Хотите читать с начала? Вам сюда
К двадцати семи годам она казалась себе старухой. Не по физическому ощущению, а по количеству раз, когда она заглядывала смерти в лицо. Жизнь приучила ее быть готовой ко всему, причем ежесекундно.
В детстве отчим мог ударить в любой момент всем, что подвернется под руку. И если заставал врасплох, то без удержу хохотал несколько минут. Вначале Томка научилась уклоняться от его ударов, потом, годы спустя – давать сдачу.
То серое утро, когда он неслышно подкрался к ее постели, она запомнила на всю жизнь. Матери не было дома, она работала по графику. Они катались по полу, отчим – похотливо постанывая, Тома – по-звериному рыча, вонзая пальцы в его мясистые щеки. Потом, когда пришла с работы мама, отчим что-то невнятно буркнул ей по поводу многочисленных сса-дин на лице, а тогда, пытаясь сорвать с падчерицы трусики, он чуть не за-душил ее своими своими восемью пудами.
Тогда, в неполных тринадцать, она впервые узнала, что если мужику изо всех сил заехать коленом в пах, он на какое-то время выбывает из игры. Коленко, спасшее ее в то утро, потом болело очень долго.
Вообще, раны – ерунда, мелочь. Особенно, если их не видит против-ник. Ей вскоре понравилось измываться над собой. Без еды два дня – по-жалуйста. Босиком по снегу – никаких проблем. Искупаться в проруби – нет ничего проще. Перепрыгнуть через рельсы перед самым локомотивом – вот она, острота, ради которой стоит коптить небо!
Правда, все это продолжалось недолго. Истинной страстью отроковицы Тамары стали яды. Насильник-отчим преподавал токсикологию на во-енной кафедре мединститута. Несмотря на его протесты, она умудрялась присутствовать на лабораторных опытах с использованием боевых отрав-ляющих веществ (БОВ). Особенно ей запомнился опыт с ипритом – силь-нейшим ядом кожно-нарывного действия.
В стеклянную капсулу помещалась кошка, в глаз которой специаль-ным шпателем отчим «мазал» иприт. То, что происходило с бедным жи-вотным в последующие минуты, до сих пор стоит у Тамары перед глазами: кошка подыхала в сильных судорогах, исходя пеной, ее глаза вылезали из орбит.
Девочка загорелась желанием повторить эксперимент в домашних условиях. О том, чтобы достать иприт, не могло быть и речи. Карбофос, сулема, уксусная эссенция не шли с ним ни в какое сравнение.
Правда, Тамаре один раз удалось вынести из школьной лаборатории колбу, на которой было написано «Серная кислота», но когда она попыта-лась облить ей кошку, оказалось, что это обыкновенная вода.
Позже, будучи студенткой мединститута, она в общаге зашла к подруге Женьке выпить чаю и застала ее за изготовлением веревочной петли. При виде рыдающей подруги Тамара испытала отнюдь не страх, не потря-сение. Ее руки зачесались от возможности отомстить, совершить насилие, оттого, что будущая жертва еще не знает, что обречена.
Подругу изнасиловал один из доцентов кафедры микробиологии – предмета, по которому у девушки было много долгов. После совершения надругательства прямо на лабораторном столе, в зачетку ревущей студент-ки был поставлен зачет.
- Я не хочу жить! – повторяла сквозь слезы Женька, катаясь по крова-ти. – Я все равно… что-нибудь с собой сделаю!…
- Почему с собой? – спокойно спросила тогда Тамара, не проронив ни слезинки. – Давай с ним! Сделаем такое, что он до конца жизни будет нам обязан.
- Но как? – спросила заинтригованная подруга. – Нас после этого из института попрут!
- Не попрут, - Тамара решительно встала с кровати. – Это я тебе обещаю! Еще отличницей станешь. До скольки он на кафедре сегодня? Успеть бы только подготовиться.
Увидев молодого доцента, открывшего перед ней дверь кафедры, она подумала про себя: «Ну, не идиот ли! Да с такой внешностью бабы сами юбки задирать должны… Извращенец!»
Вслух же она робко произнесла, опустив глаза:
- Извините, Леонид Федорович, я кое-что не поняла на вашей вчераш-ней лекции… Вы не могли бы… - тут она выдержала паузу и выдала с придыханием: - объяснить подробней.
