Все вспоминают, что это был очень жаркий день в пустой олимпийской Москве. Откуда же взялись и зачем собирались на Таганской площади с самого раннего утра молчаливые люди с цветами в руках? Ведь никаких официальных объявлений ни радио, ни телевидение, ни центральные газеты не делали. Лишь "Вечерняя Москва" дала маленький некролог на последней странице. Стандартный текст, казенные фразы. Мы все выписывали или покупали подобные газеты. Положа руку на сердце, скажите: многие ли читали эти некрологи?
Вот что записал по горячим следам Владимир АКЕЛЬКИН в сентябре 1980 года:
«Больше нигде (кроме «Вечерней Москвы», – К.С.), ни в одной газете не было ни сообщений, ни статей, посвящённых памяти Высоцкого – вплоть до 28 июля, дня похорон. В этот день всё та же «Вечёрка» опубликовала крохотную заметку «В последний путь», где сообщалось о панихиде в театре и о похоронах на Ваганьковском кладбище, с перечислением венков от вышестоящих организаций. И всё. Ждали выпуска «Советской культуры» от 29 июля и дождались… Тот же крошечный некролог – и больше ничего об известном актёре, о том, как провожала его Москва. <…> И только 31 августа в «Советской России» была напечатана прекрасная статья Аллы Демидовой, посвящённая памяти Владимира Высоцкого, и то – под воздействием многочисленных вопросов читателей…»
Тем не менее, люди знали. И шли, и шли к Театру на Таганке бесконечным потоком. Когда стало ясно, что все проститься не успеют, над головами бесконечной очереди поплыл поток цветов. Хотя бы так проститься с Высоцким.
А вот как описал в своем дневнике этот день случайный очевидец:
«28 июля 1980 г., понедельник.
Высоцкий умер.
Оказывается, еще в пятницу. И хоть бы кто дал знать! Живем, словно в тюрьме – вести доходят с опозданием в полгода.
Совершенно случайно я попал на Таганку – и сразу наткнулся на милицейский кордон. Пришлось до входа на кольцевую линию добираться дворами. На Верхней Радищевской толпился народ – залезали на заборы, киоски, столбы.
<...> Народу было так много, что даже дорогу нормально перейти было нельзя. Перебежал дорогу, где пришлось. <...>
То, что я увидел, выйдя на площадь перед театром, вновь удивило меня: огромное количество людей, ряды оцепления, конная милиция. У перехода две девушки спрашивали пожилую женщину: «Что произошло?» - «Высоцкого хоронят…»
Вот когда я узнал. Узнал, но не поверил: народу много, мало ли что в толпе говорят! А переспросить было не то чтобы неудобно, а как-то даже неловко, странновато – вдруг правда? К несчастью, это была правда. <...>
У театра стояли несколько автобусов и две грузовые машины с венками. Это все, что я успел рассмотреть. По площади пролетело: «Выносят!» И через минуту автобусы поехали. Милиция зашевелилась, но поздно. Люди прорвали кордон, бежали за автобусами, махали, кричали…
<...> В окне второго этажа театра появилась старая женщина в цветастом платье и девушка в черном. Они, видимо, поняли, что кричали люди. И через несколько минут в окне поставили огромную фотографию Высоцкого. Он сидел, сложив руки, и, словно опираясь ими на нижний край рамки, смотрел спокойно и буднично вниз, на людей. И только верхний правый угол снимка был перечеркнут наискось черной полосой.»
Глядя на кадры зарубежной кинохроники, всегда поражаюсь тому моменту, когда поехал траурный кортеж:
Взрослые люди, не подростки с неустойчивой психикой, бегут за процессией, не в силах отпустить своего кумира, не желая смириться с потерей...
Хочу процитировать еще один дневник, теперь уже не случайного свидетеля, Юрия Карякина:
Тот, кто был на его похоронах, убедился (может быть, к полной и радостно-горькой неожиданности для себя) - есть, есть все-таки то, во что мы стесняемся почему-то верить, (вернее, о чем стесняемся говорить и без чего, наверное, не захотели бы даже и жить): есть все же то, что названо правдой на земле. Есть, когда есть эти десятки тысяч людей, которых собрало настоящее горе и братство. Такое не прикажешь, не закажешь, не сочинишь заранее. И оказалось: как много, очень много родных людей – родных ему, а через него –между собой родных.
Это было не “поэт и чернь”. Это правда было “поэт и народ”.
На его похоронах и был народ, который знает, что потерял одного из своих самых совестливых, безбоязненных и талантливых сыновей. Из тех кого называли у нас когда-то “непутевыми”, “отчаянными”, “забубенными” и кого любили и любят почему-то горячее и преданнее всех самых “правильных” и рассудительных.
Это были очень светлые похороны. Надо было видеть собственными глазами, как люди шли мимо его гроба. Шли часа три-четыре (можно, шли бы и сутками.) Надо было видеть Таганскую площадь: море людей – притихших и возвышенных, берегущих цветы от палящего солнца. Море людей и море цветов. Правда, был момент, когда выносили гроб из театра к автобусу и когда, казалось, люди эти, невольно подавшиеся, хлынувшие навстречу, сомнут милицейские заслоны и быть Ходынке, - как вдруг Ю. П. Любимов стал добро махать людям этим рукой из дверей автобуса. Его увидели, узнали и – ответили тем же, отхлынули, остановились и долго-долго махали автобусу руками, цветами. А мальчишки выпустили в небо голубей.
Да, такое не подделаешь.
И кто может подсчитать, сколько добрых поминок по Высоцкому прошло в Москве, в России в ту ночь, 28 июля, прошло под его песни, с его песнями. Сколько людей, слушая их, молча встречались друг с другом глазами, заново и как будто впервые обжигались: есть, было у нас, среди нас такое чудо, как Владимир Высоцкий.
После поминок на “Таганке” я шел пешком по Москве. И из многих окон слышался его голос. Всю ночь звучало:
Мы успели: в гости к Богу не бывает опозданий,
Так что ж там ангелы поют такими злыми голосами?!
Или это колокольчик весь зашёлся от рыданий,
Или я кричу коням, чтоб не несли так быстро сани?!
Все фотографии с прощания и похорон Владимира Высоцкого: https://vk.com/album-2618_95611508
Спасибо, что прочитали. Если вам понравилась статья, познакомьтесь с другими материалами канала: Каталог статей "Стихии Высоцкого" . Лайки, подписка и комментарии тоже лишними не будут. Дзен требует активности подписчиков. C'est la vie.