Сборник стихов Шарля Бодлера «Цветы зла» уже спустя десятилетия стал для думающего читателя не просто одним из первых образцов символистской лирики, но и во многом эталоном философской поэзии. Как бледнеют на его фоне стихотворные поделки многих русских символистов вроде Бальмонта или Брюсова! Метафорическая концентрированность, жуткие образы физического и нравственного разложения, кажущееся упоение грехом и злом, при внимательном рассмотрении обнаруживает свои христианские координаты. Уже вступление к «Цветам зла» дает понять, что для Бодлера традиционное понимание нравственности – не пустой звук, но выстраданное стремление рассказать о человеке всю правду.
Несмотря на бесспорное стремление к эпатажу буржуазной публики (особенно, конечно, в прославленном стихотворении «Падаль» и запрещенных цензурой стихах сборника) автор не делает его самоцелью. Им движет желание понять власть греха, в первую очередь блуда, над человеком, как и Дмитрий Карамазов, Бодлер будто вопрошает: «В содоме ли красота?», и отвечает на него утвердительно. Книга Бодлера впервые после Лотреамона и Эдгара По, ее предтеч, выразила декадентское мироощущение во всей его полноте.
Болезнь конца века, враждебность человеку механистической цивилизации и ее скорый крах, утонченный эстетизм и обожествление искусства, богоборческие и имморальные мотивы, упоение образами разложения, уродства и гниения, как физического, так и нравственного, - все, что станет вскорости приметами эпохи декаданса, уже есть в «Цветах зла». Несмотря на навязчивость основных тем, сборник стихов Бодлера весьма целостен в художественном плане, его атмосфера завораживает своей продуманностью.
Впервые в мировой поэзии у Бодлера возникает образ проклятого поэта: конечно, во многом, здесь развивается мотивы романтической лирики с ее интроспективностью, обращенностью на личность поэта, а не на мир, но поэт Бодлера отвергнут не только миром, но и небом (отсюда – богоборческие мотивы и даже стихотворение «Литания сатане», заканчивающееся молитвой падшему духу). Однако, эта отвергнутость парадоксальным образом сближает бодлеровского поэта с Богом: в какую бы позу он не становился, как бы не пытался сблизить свои искания с мятежностью сатаны, он подобно Христу восклицает на пороге смерти «Боже, почему Ты оставил меня?»
Можно сказать, что позиция лирического героя здесь двояка: он благословляет и проклинает одновременно, и несмотря на то, что здесь нет гармонических и умиротворяющих мотивов, все здесь – сплошной диссонанс и атональность, упоение красотой греха неотрывно от его осуждения. «Цветы зла» не имморальны, но вписаны в христианскую систему координат. Бодлер осознает порок как порок, у него не смешаны понятия, и им движет не желание его возвеличить, но понять в всей его диалектике и привлекательности для человека. Что бы не говорили о зле записные моралисты, оно способно очаровывать, оно аттрактивно. Выяснить, что именно в нем привлекает, как это связано с экзистенциальной мятежностью злых духов, почему тот, кто купается во зле, рано или поздно дойдет до литаний сатане – понять все это и остаться чистеньким моралистом невозможно (ведь даже Достоевского упрекали в эстетизации зла).
«Цветы зла» остаются не только образцом технически изощренной лирики и пролегоменами к эпохе декаданса, которую они впервые выразили во всей ее художественной полноте, но и рискованным, заслуживающим уважения стремлением поэта исследовать тайники человеческой души во всей их неприглядности и девиантности. Концептуально же «Цветы зла» диалектичны и весьма непрозрачны, это своего рода благословляющее богоборчество, такие сложные отношения с Творцом, которые не предполагают атеизма (ведь сколько в сборнике, наряду с мятежными, стихов, прославляющих Бога!), скорее – непонимание Его замысла о человеке. Бодлер создал настолько сложный коктейль из благословлений и проклятий, что попытаться разобраться в нем можно, лишь самому обратившись к этой неординарной книге.