Мгновенно заблестевший взгляд доцента скользнул по ее новым, надетым специально по случаю «аудиенции», колготкам.
- Что именно вы не поняли?
Уточнил он, пропуская ее внутрь и закрывая дверь на замок. Затем подошел к девушке вплотную, так близко, что она различила волосок, торчавший из его греческого носа.
- И зачем вы носите такую огромную сумку? – удивился он.
- Видите ли, у нас через час физкультура, а я далеко живу, не успею съездить переодеться, поэтому все свое ношу с собой… Не знаю, только, где переодеться… - и опять опущенные глаза, подрагивающие веки.
- Здесь!… Прямо на кафедре и… переоденешься! – чуть не закричал доцент, почесав у себя в паху.
- Договорились, - кивнула Тамара, незаметно достав из кармана бал-лончик с нервно-паралитическим газом.
Очнулся доцент сидящим в кресле и не сразу «врубился», что с ним произошло. Руки-ноги его словно одеревенели, свободно он мог двигать лишь головой. Запястья были плотно прикручены скотчем к подлокотни-кам, щиколотки – к ножкам кресла. Само кресло будто приросло к полу, от которого он, как ни старался, не мог его оторвать. Перед ним на столе ле-жал лист бумаги, микрофончик, провод от которого тянулся к кассетному магнитофону.
Но самое непонятное было то, что он ощущал странный дискомфорт в заднем проходе, словно ему поставили клизму, а в туалет отпустить за-были.
Студентка, еще недавно скромно опускавшая глазки долу, сейчас сто-яла напротив с видеокамерой и, не мигая, смотрела на него. От ее кротости не осталось и следа.
- Очнулся, рыбнадзор? К съемке готов?
- Ты, мандавошка, что себе позволяешь?! – задергался он, тщетно пытаясь оторвать зад от кресла. - Я тебя сравняю с …
- Значит, добровольно признаваться не будешь? – немного нервно, как ему показалось, перебила она его.
- Ты у меня из вуза вылетишь, как харчок из…
- Посмотрим, кто куда вылетит, - вновь перебила она его. – Сейчас ты, кобелина неподмытый, прочтешь в камеру этот текст, если не хочешь вспоминать меня всю оставшуюся жизнь, как захочешь в одно место! Но, чтобы не быть голословной, я…
- Я тебя уморщу, плесень! – рыкнул доцент, внимательно наблюдая за действиями юной террористки, которая не спеша взяла обыкновенную ро-зетку, вилку и на глазах ни о чем не подозревающей жертвы воткнула одно в другое.
Вены на его шее мгновенно взбухли, словно их накачали воздухом. Только теперь он понял, что в заднице у него стоял обыкновенный кипя-тильник. Зубы скрежетали, волосы шевелились, воздух в легкие не хотел никак поступать. Мочевой пузырь бедняги тут же опорожнился прямо в брюки.
Выдернув вилку из розетки и крутя ею перед носом хрипевшего в су-дорогах доцента, Тамара спросила:
- Ну, так как: будем публично сознаваться в содеянном или продолжим сеанс ректальной; термотерапии?
- Я… ухху… пех… хумт… - выдавали его непослушные губы, в груди вовсю рокотало, изо рта шла пена, а по лицу градинами катился пот.
Тамара налила из графина воды, собственноручно напоила доцента и повторила свой вопрос, на что преподаватель тотчас кивнул. Когда же он пробежал глазами лежавший перед ним листок, то закрыл глаза и заплакал.
Минут через десять в лаборантской прозвучало:
- Я, Халевин Леонид Федорович, пятьдесят девятого года рождения, доцент кафедры… проживающий по адресу… пригласил студентку перво-го курса педиатрического факультета Рогожкину Евгению для сдачи за-долженности по микробиологии…
Когда Тамара проиграла запись подруге, у той чуть глаза не вылезли из орбит:
- Ой, Томка! Как тебе это удалось?
- Это неважно, - загадочно улыбнулась Тамара. – Главное, что он те-перь у нас вот где, - и девушка сжала свой кулак перед носом подруги. – Впрочем, как и все мужики.