, что у них нет денег, типо они бедные, а ты благодетель».
Я стоял рядом со своим новым знакомым, пытаясь побороть смущение, а он расставлял в очередь вновь прибывающих.
-А вы, почему не едите? — спросил я.
-Офицер всегда ест последний. Сначала солдаты, а потом уже он. Заметь, перед приемом пищи, он пробует, но не ест.
-А вы военный?
-Да.
-В каком звании?
-Полковник.
-И где же ваша армия?
Он плавно повернул голову в сторону ровных рядов бездомных и окинул их взглядом. Мои глаза, подчиняясь этой мирной силе, последовали за его, и взору предстала новая картина. Грязные, оборванные лохмотья превратились в изрядно пострадавшие в боях шинели, пропитые и заросшие физиономии — в уставшие от нескончаемых боев мужественные лица, пластиковые ложки — в оголенные штык-ножи, а вся бесформенная масса людей — в готовую перейти Рубикон армию. Потерянную, несуществующую, забытую Богом армию.
Что их ждет? На какую часть фронта перекинет их завтра насмешница судьба. Сколько дней, месяцев, а может лет им предстоит скитаться по грязным, сырым, холодным чердакам и подвалам, ища спасения среди разноцветных витрин магазинов? Сколько еще безымянных солдат нужно похоронить в братских могилах под табличками с номерами вместо имен и фамилий? Пора признать: они есть, их много и им тоже хочется жить!
-Понял, где она? — спросил он.
Я кивнул головой. Он долго рассказывал про Афган, Анголу и Чечню. Я не стал спрашивать, как получилось, что он остался на улице. По своему опыту работы с бездомными знаю: они не очень охотно говорят на эту тему, уж очень она болезненна для них.
Он еще раз пристально посмотрел на меня и сказал: «можешь обращаться ко мне дядя Леша».
За следующие два часа, бегая от одного бездомного к другому, и узнавая в какой помощи, они нуждаются, я промок до нитки. Моя коллега, все это время, без перерыва тестировала. В толпе я услышал, как одна бездомная говорила другой, указывая на наш автобус: «Иди спроси у Иры, она точно знает что с этим делать». «Наверно именно так появилась «доктор Лиза», - промелькнуло у меня в голове. Даже сердце рейхсканцлера Сашки не выдержало, он угощал бездомных сигаретами и помогал, записывая адреса и номера телефонов, служб, оказывающих помощь.
Обратно мы ехали в полной тишине. Уставшие глаза моих коллег слегка поблескивали от радости и удовлетворенности проделанной работой.
«Нет, мы еще повоюем, — думал я. Проигран бой, но не война! Пока есть такие люди, вера в человечество жива!»