Резко наступившую тишину нарушил испуганный писк. Старушка Лидия Андреевна странно обмякла в кресле, но никто не кинулся на помощь. Общее онемение было вызвано попыткой понять, реально ли всё происходящее.
Борис Игнатьевич сам подошёл к пожилой женщине, легко поднял её двумя руками и встряхнул. Старушка открыла глаза и, встретившись взглядом с мужчиной, снова пискнула.
- Тише, не стоит бояться, – сказал холодным и спокойным голосом Борис Игнатьевич. – Теперь уже поздно. И умирать не надо. Пока ещё рано.
Лидия Андреевна с ужасом смотрела на проводника, но в обморок больше не падала. Казалось, что она ещё сильнее поседела, хотя её голова и без того была серебристого оттенка.
- Кто вы? – словно через силу спросил Семён. – Что вам от нас нужно?
- Пока я хочу, чтобы вы все сели. И желательно поближе ко мне. А вот бежать бесполезно. Вокруг ничего нет.
Последняя фраза относилась к Владимиру, который неспешно передвигался в сторону выхода. Услышав её, мужчина словно споткнулся и замер. Затем вернулся и сел на ближайшее к Борису Игнатьевичу кресло. Вслед за ним пересели и другие.
- Вот и прекрасно! – довольно воскликнул он. – И так замечательно, Марго, что вы всех друг с другом познакомили! У меня прекрасное настроение, а у вас?
Все молчали.
- Ну что же, дорогие мои, молчите? – спросил Борис Игнатьевич. – Как же у нас получится конструктивный диалог, если вы будете молчать?
- А что может измениться, если мы заговорим? – спросил Саша. – Мы все выберемся отсюда? Ты…
- Я попрошу обращаться ко мне на «вы».
- ТЫ! – Саша от злости даже вскочил с места и ткнул в сторону проводника пальцем.
Борис Игнатьевич печально покачал головой, подошёл к молодому человеку и с улыбкой схватил за указательный палец, которым тот в него указывал. Раздался хруст. Саша закричал от боли и упал.
К нему кинулась Маргарита, но как помочь парню она не знала, поэтому воскликнула:
- Помогите же ему, кто-нибудь!
Но все молча наблюдали, как парень кричит, а девушка беспорядочно суетится рядом.
- Присядьте, – приказал Борис Игнатьевич. – Вы ничем ему не поможете. Подумаешь палец… А вот если кто-то из вас ещё раз посмеет нарушить субординацию…
Он не счёл нужным договорить фразу до конца. Проводник оглядел своих бледных пассажиров и выдержал театральную паузу. А потом спокойным и даже добродушным голосом продолжил так, словно ничего не случилось:
- Сегодня здесь и сейчас собрались семь человек. Себя не считаю, потому что, видите ли, я не совсем человек. Точнее, совсем не человек. Мой внешний облик, как вы уже могли догадаться, всего лишь одежда. Материальное воплощение.
Он всех оглядел, снова выдержал паузу, а потом протянул:
- Ну что же вы молчите? Вчера я был в 1973 году, так там люди охотнее шли на диалог. Не все, конечно, но те, кто не говорил, выражал свои чувства междометьями. А у вас тишина. Маргарита, может, вы что-нибудь скажете?
Девушка не ожидала такого прямого обращения. Она заёрзала на месте, а потом решилась и спросила:
- Почему мы?
- Очень хороший вопрос! На него нам ответит… Виктория!
Толстуха содрогнулась всем телом.
- Скажите, Вика, – продолжил Борис Игнатьевич, – цифра семь вас ни на какие мысли не наводит? Не стесняйтесь, предполагайте что угодно.
Женщина покраснела, отчего стала выглядеть ещё хуже. Она из себя выдавила:
- Семь смертных грехов…
- Бинго! – радостно воскликнул Борис Игнатьевич. – Милочка, вы не так тупы, как выглядите. И у нас уже получается диалог. Оказывается, и в вашем времени можно с людьми поговорить. Я, знаете ли, люблю работать с говорящими больше, чем с молчащими.
Регина расхохоталась. Она смеялась долго. У неё был красивый голос и смех был даже приятным. И картинка получилась весьма красивая: симпатичная и сексуальная девушка, сидя в изящной позе, смеётся.
Борис Игнатьевич подошёл к девушке и слегка шлёпнул по губам. Та ойкнула и уставилась на мужчину. Судя по всему, удар оказался в несколько раз сильнее, чем выглядел.
- Обойдёмся без женских истерик, – холодно заметил проводник. – У вас дорогуша, есть вопросы?
Регина хотела что-то сказать, но вместо этого начала как рыба открывать и закрывать рот. Потом схватилась за горло и с ужасом уставилась на Бориса Игнатьевича.
- Не люблю, когда смеются с таким надрывом, – заметил он, – Девушка должна уметь молчать и сдерживаться в приличном обществе. Ах, извините. Забыл, что общество приличное только с виду.
Он замолчал, словно о чём-то задумался и начал ходить взад-вперёд по вагону. Никто не смел сказать и слова, а Регина покраснела от натуги, словно пыталась вопреки словам Бориса Игнатьевича заговорить.
- Какие стали делать вагоны! – пробормотал проводник. – Красота! И удобно, хотя проход между креслами можно было бы сделать шире.
Семён многозначительно покашлял, привлекая внимания мужчины. Тот остановился и посмотрел в его сторону. Подняв бровь, Борис Игнатьевич спросил:
- Да-да?
- Вы до сих пор не сказали нам кто вы, – тщательно подбирая слова, начал Семён. – Какие-то смертные грехи… Вам не кажется это пережитком прошлого? И даже если вы собрали нас именно за какие-то проступки, то кто, простите, дал вам право нас судить?
Борис Игнатьевич улыбнулся и пошёл в сторону говорившего. Семён слегка сдвинулся к окну, но проводник остановился в паре шагов и ответил:
- Хороший вопрос. Кто дал мне это право? Никто не хочет построить версии, подискутировать… Например, вы, Регина?
Та посмотрела на мужчину со злостью и опять покраснела от внутренней натуги, но ничего сказать так и не смогла.
Мужчина засмеялся и огляделся. К нему никто не присоединился.
- Неужели вас не забавляет то, как она пыжится? Это же так смешно!
Но и сейчас никто его не поддержал.
- Ох, и скучные вы люди, – выдохнул проводник. – Итак, вернёмся к вопросу. Судить вас буду не я, а ваши поступки. Мне-то хотелось провести наше путешествие в форме диалога. Но раз уж вы заговорили о суде, то, пожалуй, начнём заседание. Всем встать, суд идёт!
И он снова негромко рассмеялся, когда все семь человек, встали и уставились на него глазами, полными страха, ненависти и отчаяния.
Не забывайте ставить лайк, если рассказ вам понравился!